– Вот ты какая стала, Айгюль!
Она несколько секунд неотрывно смотрела на Джэксона и вдруг сорвалась с места. Сидней почувствовал на своих плечах горячие руки Айгюль, совсем рядом увидел ее темные лучистые глаза.
– Сидней-ака!.. Ой-йе! Сидней-ака!
3
Вечером они сидели за чистой скатертью – дастар-ханом. Джэксон был усажен на почетное место. Напротив, поджав ноги, расположился седой Юлдаш-бобо. Айгюль была за хозяйку.
Джэксон с удовольствием ел жирный лагман, приготовленные на пару большие пельмени – манты. Пил душистый зеленый чай.
Айгюль рассказала о том, как они жили. Юлдаш-бобо смотрел добрыми глазами на Джэксона, вздыхал и поглаживал ладонями поредевшую бороду.
– Мы с дедушкой остались вдвоем. Зайнаб-апа умерла сразу после вашего ухода на войну. Она заболела. Лечилась у знахарок и пила всякое зелье. Потом, в двадцатом, сообщили о смерти отца. Он погиб в Бухаре, когда наши ворвались в эмирский дворец… Я долго не верила, все ждала, что он придет…
Айгюль низко нагнула голову. При свете керосиновой лампы на ее длинных ресницах заблестели капельки влаги. Юлдаш-бобо протянул руки и широкой ладонью с узловатыми пальцами стал гладить внучку.
– Не надо, внучка. Тот, кто ушел к аллаху, назад не возвращается.
– Теперь я привыкла, – Айгюль овладела собой. – Товарищи, подруги, комсомольская работа… Знаете, что мы сейчас делаем?
Она стала рассказывать о собраниях женщин, на которых выступают коммунистки, русские и узбечки, о кострах на базарных площадях, на которых сжигали паранджу.
– А в свободное время я – на стадионе. Занимаюсь гимнастикой и бегом, – Айгюль оживилась. – Говорят, что у меня неплохие результаты.
До поздней ночи просидели они, разговаривая, вспоминая, рассказывая. Давно пора было ложиться спать, но они не расходились. Джэксон поймал себя на мысли, что здесь, рядом с Айгюль, он просидел бы так вечно. Ему хотелось смотреть на ее овальное красивое лицо, ловить улыбку мягко очерченных нежных губ, любоваться взлетом тугокрылых черных бровей и ощущать на себе ее взгляд. Ее глаза, черные, большие, были рядом, дарили тепло, излучали таинственную силу, притягивали.
Даже тогда, когда он остался один, Сидней не перестал думать об Айгюль, восхищаться ее яркой восточной красотой. Он лежал на мягких одеялах, постланных на vдеревянной тахте, в небольшом винограднике внутреннего дворика и мечтательно смотрел на далекие звезды – яркие, лучистые…
4
Утром Джэксон побрился, вытащил из чемодана гражданский костюм, рубашку, галстук. Разогрел утюг, долго и старательно гладил. Вычистил до блеска старые штиблеты. Однако, когда оделся и завязал галстук, ощутил какую-то неловкость. То ли костюм стеснял движения, то ли он отвык от выглаженных брюк и чистой рубашки. «Неужели таким франтом он пойдет в Совет за направлением на работу? Конечно нет!»
Снова дымил утюг, снова мелькала одежная щетка. Потертая гимнастерка посветлела. Начищенные сапоги, хотя и не блестели, как штиблеты, зато удобны и привычны.
В красноармейской форме Джэксон выглядел мужественнее. И чувствовал себя не случайно попавшим в рабочую среду, а равноправным солдатом революции.
В Ташкентском городском Совете Джэксона провели в отдел кадров. Полная женщина с усталым лицом быстро просмотрела красноармейское удостоверение.
– Где вы раньше работали? – спросила она, поправляя очки. – Куда вас направить?
Джэксон неловко переминался с ноги на ногу. Сказать, что он работал гладильщиком в портняжной мастерской? Несолидно. Сказать, что он боксер? А знает ли она, что такое бокс? Но его опасения оказались напрасными. Едва заговорил он о спорте, лицо женщины просветлело.
– Так, значит, вы специалист?
– Профессионал, – поправил Джэксон, – профессиональный боксер.
– Голубчик, так бы сразу и сказали! Нам позарез нужны специалисты по спорту.
Она тут же сняла телефонную трубку, вызвала какого-то товарища Мукимова.
– Иргаш-ака, нашла!.. Ну да… да. Даже профессионал, американец… Что? Немедленно к вам? Хорошо, хорошо.
Кабинет Мукимова оказался на другом конце коридора. Джэксон мельком прочел надпись на табличке: «Начальник Всевобуча». В приемной толпились люди. В основном военные. У многих имелись командирские отличия.
Джэксон подошел к секретарше и назвал себя. Светловолосая девушка приветливо посмотрела на него и скрылась в кабинете. Через минуту массивная дверь открылась, и на пороге появился коренастый мужчина в военной форме. Все сразу двинулись к нему.
