С каждой минутой свет наступающего дня уводил ее все дальше и дальше от событий ночи. Сон ускользал. Разум отказывался дать ей отдых. В голове с завидным постоянством прокручивалась прошедшая ночь – самые сладкие и самые тяжелые ее моменты. Она будет вспоминать прикосновения Уинтропа тысячу раз. И миллионы раз – его предательство.
Даже сейчас, когда память заставляла ее восстанавливать картины минувшей ночи, в глубине души она отказывалась признать, что он – настоящее чудовище. В такое невозможно поверить.
В конце концов, не в силах больше лежать и думать о нем, она откинула одеяло и выскользнула из постели. Воздух холодом окутал обнаженную плоть, и она схватила капот, брошенный в изножье кровати.
Утренний свет резал глаза, и она, завязывая тесемки, повернулась к кровати. Простыня была покрыта пятнами – итог времени, проведенного в объятиях Уинтропа. Изгаженная простыня, вот и все, к чему свелась их связь. Его вероломство отозвалось больнее, чем потеря девственности. Если бы сердце могло кровоточить, ее постель сейчас вся стала бы алой.
Скрыть все от глаз слуг, которые всегда все видят и знают правду, не стоило большого труда. Она сделала несколько осторожных шагов к туалетному столику, не обращая внимания на легкую боль между бедрами. Она скоро пройдет, как и боль в душе. Причем телесная, – вне сомнения, гораздо быстрее.
Графин с вином стоял на том же месте, где она оставила его вчера. Она принесла его к кровати, вытащила пробку, осторожно наклонила, и из горлышка полилось густое бургундское. Вино выливалось на простыню, полностью скрывая свидетельства ее вчерашнего безрассудства.
Затем, пока вино не протекло на матрас, она сдернула простыни с кровати, скомкала и свернула их вместе, чтобы не было видно следов вина и всего остального, и так и оставила их лежать белым матерчатым комом. Теперь никто ничего не узнает. И можно сделать вид, что ничего не случилось.
Она осмотрела ковер, подняла глаза на сейф в стене. Картина, которая обычно его прикрывала, была все еще открыта, словно дверца. Она подскочила к ней и с размаху захлопнула ее. Никаких напоминаний. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Оставшаяся в ее ванне вода стала совершенно ледяной, но она все равно вымылась. Ей было просто необходимо избавиться от его запаха. Трясясь и выбивая зубами дробь от холода, она насухо вытерлась и накинула на себя свежую рубашку. Она натягивала чулки, когда вошла горничная, удивленная, что ее хозяйка уже на ногах в такой час.
– Не могла заснуть, – объяснила Мойра, зная, что девушка неразговорчива, но все подмечает своим острым взглядом.
– Вы же заледенели! – укорила ее горничная и заспешила к камину.
Через несколько минут огонь пылал, и Мойра, стоя перед очагом, грела руки, пока девушка приводила в порядок потрескивающие от тепла волны ее волос. Она согрелась. Но только снаружи. Внутренний холод остался. Ничто не могло избавить ее от этого льда.
Закончив одевание, она вышла из комнаты, приказав лакею опорожнить ванну, а горничной позаботиться о постельном белье, случайно испачканном. «Я думала, немного вина поможет заснуть, но вместо этого умудрилась разлить его». Конечно, горничная не задавала вопросов, даже если ей и хотелось. Она знала свое место.
Внизу, в гостиной, она направилась к маленькому столику, за которым любила завтракать. Еда всегда была скудной.
Но только не сегодня.
– Принеси ветчины, – велела она экономке. – А также яиц и сосисок. К сосискам нажарь картошки. Еще я хочу хлеба, много хлеба. И принеси полный кофейник.
Бедная экономка таращилась на нее как на сумасшедшую, но не стала спорить.
Мойра глядела в окно на свежевыпавший снег. Следы, оставленные его лошадью, были едва заметны. Они почти полностью скрылись под снегом. Но увидеть их было словно получить удар шпаги в сердце.
– Ваш кофе, миледи.
Уже? Как долго она смотрит в это проклятое окно?
– Спасибо, миссис Райт.
Пальцы задрожали, когда Мойра взялась за серебряный кофейник, наполненный горячим, ароматным кофе. Обычно она пила черный, чтобы не набирать вес. И терпеть его не могла. Спасибо миссис Райт, сегодня она догадалась подать к нему сливки и сахар. Мойра от души добавила в чашку и того и другого. Кофе получился божественным.
Немного погодя, когда Мойра поглощала свой восхитительный завтрак, в комнате появилась Минерва. Ей было достаточно одного взгляда на уставленный стол и набитый рот сестры, чтобы приветливое выражение на ее лице сменилось гримаской недовольства.
