– Он снова обвел комнату широким жестом. – Все принадлежит вам, Фриц! Я однажды сказал: когда я напьюсь до смерти, выведите мою джонку в море и затопите. С моим недостойным трупом на борту. А теперь она принадлежит вам. Что вы вытаращили глаза? На этом судне есть огромные сокровища! Пойдемте, я покажу их вам.
Доктор Мэй пошел первым. Меркер – за ним. Его поразило царившее повсюду запустение. Все было покрыто пылью и паутиной, мебель сломана, деревянные панели подточены червями, по ним ползали тараканы, из угла в угол шмыгали крысы.
И еще одна удручающая картина: рентгеновский кабинет. За диванчиком, обтянутым позеленевшей от плесени кожей, давно устаревшая аппаратура. В углу генератор, даровавший некогда ток, – весь в ржавчине.
В другом помещении прежде была приемная доктора Мэя. И здесь кожаный диванчик со вспоротым верхом. У стены проржавевший металлический шкаф для инструментов и лекарств. На столике стерилизатор, покореженный и со вмятинами. Но самое тяжелое впечатление оставлял письменный стол, занимавший целый угол. На нем валялись груды полуистлевших историй болезни, засвеченных рентгеновских снимков, старых журналов, рецептурных книжек, два картотечных ящика с изгрызенными крысами карточками и фотография молодой красивой китаянки с трехлетней девочкой на руках.
Доктор Мэй взял фотографию в багете и протянул Меркеру.
– Они были счастьем моей жизни, – тупо проговорил он. – Понимаете теперь, почему я запил.
– Нет!
– Знаю, знаю… врачебная этика и тому подобное! Если бы у меня было столько сил, как у мамонта, но… После смерти Мэйтин я рухнул. – Он сел за стол и принялся доставать из ящичков картотеки одну истерзанную карточку за другой. Наморщив лоб, называл имена и швырял карточки в сторону. – Все они мертвы, а я еще жив. Зачем я живу, для чего? Одно лишь заставляет меня не уходить из жизни: я хочу увидеть человека, который отнял у меня мою Мэйтин! Он и человек, на совести которого все эти преступления, – одно и то же лицо! – Доктор Мэй поднял голову. – Помогите мне, Фриц. Я умоляю вас…
– Я сделаю все, что в моих силах, – выдавил из себя доктор Меркер.
– За рабочим столом в клинике «Куин Элизабет» это вам не удастся. Вы должны быть здесь! Среди «водных китайцев». Вспомните о Мэйтин и двух ее друзьях. Мэйтин вернулась на джонку, чтобы умереть. А ее друзья пропали навсегда. И не они одни…
– Как вас понять?
– После Мэйтин на суше исчезли еще три девушки и семь юношей.
– И никто ничего не предпринял? – ужаснулся доктор Меркер.
– Что может «водный китаец» на суше? На твердой почве он беспомощен. Где ему искать пропавших? Город с его улицами и переулками для него все равно что лабиринт.
– А полиция?
– Полиция! – Доктор Мэй махнул рукой. – Приняла заявление о пропаже человека, зарегистрировала его – и взятки гладки. Ну допустим, сошел на сушу какой-то «водный китаец», а обратно не вернулся. Где полиции его искать? Никто его не знает, никто его не видел, а если и видел – не скажет. Кто ищет выбежавшую из подвала крысу? Человек привыкает даже к тому, что к нему относятся как к мусору.
– Как это страшно, доктор Мэй.
– Вы, европейцы, никогда не поймете это до конца. Что такое жизнь вообще? Продемонстрируем это на примере из совершенно неожиданной области – из гастрономии. Каких-то несколько лет назад одним из тончайших деликатесов в лучших китайских ресторанах были обезьяньи мозги. Ну, возразите вы, нечто подобное есть и у нас. Мы едим коровьи мозги, жареные. Вот тут-то и пролегает грань отличий. До специального запрета правительства китайские гурманы вкушали обезьяньи мозги в сыром виде – причем от живых обезьян.
Сначала обезьяну напаивают сладким крепленым вином, потом усаживают под стол специальной конструкции – она как бы зажата в тиски, только черепная коробка возвышается над столешницей. Длинным острым ножом одним-единственным умелым ударом срезают макушку, и мозг открыт. Желающие подходят с ложками в руках и начинают лакомиться живой, пульсирующей массой – пока не вычерпывают все!
Доктор Мэй криво улыбнулся.
– Как бы вас не вырвало, Фриц! Я сам неоднократно был свидетелем подобных угощений и свободно могу назвать вам ряд лучших ресторанов Коулуна, где всего несколько лет назад это «блюдо» постоянно было в меню. Это мироощущение вам всегда будет чуждо, разве я не прав? И тогда встает вопрос: как же мы относимся к смерти?! И животного, и человека? Работать в уголовной комиссии, расследовать убийства – в этом есть что-то противоестественное!
