Рано утром на планерке ее гневно отчитал Разинков, он всячески подчеркивал, что отныне у них с главным разливщиком только чисто деловые отношения. Заплаканная пришла в цех, вдохнула знакомый запах окалинки, осмотрелась по сторонам – все было родным, успокаивающим. И вдруг… По тревожному звону колокола на верхнем посту управления непрерывной разливкой она поняла: авария.
Через пять минут Галина Ивановна уже лично руководила ликвидацией тяжелой аварии. Неожиданно вышел из строя немецкий кристаллизатор машины непрерывного литья заготовок, в железный пол ударила обжигающая смертельно опасная струя раскаленного металла. Разливщики и операторы, а это в основном были женщины, заметались в панике по цеху, мужчины, сбежавшиеся со всех пультов, обжигая лица и руки, пытались сбить струю металла в сторону, к разливочным запасным канавам. И в этот самый момент Галину Ивановну срочно пригласили к телефону. Она отмахнулась: мол, скажите, что ей некогда, авария на разливке. Однако не прошло и десяти минут, как смущенная табельщица Аня вновь дернула главную разливщицу за рукав куртки.
– Какого рожна тебе нужно? – огрызнулась Галина. – Разве не видишь, что тут творится?
– Понимаю, но… – табельщица кивнула в сторону конторы цеха, – срочно зовут. Ругаются, почему, мол, не желаешь подойти к телефону.
– Кто там? – она едва сдержалась, чтобы не сорваться на крик.
– Из управления.
– Ну и что? – Галина Ивановна увидела боковым зрением, как начал уменьшаться на глазах боковой ствол кристаллизатора, и… вдруг в новом месте лопнула обшивка, дав дорогу кипящему металлу. Если бы Галина не подумала, что ее может вызывать директор комбината Разинков, она вообще не стала бы разговаривать на эту тему.
– Очень, говорят, важно, – табельщица продолжала настаивать, косясь на ручеек металла, который быстро превращался в кипящуюся, дымящуюся реку.
Ругая на чем свет стоит управленцев, Галина сбросила куртку, побежала в конторку табельщицы, схватила трубку, готовая изругать любого, исключая, конечно, директора.
– Слушаю, Галина Русич!
– Привет, товарищ главный разливщик! – услышала она в трубке бас начальника управления кадров комбината.
– Здравствуйте! Что там у тебя, пожар? Картотека бумажная вспыхнула?
– Не юродствуй, Галина.
– Пожалуйста, быстрей говори. – Она мгновенно представила знакомого кареглазого, самовлюбленного толстяка, давнего приятеля Разинкова, который давным-давно буквально тащил «за уши» этого любимца пофилософствовать. Вместе они частенько бывали в компаниях, в городе, на даче.
– Галина, ты мне срочно нужна в управлении! Срочно! – тон Сырцова был на сей раз настойчив и незнаком Галине Ивановне.
– Сегодня никак не смогу навестить тебя, дорогой друг! – язвительно заметила Галина Ивановна. – Наверное, слышал, третий кристаллизатор прорвало. Немецкий, на который мы столько надежд возлагали.
– Галина, послушай меня внимательно, не суетись. Аварии у нас – дело привычное. А ты… о своей судьбе подумай. Оставь на месте ЧП зама по разливке, мастера, бригадира, наконец, а сама… бегом в управление. Не-мед-ленно. Одна нога там, другая здесь.
– Не смогу! – Галина швырнула трубку. После смерти непутевого сына, после потери их названной матери, казалось, ее уже ничто не сможет ни напугать, ни унизить. И этот звонок…
Отойдя метров десять от табельной, она остановилась, пораженная странным предчувствием новой беды, которая, как давно замечено, не ходит одна. Не иначе как сам генеральный директор Разинков хочет, чтобы она явилась в управление, он и использовал для вызова начальника управления кадров. Сам Сырцов вряд ли осмелился бы столь бесцеремонно с ней разговаривать. По всему выходило, что надобно было оставить цех, куда уже примчались главный инженер комбината, газоспасатели, конвертерщики.
Начальник управления кадров Сырцов встретил ее у порога. Видимо, он углядел ее автомашину в окно, иначе ей трудно пришлось бы пробираться вне очереди к всесильному начальнику управления. Протянув навстречу Галине Ивановне руки, попытался поймать ее ладони, однако она, все еще не в силах скрыть досаду, незаметным движением отвернула плечо, и руки-коротышки Сырцова повисли в воздухе.
– Однако быстро примчалась, – холодно проговорил всегда приветливый и улыбчивый Сырцов, – чутье у тебя, Галина Ивановна, как у хорошей волчицы.
