Когда он скидывал нательное белье, сокамерники только удивленно покачивали головами: «Сильно „прошили“ тебя, Афганец».
Кличка Афганец давно уже заменила Игорю не только прежние кликухи, но и собственную фамилию, на которую он уже не отзывался. Словом, путь ему был определен безошибочный: из лагеря в лагерь, с пересылки на пересылку, из карцера в карцер. И вдруг…
Все началось с неожиданности. Жара в Чечне, где он отбывал наказание, стояла невыносимая. Лагерь их был в тридцати километрах от Грозного, в полупустынной местности. Казалось, живут они на раскаленной сковородке. На воздух выкарабкаешься – задыхаешься, в камерах, где вместо двадцати двух «гавриков» высиживало сорок, вообще душегубка. Давно уже никто из зеков не носил ни маек, ни нижних рубах, сидели в трусах, в основном на полу камеры, тесно сбившись в кучки, «по сословиям». В тот счастливый августовский день раздатчик из каптерки, земляк Игоря, успел шепнуть ему: «В Москве заваруха. Какая-то хунта, говорят, берет верх. В городе паника. Не до нас нынче. Можно смыться, тумкайте быстрей. Не до нас властям».
Игорь тут же собрал «толковище», куда были допущены лишь самые главные «авторитеты», «воры в законе». Договорились быстро. Лучше получить «маслину» на свободе, чем тянуть бесконечный срок в аду. План придумали сатанинский. На следующий день, как обычно, потребовали прогулки. Опыт захвата заложников у Игоря был. И по его предложению они неожиданно напали на трех молодых узбеков-конвоиров, закрылись в коридоре, отперев предварительно все камеры. Приготовили ультиматум. Но… их никто и не думал атаковать. Позже выяснилось, что почти вся охранная команда, давно насолившая местным зекам, самовольно разбежалась по домам, захватив казенное оружие для самообороны. Переходные коридоры, «карантины», «лабиринты» с железными переборками остались незапертыми. Лишь начальник колонии, коего все зеки уважали, не сбежал. Наоборот, он попросил главного «авторитета» Мишу Питерского, отъявленного уголовника, бандита и грабителя, выстроить весь личный состав лагеря для поверки. Сей приказ был исполнен весело и без проволочек. Где еще такое увидишь: вселагерное построение и без конвоя, без овчарок; даже вышки пустовали.
Объяснив ситуацию, начальник лагеря предложил заманчивый вариант освобождения: все, кто добровольно пожелает встать на защиту законной Конституции, получат документ и в бегах числиться не будут. Это было встречено громовым хохотом. Тут же, на плацу, черным по белому записали: «Мы, четыреста одиннадцать уголовных преступников, отбывающих сроки в исправительно-трудовой колонии строгого режима № 2473, считаем, что должны выступить с оружием в руках против заговорщицкой хунты. Заверяем власти Чечено-Ингушетии, что после подавления путча „честные воры“ возвратятся к месту отбытия наказания».
Почти двое суток «патрулировали» они улицы, обыскивали «подозрительных», весело отбирали у них «излишки» денег и золотишко.
Для «понта» побывали и в управлении внутренних дел: мол, смотрите, как мы несем за вас службу, но тамошнее начальство отмахнулось от них как черт от ладана.
– Эхма, вот и наступил настоящий коммунизм, не жизнь, а малина! – напарник и подельщик Игоря, бандит по кличке Шуля, бросил в рот виноградину. – Тепло, светло, и мухи не кусают. И срок идет.
Они сидели на перевернутых ящиках из-под макарон, в тенечке центрального базара, с видом блюстителей порядка оглядывали «хозяйство», с удовольствием исполняли обязанности сбежавших милиционеров. Даже самим не верилось, что такое может случиться: ели от пуза виноград, помидоры, сливы, пили вино, ощупывали карманы, набитые деньгами. Оказывается, правду твердили замполиты: при коммунизме всем будет превосходно: хочешь – работай, хочешь – в чайхане сиди. А им, стражам порядка, вообще лафа: подходишь к любому торговцу, ничего не говоря, берешь с рядов все что попадет на глаза. Денег ни с кого не требовали, боялись, что «пришьют» себе новые статьи. Карабины в руках, бритые головы, бледные лица, лагерная роба, особая манера говорить и даже двигаться действовали на продавцов и покупателей лучше любых документов и милицейской формы.
Радио в городе не работало, газеты не выходили, никто из «осчастливленных» зеков долго не знал, что происходит в далекой Москве.
– Во, дожили, – продолжал философствовать Шуля, – никому мы нынче не потребны, может, разбежимся по хатам, а? «Пушки» сдадим в милицию, расписки возьмем.
