Бракосочетание Гонзаги с Марией Доротеей назначили на 31 мая 1789 года. Через несколько дней после помолвки в Вила-Рику прибыл новый губернатор виконт де Барбасена, и Томас Антонио Гонзага во время первого официального приема у губернатора пригласил его на свою свадьбу с Марией Доротеей. И хотя до торжественной церемонии оставалось еще довольно много времени, вся Вила-Рика, все высшее общество столицы капитании уже готовились к этому большому событию.
В новой роли официального жениха Гонзага еще больше внимания стал уделять своему туалету и внешности. Обычно, прежде чем идти на улицу, он тратил не менее двух часов на одевание. В зависимости от погоды Гонзага тщательно подбирал камзол, отдавая предпочтение зелено-попугайному и персиковому цветам. Из нагрудного кармана всегда выглядывал кончик вышитого платка, а батистовая рубашка неизменно находилась в идеальном состоянии.
Вот и сейчас, когда мы наблюдаем за Гонзагой, он нетерпеливо посматривает на часы, вздыхает, но никак не может оторваться от большого зеркала, висящего в спальне. То ему кажется, что воротник чуть-чуть измят, то вдруг обнаруживает на белоснежных перчатках какое-то пятнышко. Одним словом, время идет, и, безусловно, друзья Гонзаги опять начнут нервничать или, что еще хуже, посмеиваться и отпускать шуточки в адрес жениха. Наконец, закончив туалет, Гонзага вышел на улицу, закрыл за собой дверь и отправился в дом Клаудио Мануэла да Коста на очередную встречу с друзьями. Гонзага с большими предосторожностями спустился по улице Антонио Диас, каждый раз внимательно выбирая место, прежде чем поставить ногу, стремясь не ступить в лужу, чтобы, упаси боже, не испачкать ботинки или камзол. Как всегда, дорога его шла через мост дос Контос, где он имел обыкновение останавливаться и при свете звезд и луны декламировать сочиненные за день новые стихи. Он и на этот раз не изменил привычке. Однако на мосту его поджидала небольшая неприятность. Какой-то нахал, мчавшийся во всю прыть на лошади, чуть не налетел на замечтавшегося поэта, и капли из разбрызганной копытами лошади лужи все же попали на его одежду. Такое чрезвычайно неприятное происшествие испортило хорошее настроение Гонзаги, и он пришел в дом Клаудио Мануэла да Коста в пресквернейшем состоянии духа.
Обычно во время подобных встреч первым свои стихи начинал читать Гонзага, за ним – Клаудио Мануэл да Коста и последним – Алваренга Пейшото. Если же, кроме трех друзей, в доме находились приглашенные, то им тоже давалось милостивое разрешение показать свое поэтическое искусство и дарование. Однако на этот раз Гонзага не пожелал читать стихов, и разговор зашел о литературе. Клаудио Мануэл да Коста стал рассказывать содержание одной из книг, взятой у недавно возвратившегося в Вила-Рику Алвареса Масиела.
– Подумайте только, – сказал Клаудио Мануэл, – на что у меня богатая библиотека, но и в ней вы не найдете всех тех замечательных вещей, которые удалось провезти молодому человеку из Англии. Безусловно, попадись на глаза португальским таможенникам в порту Рио-де-Жанейро багаж господина Масиела, ему бы несдобровать. К счастью, все обошлось благополучно. Я, правда, не знал и не мог предугадать плохое настроение нашего друга Гонзаги, но хотел вместо чтения стихов преподнести вам сюрприз, пригласив на наш вечер каноника Луиса Виейру да Силва. Вы, вероятно, не имеете ничего против его общества. Он только сегодня завершил интересную работу – закончил перевод американской конституции. Это очень любопытный документ, написанный довольно легким языком и содержащий чрезвычайно либеральные мысли. Мы, вольнодумцы, поймем их и воспримем правильно. Но представьте себе, если это станет известно его превосходительству губернатору виконту де Барбасена, с ним, безусловно, приключится удар, – засмеялся Клаудио Мануэл да Коста. – Однако хотя всем нам безразлично состояние здоровья его превосходительства, все же мы не станем делиться с ним всем сказанным здесь во время наших дружеских бесед и дискуссий.
Не успел Клаудио Мануэл да Коста закончить свой монолог, как в комнату вошел священник Луис Виейра да Силва, держа в руке перевязанный ленточкой свиток.