– Я слушаю вас и диву даюсь! – хрипло проговорил охваченный ужасом Меркер. – Я ничего такого не знал.
– Конечно, не знали. Вы всегда видели Гонконг таким, каким он выглядит на глянцевых открытках! Но Гонконг состоит не только из шикарных гостиниц и сверкающих огнями торговых залов, паромов с оркестрами, сказочных плавающих ресторанов, небоскребов, где пускаются в оборот миллиарды, и банков, где отмываются миллиарды «черных» денег. Гонконг это еще и тренировочная площадка, где разминаются перед прыжком в ад. – Доктор Мэй взглянул на Меркера, скосив глаза. – Вы уже думаете: надо бросить все и поскорее бежать в Гамбург…
– Нет! Я останусь! – твердо проговорил доктор Меркер.
– Из-за Янг!..
– В том числе! Я буду жить на солнечной стороне Гонконга.
– Слишком поздно! Теневая сторона вас уже поглотила. Избежать борьбы вам уже не удастся. Вы скоро в этом убедитесь: вас просто-напросто заставят вступить в схватку! Разве что вы уедете из Гонконга.
– Бежать? Никогда!
– Тогда станьте спиной к стене и отбивайтесь. – Доктор Мэй опустил голову. – Если наши тайные враги узнают, что Янг вас полюбила, они сделают ее своей очередной жертвой.
– Ей нужно немедленно скрыться из Гонконга – в Штаты, в Европу!
– А вот этого вам никогда не добиться! Скорее вы выпьете целое море. – Доктор Мэй пожал толстыми плечами. – Фриц, вы уже впутались в дело. И выйти из игры не сможете. Переночуйте у меня. Завтра утром увидите моих пациентов. В задней комнате есть одна вполне сносная кровать. Она ваша! И пусть она станет первым ложем вашей с Янг любви. Я хочу, чтобы вы стали братом для нас, «водных китайцев». И пожалуйста, не сердитесь на меня, если что не так: вы сами видели, сколько я сегодня выпил…
Ночью, между долгими поцелуями и попытками унять сладострастную истому, Янг прошептала:
– Завтра я сниму фотографию со стены… можешь порвать ее, если хочешь…
Это было больше чем признание в любви. Она вручала ему свою жизнь…
7
Доктор Мэй разбудил Меркера рано утром. На нем был мешковатый костюм, глаза красные, водянистые, и от него пренеприятно пахло перегаром.
– Сердце мое истекает кровью, – проговорил он, расталкивая лежавшего в объятиях Янг Меркера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Доктор Мэй пошел первым. Меркер – за ним. Его поразило царившее повсюду запустение. Все было покрыто пылью и паутиной, мебель сломана, деревянные панели подточены червями, по ним ползали тараканы, из угла в угол шмыгали крысы.
И еще одна удручающая картина: рентгеновский кабинет. За диванчиком, обтянутым позеленевшей от плесени кожей, давно устаревшая аппаратура. В углу генератор, даровавший некогда ток, – весь в ржавчине.
В другом помещении прежде была приемная доктора Мэя. И здесь кожаный диванчик со вспоротым верхом. У стены проржавевший металлический шкаф для инструментов и лекарств. На столике стерилизатор, покореженный и со вмятинами. Но самое тяжелое впечатление оставлял письменный стол, занимавший целый угол. На нем валялись груды полуистлевших историй болезни, засвеченных рентгеновских снимков, старых журналов, рецептурных книжек, два картотечных ящика с изгрызенными крысами карточками и фотография молодой красивой китаянки с трехлетней девочкой на руках.
Доктор Мэй взял фотографию в багете и протянул Меркеру.
– Они были счастьем моей жизни, – тупо проговорил он. – Понимаете теперь, почему я запил.
– Нет!
– Знаю, знаю… врачебная этика и тому подобное! Если бы у меня было столько сил, как у мамонта, но… После смерти Мэйтин я рухнул. – Он сел за стол и принялся доставать из ящичков картотеки одну истерзанную карточку за другой. Наморщив лоб, называл имена и швырял карточки в сторону. – Все они мертвы, а я еще жив. Зачем я живу, для чего? Одно лишь заставляет меня не уходить из жизни: я хочу увидеть человека, который отнял у меня мою Мэйтин! Он и человек, на совести которого все эти преступления, – одно и то же лицо! – Доктор Мэй поднял голову. – Помогите мне, Фриц. Я умоляю вас…
– Я сделаю все, что в моих силах, – выдавил из себя доктор Меркер.
– За рабочим столом в клинике «Куин Элизабет» это вам не удастся. Вы должны быть здесь! Среди «водных китайцев». Вспомните о Мэйтин и двух ее друзьях. Мэйтин вернулась на джонку, чтобы умереть. А ее друзья пропали навсегда. И не они одни…
– Как вас понять?