– А они тебя там за шкирку и в кутузку. Без оружия мы пустышки. – Игорь тоже вынашивал идею о побеге, о громких делах; теплилась мыслишка добраться до родного дома, хоть одним глазком взглянуть на маму Зину, на родичей. Но… приезжать нужно всегда королем, с большим кушем, а не так, нищим…
В Грозном было совсем не грозно. Пыльно, пустынно. Люди затаились в ожидании каких-то более страшных событий. Поговаривали, будто нападут на Чечню все народы Кавказа. Магазины закрывались к полудню, после двух часов на улицах можно было встретить только военных да милиционеров. Ночью некие злоумышленники взорвали памятник Шамилю. По слухам, это были русские. И на следующий день начались перестрелки между чеченцами, ингушами и военными. Понять, кто прав, кто виноват, было невозможно.
Игорь и Шуля мгновенно оценили обстановку и дружно решили «мотать удочки». Правда, никак не могли сговориться, куда навострить лыжи.
– Салам алейкум! – неожиданно сказал кто-то над их головами. Шуля сразу же схватился за карабин. Игорь снизу вверх глянул на незнакомца. Перед ним стоял почтенный аксакал с реденькой седой бороденкой, в бешмете и папахе. Игорь медленно поднялся, прикидывая, зачем они понадобились старцу. На всякий случай сказал:
– Привет, дедуля! Что скажешь?
– Моя хочет твоей деньги давать, много деньги.
– Понятно! – Игорь попристальней вгляделся в аксакала и понял нечто большее, ибо во время войны в Афганистане приспособился к местным жителям, когда они говорят одно, а думают другое. И тут его осенило. Он сказал аксакалу по-афгански, не надеясь, что старик его поймет. Однако старик буквально остолбенел, заслышав знакомую речь. Видимо, чеченцы и афганцы имели в языке много общего. Аксакал тут же пригласил друзей к себе в «саклю», которая оказалась настоящим дворцом, с садом, с арыком. Вечером Шуля и Игорь уже вовсю пировали в кругу новых знакомых, которые относились к ним с большим уважением. Вскоре Шуля и Игорь убедились в том, что гостеприимные хозяева вполне осознают, с кем имеют дело, ибо в городе уже разнесся слух, что заключенные окрестного лагеря вышли за ограду с позволения властей, чтобы сохранить порядок. Это было смешно и наивно, но горожане поверили в это, видя полное бездействие милиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Кличка Афганец давно уже заменила Игорю не только прежние кликухи, но и собственную фамилию, на которую он уже не отзывался. Словом, путь ему был определен безошибочный: из лагеря в лагерь, с пересылки на пересылку, из карцера в карцер. И вдруг…
Все началось с неожиданности. Жара в Чечне, где он отбывал наказание, стояла невыносимая. Лагерь их был в тридцати километрах от Грозного, в полупустынной местности. Казалось, живут они на раскаленной сковородке. На воздух выкарабкаешься – задыхаешься, в камерах, где вместо двадцати двух «гавриков» высиживало сорок, вообще душегубка. Давно уже никто из зеков не носил ни маек, ни нижних рубах, сидели в трусах, в основном на полу камеры, тесно сбившись в кучки, «по сословиям». В тот счастливый августовский день раздатчик из каптерки, земляк Игоря, успел шепнуть ему: «В Москве заваруха. Какая-то хунта, говорят, берет верх. В городе паника. Не до нас нынче. Можно смыться, тумкайте быстрей. Не до нас властям».
Игорь тут же собрал «толковище», куда были допущены лишь самые главные «авторитеты», «воры в законе». Договорились быстро. Лучше получить «маслину» на свободе, чем тянуть бесконечный срок в аду. План придумали сатанинский. На следующий день, как обычно, потребовали прогулки. Опыт захвата заложников у Игоря был. И по его предложению они неожиданно напали на трех молодых узбеков-конвоиров, закрылись в коридоре, отперев предварительно все камеры. Приготовили ультиматум. Но… их никто и не думал атаковать. Позже выяснилось, что почти вся охранная команда, давно насолившая местным зекам, самовольно разбежалась по домам, захватив казенное оружие для самообороны. Переходные коридоры, «карантины», «лабиринты» с железными переборками остались незапертыми. Лишь начальник колонии, коего все зеки уважали, не сбежал. Наоборот, он попросил главного «авторитета» Мишу Питерского, отъявленного уголовника, бандита и грабителя, выстроить весь личный состав лагеря для поверки. Сей приказ был исполнен весело и без проволочек. Где еще такое увидишь: вселагерное построение и без конвоя, без овчарок; даже вышки пустовали.