– Ну и шутки у тебя, Сырец! – устало бросила женщина. – Юмор висельника. А у меня металл горит! – не спрашивая разрешения, Галина Ивановна опустилась в кресло, вытянула усталые ноги в разношенных рабочих сапогах – забыла переобуться в спешке, вскинула голову, ожидая, чем же вызван столь строгий вызов в управление.
– Н-да, фанатик ты у нас, фанатик! – Сырцов с трудом втиснул тело в узкий проход между столом и креслом. – Металл, видишь ли, у нее горит. Лучше о себе бы подумала. Неужто не понимаешь, что сама тоже погорела?
– Ну, хватит загадок, намеков, выкладывай, в чем это я погорела? – Галина Ивановна сегодня решительно не узнавала Сырцова: осмелел до неузнаваемости. Неужели сняли с работы Разинкова? Начало разговора было необычным и ничего хорошего не предвещало. – Ну, режь правду-матку, авось мы с тобой не первый день знакомы. Что стряслось?
– Давай уговоримся соблюдать субординацию. Мы с тобой не на даче, не за бутылкой. Это раз! И во-вторых, – Сырцов начал нервно постукивать карандашом по зеркальной поверхности стола, – помнишь законы диалектики: все течет, все меняется.
– Ты хочешь сказать, что в моей жизни наступила черная полоса? – Галина встала рывком.
– Если не скажешь прямо, зачем вызвал, то я немедленно уйду. Ну, выкладывай!
– Сбавь обороты! – повысил голос Сырцов.
– А насчет черной полосы суди сама. Получен приказ министерства освободить тебя, Галина Ивановна Русич, от занимаемой должности! – Сырцов не сумел скрыть легких торжествующих ноток, словно мстил женщине за самостоятельность, за то, что приходилось перед ней унижаться, заслуживая похвалу ее высокого любовника и покровителя.
– Освободить от должности? Меня? – Чего-чего, а этого Галина никак не ждала. Даже в самом дурном сне не могла увидеть такое: отдала непрерывной разливке семнадцать лет жизни, сделала сто восемнадцать открытий, имя ее знает весь металлургический мир, объездила десятки стран. Проще говоря, огненное дело для нее дороже всего на свете. Можно сказать, ради него пожертвовала семьей, мужем, наконец, сыном. И вдруг… освободить. – За что? За какие грехи? Прошу объяснить толком, – едва сдерживая рвущийся изнутри крик, спросила Сырцова.
– Приказ по министерству! Вот, прочти! – кадровик придвинул ей плотный лист бумаги. Однако она даже не взглянула на распоряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Через пять минут Галина Ивановна уже лично руководила ликвидацией тяжелой аварии. Неожиданно вышел из строя немецкий кристаллизатор машины непрерывного литья заготовок, в железный пол ударила обжигающая смертельно опасная струя раскаленного металла. Разливщики и операторы, а это в основном были женщины, заметались в панике по цеху, мужчины, сбежавшиеся со всех пультов, обжигая лица и руки, пытались сбить струю металла в сторону, к разливочным запасным канавам. И в этот самый момент Галину Ивановну срочно пригласили к телефону. Она отмахнулась: мол, скажите, что ей некогда, авария на разливке. Однако не прошло и десяти минут, как смущенная табельщица Аня вновь дернула главную разливщицу за рукав куртки.
– Какого рожна тебе нужно? – огрызнулась Галина. – Разве не видишь, что тут творится?
– Понимаю, но… – табельщица кивнула в сторону конторы цеха, – срочно зовут. Ругаются, почему, мол, не желаешь подойти к телефону.
– Кто там? – она едва сдержалась, чтобы не сорваться на крик.
– Из управления.
– Ну и что? – Галина Ивановна увидела боковым зрением, как начал уменьшаться на глазах боковой ствол кристаллизатора, и… вдруг в новом месте лопнула обшивка, дав дорогу кипящему металлу. Если бы Галина не подумала, что ее может вызывать директор комбината Разинков, она вообще не стала бы разговаривать на эту тему.
– Очень, говорят, важно, – табельщица продолжала настаивать, косясь на ручеек металла, который быстро превращался в кипящуюся, дымящуюся реку.
Ругая на чем свет стоит управленцев, Галина сбросила куртку, побежала в конторку табельщицы, схватила трубку, готовая изругать любого, исключая, конечно, директора.
– Слушаю, Галина Русич!
– Привет, товарищ главный разливщик! – услышала она в трубке бас начальника управления кадров комбината.
– Здравствуйте! Что там у тебя, пожар? Картотека бумажная вспыхнула?
– Не юродствуй, Галина.