– Товарищи, по порядку, – сказал Мукимов. – Приму всех обязательно. Кто товарищ Джэксон?
Сидней выступил вперед.
– Я.
– Прошу вас, входите.
Джэксон смотрел на Мукимова, на коренастую фигуру начальника Всевобуча, на орден Красного Знамени, на его широкое скуластое лицо и не мог отделаться от странного чувства, которое его охватило. Было что-то знакомое в облике этого человека. Боксер готов был поклясться, что они где-то встречались.
Мукимов дружески протянул руки:
– Ну, здравствуйте, салям-алейкум, товарищ американец! Очень рад с вами встретиться. Сколько лет! А?
И тут Сидней узнал его. Узнал по гортанному голосу, по его теплой, доброй улыбке. Это был один из тех, кто присутствовал на вечере у Юрия Козлова. Это тот самый узбек, который усадил его тогда рядом с собою. Вот так встреча!
Мукимов усадил гостя на диван и засыпал Джэксона вопросами: как встретил революцию, давно ли в Красной Армии, где воевал? Сидней, в свою очередь, спросил о Юрии Козлове. Где он? Жив ли?
– Был с ним на каторге, – рассказывал Мукимов. – Вместе бежали. А сейчас он высоко. Начальство! – Он шутливо поднял руку, показывая на потолок. – Большой человек. В Москве, заместитель наркома.
Мукимов рассказал, что Козлов всегда тепло вспоминал о Джэксоне и очень сожалел, что по неосторожности «впутал американца в политику».
– Знаешь, – сказал Мукимов, переходя на ты, – я завтра буду разговаривать с Москвой по телефону и сообщу о тебе. Ты не против? Вот Юрий-ака обрадуется!
Потом долго говорили о спорте. Откуда знает спорт? Сколько лет занимался боксом? Разбирается ли в гимнастике? Пробовал ли свои силы в легкой атлетике и плавании? Как организовывать соревнования? Какой нужен инвентарь для тренировок? Вопросы сыпались, один за другим.
У Джэксона потеплели глаза. Он увидел не начальника, а человека, серьезно интересующегося физической культурой, спортом. И еще он понял, что эти люди, люди новой власти, придают большое значение физической культуре. Он и сам не ожидал, что это открытие так обрадует его.
– Мы строим социалистическое государство, – говорил Мукимов. – Государство, в котором физическая культура станет достоянием всех! Через месяц у нас начнется первая спартакиада, к состязаниям готовятся воинские подразделения, учебные заведения и, конечно, все коллективы рабочих организаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Она несколько секунд неотрывно смотрела на Джэксона и вдруг сорвалась с места. Сидней почувствовал на своих плечах горячие руки Айгюль, совсем рядом увидел ее темные лучистые глаза.
– Сидней-ака!.. Ой-йе! Сидней-ака!
3
Вечером они сидели за чистой скатертью – дастар-ханом. Джэксон был усажен на почетное место. Напротив, поджав ноги, расположился седой Юлдаш-бобо. Айгюль была за хозяйку.
Джэксон с удовольствием ел жирный лагман, приготовленные на пару большие пельмени – манты. Пил душистый зеленый чай.
Айгюль рассказала о том, как они жили. Юлдаш-бобо смотрел добрыми глазами на Джэксона, вздыхал и поглаживал ладонями поредевшую бороду.
– Мы с дедушкой остались вдвоем. Зайнаб-апа умерла сразу после вашего ухода на войну. Она заболела. Лечилась у знахарок и пила всякое зелье. Потом, в двадцатом, сообщили о смерти отца. Он погиб в Бухаре, когда наши ворвались в эмирский дворец… Я долго не верила, все ждала, что он придет…
Айгюль низко нагнула голову. При свете керосиновой лампы на ее длинных ресницах заблестели капельки влаги. Юлдаш-бобо протянул руки и широкой ладонью с узловатыми пальцами стал гладить внучку.
– Не надо, внучка. Тот, кто ушел к аллаху, назад не возвращается.
– Теперь я привыкла, – Айгюль овладела собой. – Товарищи, подруги, комсомольская работа… Знаете, что мы сейчас делаем?
Она стала рассказывать о собраниях женщин, на которых выступают коммунистки, русские и узбечки, о кострах на базарных площадях, на которых сжигали паранджу.
– А в свободное время я – на стадионе. Занимаюсь гимнастикой и бегом, – Айгюль оживилась. – Говорят, что у меня неплохие результаты.
До поздней ночи просидели они, разговаривая, вспоминая, рассказывая. Давно пора было ложиться спать, но они не расходились. Джэксон поймал себя на мысли, что здесь, рядом с Айгюль, он просидел бы так вечно. Ему хотелось смотреть на ее овальное красивое лицо, ловить улыбку мягко очерченных нежных губ, любоваться взлетом тугокрылых черных бровей и ощущать на себе ее взгляд. Ее глаза, черные, большие, были рядом, дарили тепло, излучали таинственную силу, притягивали.
