Новым здесь является только чрезмерная идеализация этой уродливой политической системы.
Своеобразной интерпретацией тезиса о «соперничестве дворянства с королем» является теория О. Бруннера о феодальных смутах (Fehden). В своей книге «Страна и власть» (Land und Herrschaft), претендующей установить новый взгляд на феодальное государство, он старается доказать, что в средние века не существовало «правового государственного порядка», а имел место своеобразный государственный порядок перманентных смут (Fehdeordnung). О непрекращавшихся военных столкновениях феодалов историки говорили, как известно, и до О. Бруннера. Что же нового в его взгляде? Новым является то, что вместо прежней отрицательной оценки этих феодальных столкновений как анархии, смуты, им дается положительная оценка; в смутах усматривается основа, определяющая сила средневекового государственного устройства (Grundlegendes Element der mittelalterlichen Verfassung).
Взгляд на эти Fehde как на анархию, нарушающую «нормальное течение» общественной и государственной жизни, О. Бруннер объявляет модернизацией истории средневековья. В этом, конечно, есть доля истины. Феодальные столкновения на самом деле составляли имманентную черту политического строя феодализма. Но историк должен их объяснить, а не принимать за исходный пункт и основу феодального строя.
Чтобы придать своей новой теории научный авторитет, О. Бруннер, как истый историк-немец, старается «обосновать» ее правом. Для этой цели он изобретает «новое право» – право «феодальных смут» (Fehderecht). Наличие такого «права», по его мнению, наносит окончательный удар, по «модернизаторским взглядам на Fehde как на анархию и заставляет видеть в них нормальное, законное явление. Феодалы, вступая друг с другом в вооруженные столкновения, действовали не как разбойники, а как блюстители своеобразного правового порядка – „порядка смут“ (Fehdeordnung) и поступали в полном соответствии с принципами средневекового общественного и государственного устройства.
Таково «истинно историческое» понимание феодальных смут О. Бруннером.
Другим проявлением той же пресловутой «переоценки взглядов на феодализм» является идея о «конструктивной» роли ленной системы.
Если в прошлые времена в ленной системе (которую многие отождествляли с понятием феодализма) видели факт разложения нормального государственного порядка, основанного на «общем подданстве» (Untertanenverband), то теперь в ней склонны видеть не распад, а «возведение» нового здания ленного государства.
«Заслуга» в утверждении этого взгляда в немецкой историографии принадлежит Г. Миттайсу. В своей книге «Ленное право и государственная власть» (1933) Г. Миттайс стремится доказать, что в ленных отношениях и ленном праве содержались условия для удержания государственного единства в период раздробленности и для положительного строительства государственной централизации в последующее время. В других странах Европы эти условия были использованы всецело королевской властью, в Германии – по причинам своеобразия немецкого ленного права и немецкой «государственной идеи» – они пошли на пользу князьям и во вред королевской власти.
В этой книге Г. Миттайс всю судьбу германского феодального государства и судьбу немецкого народа в средние века склонен объяснять особенностями немецкого ленного права (для которых, правда, он находит «объяснение» в немецкой психологии). Подобная «концепция» показалась наивной даже немецким историкам. Позже, в книге «Государство классического средневековья» Г. Миттайс, уступая критике, заявил, что судьба «ленного государства» определялась не одним ленным правом, но и общими политическими условиями, а также взаимоотношениями отдельных групп феодалов (Adelsschichte).
Ленную систему и ленное право он определяет здесь как силы, которые придают феодализму государственный характер и лишают его центробежных тенденций. «Ленная система – это положительно приспособленный феодализм». Здесь выражено существо «нового взгляда» на ленную систему и феодализм.
Г. Миттайс, использовавший в своих книгах материал не одной Германии, но и ряда европейских стран, ограничивает тем не менее родину ленной системы одной Германией: «Ленная система и ленное право представляют собой вклад германского духа в общую историю феодализма... Феодализм принадлежит всей истории; под ленной системой мы понимаем особую форму феодализма во франкском и западном мире».