– Вы знаете, друзья, – произнес священник, снимая накидку и стряхивая с нее дождевые капли, – я не утерпел до утра, хотя мог бы прочитать это произведение на наших обычных встречах за чашкой кофе. Но меня буквально pacпирает желание сегодня же поделиться с вами содержанием этого интересного документа, привезенного Алваресом Масиелом, родственником подполковника Франсиско де Паула.
Клаудио Мануэл да Коста кликнул раба и приказал принести еще пару светильников. Друзья уселись за стол, хозяин дома наполнил глиняные кружки терпким красным вином, каноник Луис Виейра да Силва развернул свиток и с выражением стал читать переведенный им текст американской конституции.
Пожалуй, можно считать, что именно в этот вечер прозвучали первые в Вила-Рике слова, в какой-то степени подрывавшие устои португальской власти или по крайней мере зарождавшие сомнения в незыблемости устоев португальского господства на бразильской земле.
На другое утро день выдался солнечный и жаркий. Часов в десять, как обычно, Клаудио и Алваренга отправились пить кофе в дом к Гонзаге. На веранде, выходящей в сад, уже накрыли стол, но друзья не приступали к кофепитию, как всегда поджидая неизменного четвертого компаньона – Луиса Виейру да Силва. После первой чашки кофе Луис Виейра да Силва принимался читать поэтам очередную проповедь, подготовленную для произнесения с амвона церкви. Когда у друзей появлялись какие-то замечания, священник Луис Виейра вносил в текст проповеди соответствующие коррективы. Если возникали какие-то споры и разногласия, то последнее слово всегда оставалось за Клаудио Мануэлом да Коста. Самый старший по возрасту, он пользовался среди своих товарищей непререкаемым авторитетом, разве что иногда Алваренга Пейшото осмеливался в чем-то возразить Клаудио. Но это случалось очень редко и большей частью не касалось принципиальных вопросов. Иной раз сюда, на веранду дома Гонзаги, подходили к утреннему кофе и другие собеседники – любители прекрасного и возвышенного, поклонники музы и своих талантов. Здесь вы могли увидеть доктора Диего Перейру Рибейро де Васконселос, интенданта Грегорио Пиреса Монтейро и священника Мигеля Эуженио да Силва Маскареньяса. Они также баловались стихами и не стеснялись отдавать их на суд лишь Клаудио Мануэлу да Коста, считая его более беспристрастным, чем Гонзага или Алваренга Пейшото.
В это утро разговор что-то не клеился. Правда, не желая нарушать традицию, каноник все-таки прочитал свою очередную проповедь и получил кучу замечаний от Гонзаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
В новой роли официального жениха Гонзага еще больше внимания стал уделять своему туалету и внешности. Обычно, прежде чем идти на улицу, он тратил не менее двух часов на одевание. В зависимости от погоды Гонзага тщательно подбирал камзол, отдавая предпочтение зелено-попугайному и персиковому цветам. Из нагрудного кармана всегда выглядывал кончик вышитого платка, а батистовая рубашка неизменно находилась в идеальном состоянии.
Вот и сейчас, когда мы наблюдаем за Гонзагой, он нетерпеливо посматривает на часы, вздыхает, но никак не может оторваться от большого зеркала, висящего в спальне. То ему кажется, что воротник чуть-чуть измят, то вдруг обнаруживает на белоснежных перчатках какое-то пятнышко. Одним словом, время идет, и, безусловно, друзья Гонзаги опять начнут нервничать или, что еще хуже, посмеиваться и отпускать шуточки в адрес жениха. Наконец, закончив туалет, Гонзага вышел на улицу, закрыл за собой дверь и отправился в дом Клаудио Мануэла да Коста на очередную встречу с друзьями. Гонзага с большими предосторожностями спустился по улице Антонио Диас, каждый раз внимательно выбирая место, прежде чем поставить ногу, стремясь не ступить в лужу, чтобы, упаси боже, не испачкать ботинки или камзол. Как всегда, дорога его шла через мост дос Контос, где он имел обыкновение останавливаться и при свете звезд и луны декламировать сочиненные за день новые стихи. Он и на этот раз не изменил привычке. Однако на мосту его поджидала небольшая неприятность. Какой-то нахал, мчавшийся во всю прыть на лошади, чуть не налетел на замечтавшегося поэта, и капли из разбрызганной копытами лошади лужи все же попали на его одежду. Такое чрезвычайно неприятное происшествие испортило хорошее настроение Гонзаги, и он пришел в дом Клаудио Мануэла да Коста в пресквернейшем состоянии духа.