Объяснив ситуацию, начальник лагеря предложил заманчивый вариант освобождения: все, кто добровольно пожелает встать на защиту законной Конституции, получат документ и в бегах числиться не будут. Это было встречено громовым хохотом. Тут же, на плацу, черным по белому записали: «Мы, четыреста одиннадцать уголовных преступников, отбывающих сроки в исправительно-трудовой колонии строгого режима № 2473, считаем, что должны выступить с оружием в руках против заговорщицкой хунты. Заверяем власти Чечено-Ингушетии, что после подавления путча „честные воры“ возвратятся к месту отбытия наказания».
Почти двое суток «патрулировали» они улицы, обыскивали «подозрительных», весело отбирали у них «излишки» денег и золотишко.
Для «понта» побывали и в управлении внутренних дел: мол, смотрите, как мы несем за вас службу, но тамошнее начальство отмахнулось от них как черт от ладана.
– Эхма, вот и наступил настоящий коммунизм, не жизнь, а малина! – напарник и подельщик Игоря, бандит по кличке Шуля, бросил в рот виноградину. – Тепло, светло, и мухи не кусают. И срок идет.
Они сидели на перевернутых ящиках из-под макарон, в тенечке центрального базара, с видом блюстителей порядка оглядывали «хозяйство», с удовольствием исполняли обязанности сбежавших милиционеров. Даже самим не верилось, что такое может случиться: ели от пуза виноград, помидоры, сливы, пили вино, ощупывали карманы, набитые деньгами. Оказывается, правду твердили замполиты: при коммунизме всем будет превосходно: хочешь – работай, хочешь – в чайхане сиди. А им, стражам порядка, вообще лафа: подходишь к любому торговцу, ничего не говоря, берешь с рядов все что попадет на глаза. Денег ни с кого не требовали, боялись, что «пришьют» себе новые статьи. Карабины в руках, бритые головы, бледные лица, лагерная роба, особая манера говорить и даже двигаться действовали на продавцов и покупателей лучше любых документов и милицейской формы.
Радио в городе не работало, газеты не выходили, никто из «осчастливленных» зеков долго не знал, что происходит в далекой Москве.
– Во, дожили, – продолжал философствовать Шуля, – никому мы нынче не потребны, может, разбежимся по хатам, а? «Пушки» сдадим в милицию, расписки возьмем.
– А они тебя там за шкирку и в кутузку. Без оружия мы пустышки. – Игорь тоже вынашивал идею о побеге, о громких делах; теплилась мыслишка добраться до родного дома, хоть одним глазком взглянуть на маму Зину, на родичей. Но… приезжать нужно всегда королем, с большим кушем, а не так, нищим…
В Грозном было совсем не грозно. Пыльно, пустынно. Люди затаились в ожидании каких-то более страшных событий. Поговаривали, будто нападут на Чечню все народы Кавказа. Магазины закрывались к полудню, после двух часов на улицах можно было встретить только военных да милиционеров. Ночью некие злоумышленники взорвали памятник Шамилю. По слухам, это были русские. И на следующий день начались перестрелки между чеченцами, ингушами и военными. Понять, кто прав, кто виноват, было невозможно.
Игорь и Шуля мгновенно оценили обстановку и дружно решили «мотать удочки». Правда, никак не могли сговориться, куда навострить лыжи.
– Салам алейкум! – неожиданно сказал кто-то над их головами. Шуля сразу же схватился за карабин. Игорь снизу вверх глянул на незнакомца. Перед ним стоял почтенный аксакал с реденькой седой бороденкой, в бешмете и папахе. Игорь медленно поднялся, прикидывая, зачем они понадобились старцу. На всякий случай сказал:
– Привет, дедуля! Что скажешь?
– Моя хочет твоей деньги давать, много деньги.
– Понятно! – Игорь попристальней вгляделся в аксакала и понял нечто большее, ибо во время войны в Афганистане приспособился к местным жителям, когда они говорят одно, а думают другое. И тут его осенило. Он сказал аксакалу по-афгански, не надеясь, что старик его поймет. Однако старик буквально остолбенел, заслышав знакомую речь. Видимо, чеченцы и афганцы имели в языке много общего. Аксакал тут же пригласил друзей к себе в «саклю», которая оказалась настоящим дворцом, с садом, с арыком. Вечером Шуля и Игорь уже вовсю пировали в кругу новых знакомых, которые относились к ним с большим уважением. Вскоре Шуля и Игорь убедились в том, что гостеприимные хозяева вполне осознают, с кем имеют дело, ибо в городе уже разнесся слух, что заключенные окрестного лагеря вышли за ограду с позволения властей, чтобы сохранить порядок. Это было смешно и наивно, но горожане поверили в это, видя полное бездействие милиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130