Можно только сожалеть, что такой авторитетный представитель современной немецкой историографии и знаток ленной системы так слабо знает историю других народов.
С переоценкой ценностей в немецкой буржуазной историографии связано также течение, направленное против модернизации средневековой государственности. Наиболее ярким его проявлением может служить цитированная выше книга О. Бруннера «Страна и власть». О. Бруннер берет под сомнение адекватность средневековым порядком наших современных исторических представлений. Он считает, что на общество и государство средних веков историками переносятся их представления о «современных» порядках, и выступает решительно против подобной модернизации. С О. Бруннером солидаризируется Г. Миттайс и другие историки.
Обвинение буржуазной историографии в модернизации средневековья безусловно справедливо. Буржуазные исследователи, видящие в историческом прошлом не объективно закономерный процесс, а нагромождение фактов, в которое логику и порядок вносит только ум исследователя, представляют это прошлое в смысловых и логических категориях своего буржуазного настоящего. Не модернизировать они не могут. Но характерно, что больше всего модернизируют и извращают прошлое как раз те историки, которые больше других возмущаются против модернизации и ратуют за «адекватное» понимание категорий прошлого.
Ф. Гекк, считавший себя мастером «адекватных» юридических понятий и заменявший латинскую терминологию более адекватной германской терминологией, создал, как известно, такую концепцию сословного строя германского общества периода варварских правд, которая ни в малейшей степени не выражает действительного устройства и адекватна только извращенной юридическими спекуляциями логике автора.
То же можно сказать и об О. Бруннере. «Новое», «адекватное» понимание территории («земли») гласит: «Земля (Land) является областью, в которой действует свое определенное право, именно земское право (Landrecht). Земля характеризуется единым правом. «Земля (страна) – это правовая общность». По мнению О. Бруннера, «земля» конституируется окончательно только с оформлением «земского права» (Landrecht). Другими словами, «землю создает право. Сперва право, потом земля!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Своеобразной интерпретацией тезиса о «соперничестве дворянства с королем» является теория О. Бруннера о феодальных смутах (Fehden). В своей книге «Страна и власть» (Land und Herrschaft), претендующей установить новый взгляд на феодальное государство, он старается доказать, что в средние века не существовало «правового государственного порядка», а имел место своеобразный государственный порядок перманентных смут (Fehdeordnung). О непрекращавшихся военных столкновениях феодалов историки говорили, как известно, и до О. Бруннера. Что же нового в его взгляде? Новым является то, что вместо прежней отрицательной оценки этих феодальных столкновений как анархии, смуты, им дается положительная оценка; в смутах усматривается основа, определяющая сила средневекового государственного устройства (Grundlegendes Element der mittelalterlichen Verfassung).
Взгляд на эти Fehde как на анархию, нарушающую «нормальное течение» общественной и государственной жизни, О. Бруннер объявляет модернизацией истории средневековья. В этом, конечно, есть доля истины. Феодальные столкновения на самом деле составляли имманентную черту политического строя феодализма. Но историк должен их объяснить, а не принимать за исходный пункт и основу феодального строя.
Чтобы придать своей новой теории научный авторитет, О. Бруннер, как истый историк-немец, старается «обосновать» ее правом. Для этой цели он изобретает «новое право» – право «феодальных смут» (Fehderecht). Наличие такого «права», по его мнению, наносит окончательный удар, по «модернизаторским взглядам на Fehde как на анархию и заставляет видеть в них нормальное, законное явление. Феодалы, вступая друг с другом в вооруженные столкновения, действовали не как разбойники, а как блюстители своеобразного правового порядка – „порядка смут“ (Fehdeordnung) и поступали в полном соответствии с принципами средневекового общественного и государственного устройства.
Таково «истинно историческое» понимание феодальных смут О. Бруннером.
Другим проявлением той же пресловутой «переоценки взглядов на феодализм» является идея о «конструктивной» роли ленной системы.
