– Район от вас не уйдет. Считайте, что вы закреплены за Рогожско-Симоновским. От него и в Московский комитет войдете. Но пока есть одно очень важное дело – поставить свою газету, свой комитетский орган. Андрей Квятковский уже хлопочет, и вам нужно заняться этим. Официальным представителем от МК в редакцию войдет Васильев-Южин.
Квятковский хлопочет? Значит, где-то тут и Мирон и Голубков. Старые друзья еще до октябрьских дней обосновались в Москве. Соколова осенью выпустили из Лукьяновки, и Дубровинский встретился с ним, но толком и поговорить не успели.
Сошлись через несколько дней. Действительно, Квятковский подключил Соколова и Голубкова к организации издания. Это хорошо. У них опыт. Правда, до сего времени им приходилось ставить подпольные типографии. Как оказалось, основать легальную газету, большевистскую при этом, пожалуй, труднее, чем наладить ее регулярный выпуск в подполье.
Мирон рассказывал, что ему удалось договориться с жуликоватым, скользким и изворотливым издателем и владельцем типографии Холчевым. Он пока либеральничает, хотя его бульварный листок «Вечерняя почта» всеяден. Противно, конечно, иметь дело с этаким типом, но есть и преимущество – заказов у сего господина с гулькин нос, а в типографии имеется свободное место.
Достать разрешение администрации не удалось, но в настоящий момент это и не так важно. Газета выйдет явочным порядком. Квятковский и Мирон уверены, что пора начинать рекламную кампанию.
Дубровинскому не очень-то по душе такая самонадеянность новоявленных издателей. И он плохо верит в либерализм Холчева. Но делать нечего, надо готовить первый номер.
Иосиф Федорович переселился в помещение редакции. И спал там на кипах каких-то газет и журналов.
А днем в редакции вечная сутолока. Приходят студенты и курсистки, рабочие и журналисты. И несут, несут корреспонденции.
Кончался ноябрь, и неимоверно выросло влияние социал-демократов, и особенно большевиков, на рабочих в профессиональных союзах, окружных деревнях.
Либеральная буржуазия уже позабыла о былых своих мечтаниях и металась в трепете. Трепетали и царские слуги.
Московский градоначальник барон Медем в рапорте министру внутренних дел 16 ноября писал:
«18 октября, неожиданно для московской администрации… появление высочайшего манифеста нарушило нормальную жизнь и дало возможность революционной партии дерзко проявить о своем существовании, причем на генерал-губернаторском доме взамен национальных флагов появились какие-то красные знамена с революционными надписями, и эти подошедшие к дому анархисты вынудили у генерал-губернатора, а затем и у прокурорского надзора о немедленном освобождении всех арестованных по политическим делам, что и было спешно выполнено».
Немецкий барон явно не ладил с русской грамматикой и был страшно растерян – подумать только, губернатор и охранники не посмели удалить с губернаторского дома красные флаги! А ведь на них было написано: «Долой самодержавие!»
Медем заявил о своем «физическом изнеможении» и попросился в отставку. Николай II на рапорте перепуганного градоначальника начертал: «Грустно».
Императору было не просто грустно, самодержавие чувствовало себя как на горячих углях.
Всероссийская октябрьская стачка уже вплотную ставила вопрос о вооруженном восстании. И в этой атмосфере всеобщего возбуждения московский пролетариат во всеуслышанье провозгласил своим единственным вождем и руководителем Российскую социал-демократическую партию большевиков.
Дубровинский с удовольствием читал постановление собрания рабочих ряда фабрик и заводов Замоскворецкого района от 27 ноября 1905 года:
«Отныне мы признаем защитницей и выразительницей наших интересов Росс[ийскую] с[оциал]-д[емократическую] р[абочую] партию и только под ее руководством будем вести дальнейшую борьбу как с капиталистами, так и с правительством.
Мы шлем своим товарищам, рабочим всей России, свой горячий привет и приглашаем их на дальнейшую борьбу за свободу пролетариата…»
Ну конечно же, это постановление, это обращение, это «приглашение» должно быть опубликовано в первом же номере «Вперед».
Материалов набралось много.
Но этот прохвост Холчев!..
Все случилось так, как и должно было произойти. Когда первый номер был готов и оставалось только его отпечатать, Холчев потребовал разрешения администрации. И надо было видеть, как этот господинчик кривлялся, прикладывал руки к груди, заверяя, что это, разумеется, пустая формальность и он сам всегда был за явочный порядок… Но инспектора!.. Они ведь такие бюрократы, и он во имя же интересов издателей «Вперед» не может рисковать закрытием типографии.
Соколов и Квятковский глаз не смели поднять на Иннокентия. Что теперь делать? Добывать разрешение? Поздно. Искать нового издателя – где гарантия, что новый в последний момент не приложит ручки к груди и тоже не будет ссылаться на формалистов инспекторов?
В Московском комитете напомнили – есть старое разрешение на издание библиографического еженедельника «Книжный рынок». Решили набрать это название в заголовок мелким шрифтом, а крупно – «Вперед».
Типография на Тверском бульваре, редакция в фешенебельном доме на Никитской. Управляющий домом какой-то полковник, не то в отставке, не то – шут его знает, во всяком случае монархист. Заключая договор на помещение, не стесняется – вовсю костит манифест, ирода Витте и прочих христопродавцев из чиновников и немцев.
Деньги за аренду потребовал чуть ли не за полгода вперед. Когда же получил отказ, согласился и на месяц, – видно, дела у домовладельца не блестящие.
Утром 2 декабря члены редакции торжественно приготовились встретить первенца нового большевистского издания. От начала Тверского бульвара до Никитской рукой подать. Но прошел час, другой… Вдруг в редакцию врываются два брата Мураловых – работники экспедиции новой газеты – и, перебивая друг друга, путано рассказывают, что ломовик, на котором везли тираж, был окружен какими-то «неизвестными», один схватил лошадь под уздцы, остальные вмиг расхватали кипы газет и начали рвать их, топтать, раскидывать…
Все были ошеломлены этим известием. Конечно, никто не сомневался, что декларированная манифестом свобода печати – это только фраза, что на деле существует лишь свобода погрома печати. Удивляло другое – как черносотенцы пронюхали о часе, когда из типографии повезут тираж? Этот час нигде в рекламных объявлениях, конечно же, не упоминался, и незачем это было делать.
Подозрения пали на господина Холчева. Но доказательств не было.
Быстро решили – Мураловы организуют охранную дружину. Утром дружинники будут эскортировать тираж от типографии до редакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62