– Что происходит?
– Завтракаю, – ответила Мойра, пережевывая яйца с ветчиной. – Потрясающе вкусно.
Немного нерешительно Минерва присела на стул напротив, с настороженностью посмотрев на банкетную сервировку между ними.
– Может, поделишься?
Мойра послала взгляд, обещающий прикончить всякого, кто осмелится притронуться к ее еде.
– Уверена, что миссис Райт принесет тебе твой завтрак.
Эта пища была ее, и только ее. Она слишком долго заставляла себя голодать, годами отказывая себе во всем. Она всегда старалась соответствовать чьим-то желаниям, но только не своим. Все, с этим покончено. Сейчас ей хочется наесться до отвала. Чтобы никогда больше в животе не урчало от голода, пусть это кому-нибудь и нравится.
Однако голод – ничто по сравнению с этой болью.
– Пожалуй, тебе пора передохнуть, – предложила Минни.
Проглотив, что у нее было во рту, Мойра согласно кивнула:
– Наверное, ты права. Прости мою невежливость, Минни, Приступай сама.
Ее сестра взяла из корзинки булочку с изюмом и разломила ее пальчиками.
– Что-нибудь случилось с тобой и мистером Райлендом?
Если сейчас начать говорить о нем, она точно забрлеет.
– Нет…
Минни пронзила ее взглядом. Девушка оказалась намного умнее, чем она думала.
– Ну-с, ты так глупо набиваешь желудок, потому что?..
– Потому что мне надоело морить себя голодом.
– Ты в самом деле голодаешь?
Мойра отпила кофе.
– Разве ты не помнишь, какой толстушкой я была?
Минни покачала головой.
– Слышала, как об этом говорили. Не забывай, я моложе тебя на пятнадцать лет. Ведь мне было шесть, когда ты вышла замуж и уехала.
Да, правильно. За это время Мойра стала более стройной версией самой себя.
– Тогда поверь мне на слово. Я была толстой. – Минни пожала плечами:
– В детстве я тоже была такой, потом переросла. И никогда не морила себя голодом.
– Мама, должно быть, не думала о толстых детях, когда носила тебя.
Минни широко открыла глаза:
– Ты в самом деле презираешь ее, да?
Еще вчера Мойра сказала бы «нет», но сейчас…
– Да. Я вышла замуж за человека, которого не любила, только чтобы уехать подальше от этой женщины и ее мужа. Я отказывала себе в еде, чтобы похудеть, потому что она безостановочно пилила меня по этому поводу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Даже сейчас, когда память заставляла ее восстанавливать картины минувшей ночи, в глубине души она отказывалась признать, что он – настоящее чудовище. В такое невозможно поверить.
В конце концов, не в силах больше лежать и думать о нем, она откинула одеяло и выскользнула из постели. Воздух холодом окутал обнаженную плоть, и она схватила капот, брошенный в изножье кровати.
Утренний свет резал глаза, и она, завязывая тесемки, повернулась к кровати. Простыня была покрыта пятнами – итог времени, проведенного в объятиях Уинтропа. Изгаженная простыня, вот и все, к чему свелась их связь. Его вероломство отозвалось больнее, чем потеря девственности. Если бы сердце могло кровоточить, ее постель сейчас вся стала бы алой.
Скрыть все от глаз слуг, которые всегда все видят и знают правду, не стоило большого труда. Она сделала несколько осторожных шагов к туалетному столику, не обращая внимания на легкую боль между бедрами. Она скоро пройдет, как и боль в душе. Причем телесная, – вне сомнения, гораздо быстрее.
Графин с вином стоял на том же месте, где она оставила его вчера. Она принесла его к кровати, вытащила пробку, осторожно наклонила, и из горлышка полилось густое бургундское. Вино выливалось на простыню, полностью скрывая свидетельства ее вчерашнего безрассудства.
Затем, пока вино не протекло на матрас, она сдернула простыни с кровати, скомкала и свернула их вместе, чтобы не было видно следов вина и всего остального, и так и оставила их лежать белым матерчатым комом. Теперь никто ничего не узнает. И можно сделать вид, что ничего не случилось.
Она осмотрела ковер, подняла глаза на сейф в стене. Картина, которая обычно его прикрывала, была все еще открыта, словно дверца. Она подскочила к ней и с размаху захлопнула ее. Никаких напоминаний. Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Оставшаяся в ее ванне вода стала совершенно ледяной, но она все равно вымылась. Ей было просто необходимо избавиться от его запаха. Трясясь и выбивая зубами дробь от холода, она насухо вытерлась и накинула на себя свежую рубашку. Она натягивала чулки, когда вошла горничная, удивленная, что ее хозяйка уже на ногах в такой час.