– Пожалуйста, быстрей говори. – Она мгновенно представила знакомого кареглазого, самовлюбленного толстяка, давнего приятеля Разинкова, который давным-давно буквально тащил «за уши» этого любимца пофилософствовать. Вместе они частенько бывали в компаниях, в городе, на даче.
– Галина, ты мне срочно нужна в управлении! Срочно! – тон Сырцова был на сей раз настойчив и незнаком Галине Ивановне.
– Сегодня никак не смогу навестить тебя, дорогой друг! – язвительно заметила Галина Ивановна. – Наверное, слышал, третий кристаллизатор прорвало. Немецкий, на который мы столько надежд возлагали.
– Галина, послушай меня внимательно, не суетись. Аварии у нас – дело привычное. А ты… о своей судьбе подумай. Оставь на месте ЧП зама по разливке, мастера, бригадира, наконец, а сама… бегом в управление. Не-мед-ленно. Одна нога там, другая здесь.
– Не смогу! – Галина швырнула трубку. После смерти непутевого сына, после потери их названной матери, казалось, ее уже ничто не сможет ни напугать, ни унизить. И этот звонок…
Отойдя метров десять от табельной, она остановилась, пораженная странным предчувствием новой беды, которая, как давно замечено, не ходит одна. Не иначе как сам генеральный директор Разинков хочет, чтобы она явилась в управление, он и использовал для вызова начальника управления кадров. Сам Сырцов вряд ли осмелился бы столь бесцеремонно с ней разговаривать. По всему выходило, что надобно было оставить цех, куда уже примчались главный инженер комбината, газоспасатели, конвертерщики.
Начальник управления кадров Сырцов встретил ее у порога. Видимо, он углядел ее автомашину в окно, иначе ей трудно пришлось бы пробираться вне очереди к всесильному начальнику управления. Протянув навстречу Галине Ивановне руки, попытался поймать ее ладони, однако она, все еще не в силах скрыть досаду, незаметным движением отвернула плечо, и руки-коротышки Сырцова повисли в воздухе.
– Однако быстро примчалась, – холодно проговорил всегда приветливый и улыбчивый Сырцов, – чутье у тебя, Галина Ивановна, как у хорошей волчицы.
– Ну и шутки у тебя, Сырец! – устало бросила женщина. – Юмор висельника. А у меня металл горит! – не спрашивая разрешения, Галина Ивановна опустилась в кресло, вытянула усталые ноги в разношенных рабочих сапогах – забыла переобуться в спешке, вскинула голову, ожидая, чем же вызван столь строгий вызов в управление.
– Н-да, фанатик ты у нас, фанатик! – Сырцов с трудом втиснул тело в узкий проход между столом и креслом. – Металл, видишь ли, у нее горит. Лучше о себе бы подумала. Неужто не понимаешь, что сама тоже погорела?
– Ну, хватит загадок, намеков, выкладывай, в чем это я погорела? – Галина Ивановна сегодня решительно не узнавала Сырцова: осмелел до неузнаваемости. Неужели сняли с работы Разинкова? Начало разговора было необычным и ничего хорошего не предвещало. – Ну, режь правду-матку, авось мы с тобой не первый день знакомы. Что стряслось?
– Давай уговоримся соблюдать субординацию. Мы с тобой не на даче, не за бутылкой. Это раз! И во-вторых, – Сырцов начал нервно постукивать карандашом по зеркальной поверхности стола, – помнишь законы диалектики: все течет, все меняется.
– Ты хочешь сказать, что в моей жизни наступила черная полоса? – Галина встала рывком.
– Если не скажешь прямо, зачем вызвал, то я немедленно уйду. Ну, выкладывай!
– Сбавь обороты! – повысил голос Сырцов.
– А насчет черной полосы суди сама. Получен приказ министерства освободить тебя, Галина Ивановна Русич, от занимаемой должности! – Сырцов не сумел скрыть легких торжествующих ноток, словно мстил женщине за самостоятельность, за то, что приходилось перед ней унижаться, заслуживая похвалу ее высокого любовника и покровителя.
– Освободить от должности? Меня? – Чего-чего, а этого Галина никак не ждала. Даже в самом дурном сне не могла увидеть такое: отдала непрерывной разливке семнадцать лет жизни, сделала сто восемнадцать открытий, имя ее знает весь металлургический мир, объездила десятки стран. Проще говоря, огненное дело для нее дороже всего на свете. Можно сказать, ради него пожертвовала семьей, мужем, наконец, сыном. И вдруг… освободить. – За что? За какие грехи? Прошу объяснить толком, – едва сдерживая рвущийся изнутри крик, спросила Сырцова.
– Приказ по министерству! Вот, прочти! – кадровик придвинул ей плотный лист бумаги. Однако она даже не взглянула на распоряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130