Обычно во время подобных встреч первым свои стихи начинал читать Гонзага, за ним – Клаудио Мануэл да Коста и последним – Алваренга Пейшото. Если же, кроме трех друзей, в доме находились приглашенные, то им тоже давалось милостивое разрешение показать свое поэтическое искусство и дарование. Однако на этот раз Гонзага не пожелал читать стихов, и разговор зашел о литературе. Клаудио Мануэл да Коста стал рассказывать содержание одной из книг, взятой у недавно возвратившегося в Вила-Рику Алвареса Масиела.
– Подумайте только, – сказал Клаудио Мануэл, – на что у меня богатая библиотека, но и в ней вы не найдете всех тех замечательных вещей, которые удалось провезти молодому человеку из Англии. Безусловно, попадись на глаза португальским таможенникам в порту Рио-де-Жанейро багаж господина Масиела, ему бы несдобровать. К счастью, все обошлось благополучно. Я, правда, не знал и не мог предугадать плохое настроение нашего друга Гонзаги, но хотел вместо чтения стихов преподнести вам сюрприз, пригласив на наш вечер каноника Луиса Виейру да Силва. Вы, вероятно, не имеете ничего против его общества. Он только сегодня завершил интересную работу – закончил перевод американской конституции. Это очень любопытный документ, написанный довольно легким языком и содержащий чрезвычайно либеральные мысли. Мы, вольнодумцы, поймем их и воспримем правильно. Но представьте себе, если это станет известно его превосходительству губернатору виконту де Барбасена, с ним, безусловно, приключится удар, – засмеялся Клаудио Мануэл да Коста. – Однако хотя всем нам безразлично состояние здоровья его превосходительства, все же мы не станем делиться с ним всем сказанным здесь во время наших дружеских бесед и дискуссий.
Не успел Клаудио Мануэл да Коста закончить свой монолог, как в комнату вошел священник Луис Виейра да Силва, держа в руке перевязанный ленточкой свиток.
– Вы знаете, друзья, – произнес священник, снимая накидку и стряхивая с нее дождевые капли, – я не утерпел до утра, хотя мог бы прочитать это произведение на наших обычных встречах за чашкой кофе. Но меня буквально pacпирает желание сегодня же поделиться с вами содержанием этого интересного документа, привезенного Алваресом Масиелом, родственником подполковника Франсиско де Паула.
Клаудио Мануэл да Коста кликнул раба и приказал принести еще пару светильников. Друзья уселись за стол, хозяин дома наполнил глиняные кружки терпким красным вином, каноник Луис Виейра да Силва развернул свиток и с выражением стал читать переведенный им текст американской конституции.
Пожалуй, можно считать, что именно в этот вечер прозвучали первые в Вила-Рике слова, в какой-то степени подрывавшие устои португальской власти или по крайней мере зарождавшие сомнения в незыблемости устоев португальского господства на бразильской земле.
На другое утро день выдался солнечный и жаркий. Часов в десять, как обычно, Клаудио и Алваренга отправились пить кофе в дом к Гонзаге. На веранде, выходящей в сад, уже накрыли стол, но друзья не приступали к кофепитию, как всегда поджидая неизменного четвертого компаньона – Луиса Виейру да Силва. После первой чашки кофе Луис Виейра да Силва принимался читать поэтам очередную проповедь, подготовленную для произнесения с амвона церкви. Когда у друзей появлялись какие-то замечания, священник Луис Виейра вносил в текст проповеди соответствующие коррективы. Если возникали какие-то споры и разногласия, то последнее слово всегда оставалось за Клаудио Мануэлом да Коста. Самый старший по возрасту, он пользовался среди своих товарищей непререкаемым авторитетом, разве что иногда Алваренга Пейшото осмеливался в чем-то возразить Клаудио. Но это случалось очень редко и большей частью не касалось принципиальных вопросов. Иной раз сюда, на веранду дома Гонзаги, подходили к утреннему кофе и другие собеседники – любители прекрасного и возвышенного, поклонники музы и своих талантов. Здесь вы могли увидеть доктора Диего Перейру Рибейро де Васконселос, интенданта Грегорио Пиреса Монтейро и священника Мигеля Эуженио да Силва Маскареньяса. Они также баловались стихами и не стеснялись отдавать их на суд лишь Клаудио Мануэлу да Коста, считая его более беспристрастным, чем Гонзага или Алваренга Пейшото.
В это утро разговор что-то не клеился. Правда, не желая нарушать традицию, каноник все-таки прочитал свою очередную проповедь и получил кучу замечаний от Гонзаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51