– Не могла заснуть, – объяснила Мойра, зная, что девушка неразговорчива, но все подмечает своим острым взглядом.
– Вы же заледенели! – укорила ее горничная и заспешила к камину.
Через несколько минут огонь пылал, и Мойра, стоя перед очагом, грела руки, пока девушка приводила в порядок потрескивающие от тепла волны ее волос. Она согрелась. Но только снаружи. Внутренний холод остался. Ничто не могло избавить ее от этого льда.
Закончив одевание, она вышла из комнаты, приказав лакею опорожнить ванну, а горничной позаботиться о постельном белье, случайно испачканном. «Я думала, немного вина поможет заснуть, но вместо этого умудрилась разлить его». Конечно, горничная не задавала вопросов, даже если ей и хотелось. Она знала свое место.
Внизу, в гостиной, она направилась к маленькому столику, за которым любила завтракать. Еда всегда была скудной.
Но только не сегодня.
– Принеси ветчины, – велела она экономке. – А также яиц и сосисок. К сосискам нажарь картошки. Еще я хочу хлеба, много хлеба. И принеси полный кофейник.
Бедная экономка таращилась на нее как на сумасшедшую, но не стала спорить.
Мойра глядела в окно на свежевыпавший снег. Следы, оставленные его лошадью, были едва заметны. Они почти полностью скрылись под снегом. Но увидеть их было словно получить удар шпаги в сердце.
– Ваш кофе, миледи.
Уже? Как долго она смотрит в это проклятое окно?
– Спасибо, миссис Райт.
Пальцы задрожали, когда Мойра взялась за серебряный кофейник, наполненный горячим, ароматным кофе. Обычно она пила черный, чтобы не набирать вес. И терпеть его не могла. Спасибо миссис Райт, сегодня она догадалась подать к нему сливки и сахар. Мойра от души добавила в чашку и того и другого. Кофе получился божественным.
Немного погодя, когда Мойра поглощала свой восхитительный завтрак, в комнате появилась Минерва. Ей было достаточно одного взгляда на уставленный стол и набитый рот сестры, чтобы приветливое выражение на ее лице сменилось гримаской недовольства.
– Что происходит?
– Завтракаю, – ответила Мойра, пережевывая яйца с ветчиной. – Потрясающе вкусно.
Немного нерешительно Минерва присела на стул напротив, с настороженностью посмотрев на банкетную сервировку между ними.
– Может, поделишься?
Мойра послала взгляд, обещающий прикончить всякого, кто осмелится притронуться к ее еде.
– Уверена, что миссис Райт принесет тебе твой завтрак.
Эта пища была ее, и только ее. Она слишком долго заставляла себя голодать, годами отказывая себе во всем. Она всегда старалась соответствовать чьим-то желаниям, но только не своим. Все, с этим покончено. Сейчас ей хочется наесться до отвала. Чтобы никогда больше в животе не урчало от голода, пусть это кому-нибудь и нравится.
Однако голод – ничто по сравнению с этой болью.
– Пожалуй, тебе пора передохнуть, – предложила Минни.
Проглотив, что у нее было во рту, Мойра согласно кивнула:
– Наверное, ты права. Прости мою невежливость, Минни, Приступай сама.
Ее сестра взяла из корзинки булочку с изюмом и разломила ее пальчиками.
– Что-нибудь случилось с тобой и мистером Райлендом?
Если сейчас начать говорить о нем, она точно забрлеет.
– Нет…
Минни пронзила ее взглядом. Девушка оказалась намного умнее, чем она думала.
– Ну-с, ты так глупо набиваешь желудок, потому что?..
– Потому что мне надоело морить себя голодом.
– Ты в самом деле голодаешь?
Мойра отпила кофе.
– Разве ты не помнишь, какой толстушкой я была?
Минни покачала головой.
– Слышала, как об этом говорили. Не забывай, я моложе тебя на пятнадцать лет. Ведь мне было шесть, когда ты вышла замуж и уехала.
Да, правильно. За это время Мойра стала более стройной версией самой себя.
– Тогда поверь мне на слово. Я была толстой. – Минни пожала плечами:
– В детстве я тоже была такой, потом переросла. И никогда не морила себя голодом.
– Мама, должно быть, не думала о толстых детях, когда носила тебя.
Минни широко открыла глаза:
– Ты в самом деле презираешь ее, да?
Еще вчера Мойра сказала бы «нет», но сейчас…
– Да. Я вышла замуж за человека, которого не любила, только чтобы уехать подальше от этой женщины и ее мужа. Я отказывала себе в еде, чтобы похудеть, потому что она безостановочно пилила меня по этому поводу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91