– После Мэйтин на суше исчезли еще три девушки и семь юношей.
– И никто ничего не предпринял? – ужаснулся доктор Меркер.
– Что может «водный китаец» на суше? На твердой почве он беспомощен. Где ему искать пропавших? Город с его улицами и переулками для него все равно что лабиринт.
– А полиция?
– Полиция! – Доктор Мэй махнул рукой. – Приняла заявление о пропаже человека, зарегистрировала его – и взятки гладки. Ну допустим, сошел на сушу какой-то «водный китаец», а обратно не вернулся. Где полиции его искать? Никто его не знает, никто его не видел, а если и видел – не скажет. Кто ищет выбежавшую из подвала крысу? Человек привыкает даже к тому, что к нему относятся как к мусору.
– Как это страшно, доктор Мэй.
– Вы, европейцы, никогда не поймете это до конца. Что такое жизнь вообще? Продемонстрируем это на примере из совершенно неожиданной области – из гастрономии. Каких-то несколько лет назад одним из тончайших деликатесов в лучших китайских ресторанах были обезьяньи мозги. Ну, возразите вы, нечто подобное есть и у нас. Мы едим коровьи мозги, жареные. Вот тут-то и пролегает грань отличий. До специального запрета правительства китайские гурманы вкушали обезьяньи мозги в сыром виде – причем от живых обезьян.
Сначала обезьяну напаивают сладким крепленым вином, потом усаживают под стол специальной конструкции – она как бы зажата в тиски, только черепная коробка возвышается над столешницей. Длинным острым ножом одним-единственным умелым ударом срезают макушку, и мозг открыт. Желающие подходят с ложками в руках и начинают лакомиться живой, пульсирующей массой – пока не вычерпывают все!
Доктор Мэй криво улыбнулся.
– Как бы вас не вырвало, Фриц! Я сам неоднократно был свидетелем подобных угощений и свободно могу назвать вам ряд лучших ресторанов Коулуна, где всего несколько лет назад это «блюдо» постоянно было в меню. Это мироощущение вам всегда будет чуждо, разве я не прав? И тогда встает вопрос: как же мы относимся к смерти?! И животного, и человека? Работать в уголовной комиссии, расследовать убийства – в этом есть что-то противоестественное!
– Я слушаю вас и диву даюсь! – хрипло проговорил охваченный ужасом Меркер. – Я ничего такого не знал.
– Конечно, не знали. Вы всегда видели Гонконг таким, каким он выглядит на глянцевых открытках! Но Гонконг состоит не только из шикарных гостиниц и сверкающих огнями торговых залов, паромов с оркестрами, сказочных плавающих ресторанов, небоскребов, где пускаются в оборот миллиарды, и банков, где отмываются миллиарды «черных» денег. Гонконг это еще и тренировочная площадка, где разминаются перед прыжком в ад. – Доктор Мэй взглянул на Меркера, скосив глаза. – Вы уже думаете: надо бросить все и поскорее бежать в Гамбург…
– Нет! Я останусь! – твердо проговорил доктор Меркер.
– Из-за Янг!..
– В том числе! Я буду жить на солнечной стороне Гонконга.
– Слишком поздно! Теневая сторона вас уже поглотила. Избежать борьбы вам уже не удастся. Вы скоро в этом убедитесь: вас просто-напросто заставят вступить в схватку! Разве что вы уедете из Гонконга.
– Бежать? Никогда!
– Тогда станьте спиной к стене и отбивайтесь. – Доктор Мэй опустил голову. – Если наши тайные враги узнают, что Янг вас полюбила, они сделают ее своей очередной жертвой.
– Ей нужно немедленно скрыться из Гонконга – в Штаты, в Европу!
– А вот этого вам никогда не добиться! Скорее вы выпьете целое море. – Доктор Мэй пожал толстыми плечами. – Фриц, вы уже впутались в дело. И выйти из игры не сможете. Переночуйте у меня. Завтра утром увидите моих пациентов. В задней комнате есть одна вполне сносная кровать. Она ваша! И пусть она станет первым ложем вашей с Янг любви. Я хочу, чтобы вы стали братом для нас, «водных китайцев». И пожалуйста, не сердитесь на меня, если что не так: вы сами видели, сколько я сегодня выпил…
Ночью, между долгими поцелуями и попытками унять сладострастную истому, Янг прошептала:
– Завтра я сниму фотографию со стены… можешь порвать ее, если хочешь…
Это было больше чем признание в любви. Она вручала ему свою жизнь…
7
Доктор Мэй разбудил Меркера рано утром. На нем был мешковатый костюм, глаза красные, водянистые, и от него пренеприятно пахло перегаром.
– Сердце мое истекает кровью, – проговорил он, расталкивая лежавшего в объятиях Янг Меркера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77