– Ты любишь меня? – Черт возьми, почти невозможно скрыть недоверие в собственном голосе. – Ты, который, в детстве лупил меня, когда подворачивался любой удобный случай? Который считал себя лучшим во всем? Видит Бог, я всегда брал над тобой верх. Помнишь, как ты бросил мне грязь в глаза, когда я обгонял тебя наперегонки?
Брам пожал плечами:
– Я никогда не говорил, что ты постоянно нравился мне. Это абсолютно разные вещи.
Уинтроп стряхнул пепел в стеклянное блюдце на столе.
– Поверить не могу.
Брам улыбнулся в ответ на его сарказм.
– Ты вечно был маленьким и всем недовольным засранцем.
Он не мог перестать насмехаться.
– Зато ты всегда был само совершенство. – Брам с недоверием поглядел на него.
– Кто так говорил?
Не может же он быть таким тупым?
– Отец.
Брам мрачно затянулся.
– Он был не прав.
– Я знаю. – Казалось, он не может остановиться и продолжает говорить колкости брату, даже понимая их несправедливость. Что ему нужно от Брама? Чтобы тот признался, что он совсем не лучший? Но Брам не в силах этого сделать. Тот, кто мог сказать подобное, и кому можно было поверить, давно мертв.
От Брама через столик плыл ароматный дым.
– Ты до сих пор обижаешься на меня. Он принудил тебя испытать унижение, а ты обвиняешь в этом меня.
Уинтроп повертел сигару в руках.
– Увы, да.
– Меня он заставил прочувствовать, что, если я не буду самым лучшим во всем, я ничего не буду стоить. Именно поэтому я забросал тебя грязью в тот день. Я знал, что позднее он похвалит меня за это. Временами я ненавидел тебя и других ребят за то, что на вас не давил груз его ожиданий.
Уинтроп изумленно глядел на него, подпирая рукой подбородок. Он даже не догадывался, что отец толкал Брама на то, чтобы стать самым лучшим. И уж тем более не мог себе представить, что это вызывало у Брама негодование.
– Это было несправедливо для нас обоих. Или ты так не думаешь?
Когда он объяснил все таким образом, да, это выглядело несправедливым. Но лучше промолчать в ответ. Брам засмеялся.
– А я думаю именно так. Наверное, нужно было бы извиниться, но я не сделал ничего плохого, поэтому прощать мне нечего.
Уинтроп нахмурился, глядя на него. Он не мог себе позволить возложить всю вину только на покойника и забыть все плохое.
– Спустись на землю, Брам. Ты был гаденышем в детстве, а сейчас стал умиротворенным гадом.
Его брат осклабился. Это оказалось так заразительно, что губы Уинтропа поневоле скривились в улыбке, несмотря на все старания удержать их. Это было их самое длительное свидание с Брамом за несколько лет, и, похоже, самое ободряющее. Все из-за того, что Уинтроп не мог оставаться наедине с самим собой, и, наверное, благодаря влиянию Мойры. Она настолько добросердечна, что всегда старается понять человека, а потом судить. Он никогда не задумывался, как он относился к Браму, когда они были детьми. Он только знал, что Брам – любимчик. Его другом и наперсником был Норт, а иногда – Девлин. А кто был у Брама? Над ним всегда возвышался их отец, который давил, заставляя быть самым лучшим во всем, который учил, как стать следующим виконтом. А вот в дополнение ко всему, наверное, старик и приучил его пить, по крайней мере, подтолкнул его в этом направлении. Уинтроп должен постараться стать другом своему брату. Он должен стать хорошим братом.
– Все равно ты мне не нравишься, – пробормотал он, сдерживая улыбку.
Брам рассмеялся.
– Мерзавец.
– Гаденыш.
Ему вдруг стало так легко и свободно, что на мгновение Уинтроп подумал, не довериться ли старшему брату, тем более что он не мог быть откровенным с двумя другими. Брам не знал его так хорошо, как Норт и Девлин, и уж точно ему ничего не было известно о его прошлом, как Норту.
Сцепив руки на исцарапанной поверхности стола, Уинтроп наклонился вперед, забыв о сигаре на блюдце.
– Ты когда-нибудь совершал такое, что постоянно возвращается и настигает тебя, хотя ты и постарался стать другим?
Взгляд Брама был полон иронии.
– Ну, не так много людей знают, что одно время я был чудовищным пьяницей.
Уинтроп посмеялся бы его сарказму, если бы Брам когда-то действительно не был таким. Конечно, его брат мог понять, как невозможно избежать своего прошлого, тем более что он имел несчастье сделать свои ошибки достоянием общества.
Брам затянулся сигарой.
– Тебя тоже что-то настигает? – Уинтроп кивнул, его губы задрожали.
– Увы. Я думал, что похоронил это достаточно глубоко, но все вернулось. Как ты думаешь, стоит послать за священником?
Его попытка пошутить осталась без ответа.
– Я не спрашиваю о подробностях. Если нужно, ты сам выговоришься. Но вот что я тебе скажу. Твое прошлое уже позади. И если ты позволишь, чтобы оно нанесло ущерб настоящему и, более того, будущему, тогда это станет твоим несчастьем.
Брам в корне изменил свою жизнь, и, может, он знает что-то, еще неведомое Уннтропу.
– Что нужно сделать, чтобы оградить себя?
– Прежде всего, сопротивляться и не позволять диктовать тебе.
– Но могут пострадать другие люди.
– Всегда существуют те, кто может пострадать, – такова жизнь. Учитывай их интересы, принимая свои решения, тогда не будешь жить своей жизнью, а они будут.
Его брат слишком близко подобрался к истине.
– Господи, да ты просто просветитель какой-то! – Брам состроил гримасу и потушил сигару.
– Твоя ирония свидетельствует лишь о том, что я прав. – Уинтроп уперся взглядом в стол. Внезапно овладевшее им чувство раскаяния не желало уходить.
– Ты прав. Хотя лучше бы это было не так. Всегда хотелось принимать как раз такие решения, о которых ты говорил, но я не такой.
– Никогда бы не подумал, – искренне удивился Брам. – Мне казалось, что ты поступаешь, как тебе выгодно, без оглядки на кого бы то ни было.
Уинтроп искоса посмотрел на него.
– Потому что мне хотелось, чтобы ты так воспринимал меня.
Повисло молчание. Уинтроп покончил с сигарой и остатками кофе.
Брам наполнил ему еще одну чашку.
– Имеет ли это неожиданное стремление к совершенству какое-либо отношение к леди Осборн?
Есть ли смысл уйти от ответа?
– Самое прямое.
– Тогда откуда столько горечи?
Он провел рукой по лицу. Как он, однако, устал.
– Я принял решение, а она страдает из-за него. – В темных глазах Брама загорелся огонек понимания.
– А теперь ты мучаешься из-за нее.
Его брат проницателен, надо отдать ему должное.
– Что-то в этом роде.
– Разве ты не можешь просто объяснить ей? – Неужели трудно понять, что он уже думал об этом?
– Пытался. Но она не хочет видеть меня. – Брам выпрямился на стуле.
– Пытайся еще и еще раз.
– Легко сказать.
Повернув руку на столе ладонью вверх, Брам пожал плечами:
– Так же, как тебе сделать это.
– Она снова откажет, и что тогда? – Мойра – добросердечный человек и всегда с готовностью может дать шанс, но он нанес ей чудовищную рану, кроме того, у нее, как и у любой женщины;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91