Даже тогда, когда он остался один, Сидней не перестал думать об Айгюль, восхищаться ее яркой восточной красотой. Он лежал на мягких одеялах, постланных на vдеревянной тахте, в небольшом винограднике внутреннего дворика и мечтательно смотрел на далекие звезды – яркие, лучистые…
4
Утром Джэксон побрился, вытащил из чемодана гражданский костюм, рубашку, галстук. Разогрел утюг, долго и старательно гладил. Вычистил до блеска старые штиблеты. Однако, когда оделся и завязал галстук, ощутил какую-то неловкость. То ли костюм стеснял движения, то ли он отвык от выглаженных брюк и чистой рубашки. «Неужели таким франтом он пойдет в Совет за направлением на работу? Конечно нет!»
Снова дымил утюг, снова мелькала одежная щетка. Потертая гимнастерка посветлела. Начищенные сапоги, хотя и не блестели, как штиблеты, зато удобны и привычны.
В красноармейской форме Джэксон выглядел мужественнее. И чувствовал себя не случайно попавшим в рабочую среду, а равноправным солдатом революции.
В Ташкентском городском Совете Джэксона провели в отдел кадров. Полная женщина с усталым лицом быстро просмотрела красноармейское удостоверение.
– Где вы раньше работали? – спросила она, поправляя очки. – Куда вас направить?
Джэксон неловко переминался с ноги на ногу. Сказать, что он работал гладильщиком в портняжной мастерской? Несолидно. Сказать, что он боксер? А знает ли она, что такое бокс? Но его опасения оказались напрасными. Едва заговорил он о спорте, лицо женщины просветлело.
– Так, значит, вы специалист?
– Профессионал, – поправил Джэксон, – профессиональный боксер.
– Голубчик, так бы сразу и сказали! Нам позарез нужны специалисты по спорту.
Она тут же сняла телефонную трубку, вызвала какого-то товарища Мукимова.
– Иргаш-ака, нашла!.. Ну да… да. Даже профессионал, американец… Что? Немедленно к вам? Хорошо, хорошо.
Кабинет Мукимова оказался на другом конце коридора. Джэксон мельком прочел надпись на табличке: «Начальник Всевобуча». В приемной толпились люди. В основном военные. У многих имелись командирские отличия.
Джэксон подошел к секретарше и назвал себя. Светловолосая девушка приветливо посмотрела на него и скрылась в кабинете. Через минуту массивная дверь открылась, и на пороге появился коренастый мужчина в военной форме. Все сразу двинулись к нему.
– Товарищи, по порядку, – сказал Мукимов. – Приму всех обязательно. Кто товарищ Джэксон?
Сидней выступил вперед.
– Я.
– Прошу вас, входите.
Джэксон смотрел на Мукимова, на коренастую фигуру начальника Всевобуча, на орден Красного Знамени, на его широкое скуластое лицо и не мог отделаться от странного чувства, которое его охватило. Было что-то знакомое в облике этого человека. Боксер готов был поклясться, что они где-то встречались.
Мукимов дружески протянул руки:
– Ну, здравствуйте, салям-алейкум, товарищ американец! Очень рад с вами встретиться. Сколько лет! А?
И тут Сидней узнал его. Узнал по гортанному голосу, по его теплой, доброй улыбке. Это был один из тех, кто присутствовал на вечере у Юрия Козлова. Это тот самый узбек, который усадил его тогда рядом с собою. Вот так встреча!
Мукимов усадил гостя на диван и засыпал Джэксона вопросами: как встретил революцию, давно ли в Красной Армии, где воевал? Сидней, в свою очередь, спросил о Юрии Козлове. Где он? Жив ли?
– Был с ним на каторге, – рассказывал Мукимов. – Вместе бежали. А сейчас он высоко. Начальство! – Он шутливо поднял руку, показывая на потолок. – Большой человек. В Москве, заместитель наркома.
Мукимов рассказал, что Козлов всегда тепло вспоминал о Джэксоне и очень сожалел, что по неосторожности «впутал американца в политику».
– Знаешь, – сказал Мукимов, переходя на ты, – я завтра буду разговаривать с Москвой по телефону и сообщу о тебе. Ты не против? Вот Юрий-ака обрадуется!
Потом долго говорили о спорте. Откуда знает спорт? Сколько лет занимался боксом? Разбирается ли в гимнастике? Пробовал ли свои силы в легкой атлетике и плавании? Как организовывать соревнования? Какой нужен инвентарь для тренировок? Вопросы сыпались, один за другим.
У Джэксона потеплели глаза. Он увидел не начальника, а человека, серьезно интересующегося физической культурой, спортом. И еще он понял, что эти люди, люди новой власти, придают большое значение физической культуре. Он и сам не ожидал, что это открытие так обрадует его.
– Мы строим социалистическое государство, – говорил Мукимов. – Государство, в котором физическая культура станет достоянием всех! Через месяц у нас начнется первая спартакиада, к состязаниям готовятся воинские подразделения, учебные заведения и, конечно, все коллективы рабочих организаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79