Если в прошлые времена в ленной системе (которую многие отождествляли с понятием феодализма) видели факт разложения нормального государственного порядка, основанного на «общем подданстве» (Untertanenverband), то теперь в ней склонны видеть не распад, а «возведение» нового здания ленного государства.
«Заслуга» в утверждении этого взгляда в немецкой историографии принадлежит Г. Миттайсу. В своей книге «Ленное право и государственная власть» (1933) Г. Миттайс стремится доказать, что в ленных отношениях и ленном праве содержались условия для удержания государственного единства в период раздробленности и для положительного строительства государственной централизации в последующее время. В других странах Европы эти условия были использованы всецело королевской властью, в Германии – по причинам своеобразия немецкого ленного права и немецкой «государственной идеи» – они пошли на пользу князьям и во вред королевской власти.
В этой книге Г. Миттайс всю судьбу германского феодального государства и судьбу немецкого народа в средние века склонен объяснять особенностями немецкого ленного права (для которых, правда, он находит «объяснение» в немецкой психологии). Подобная «концепция» показалась наивной даже немецким историкам. Позже, в книге «Государство классического средневековья» Г. Миттайс, уступая критике, заявил, что судьба «ленного государства» определялась не одним ленным правом, но и общими политическими условиями, а также взаимоотношениями отдельных групп феодалов (Adelsschichte).
Ленную систему и ленное право он определяет здесь как силы, которые придают феодализму государственный характер и лишают его центробежных тенденций. «Ленная система – это положительно приспособленный феодализм». Здесь выражено существо «нового взгляда» на ленную систему и феодализм.
Г. Миттайс, использовавший в своих книгах материал не одной Германии, но и ряда европейских стран, ограничивает тем не менее родину ленной системы одной Германией: «Ленная система и ленное право представляют собой вклад германского духа в общую историю феодализма... Феодализм принадлежит всей истории; под ленной системой мы понимаем особую форму феодализма во франкском и западном мире».
Можно только сожалеть, что такой авторитетный представитель современной немецкой историографии и знаток ленной системы так слабо знает историю других народов.
С переоценкой ценностей в немецкой буржуазной историографии связано также течение, направленное против модернизации средневековой государственности. Наиболее ярким его проявлением может служить цитированная выше книга О. Бруннера «Страна и власть». О. Бруннер берет под сомнение адекватность средневековым порядком наших современных исторических представлений. Он считает, что на общество и государство средних веков историками переносятся их представления о «современных» порядках, и выступает решительно против подобной модернизации. С О. Бруннером солидаризируется Г. Миттайс и другие историки.
Обвинение буржуазной историографии в модернизации средневековья безусловно справедливо. Буржуазные исследователи, видящие в историческом прошлом не объективно закономерный процесс, а нагромождение фактов, в которое логику и порядок вносит только ум исследователя, представляют это прошлое в смысловых и логических категориях своего буржуазного настоящего. Не модернизировать они не могут. Но характерно, что больше всего модернизируют и извращают прошлое как раз те историки, которые больше других возмущаются против модернизации и ратуют за «адекватное» понимание категорий прошлого.
Ф. Гекк, считавший себя мастером «адекватных» юридических понятий и заменявший латинскую терминологию более адекватной германской терминологией, создал, как известно, такую концепцию сословного строя германского общества периода варварских правд, которая ни в малейшей степени не выражает действительного устройства и адекватна только извращенной юридическими спекуляциями логике автора.
То же можно сказать и об О. Бруннере. «Новое», «адекватное» понимание территории («земли») гласит: «Земля (Land) является областью, в которой действует свое определенное право, именно земское право (Landrecht). Земля характеризуется единым правом. «Земля (страна) – это правовая общность». По мнению О. Бруннера, «земля» конституируется окончательно только с оформлением «земского права» (Landrecht). Другими словами, «землю создает право. Сперва право, потом земля!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72