А еще о том, как она критиковала его за пьянство и называла его алкоголиком, хотя сам он считает, что это всего лишь обыкновенная начальная стадия.
Я улыбаюсь и киваю, теребя браслетик на запястье. И среди золоченого великолепия самого прославленного в мире отеля, безупречно одетая, красиво причесанная, стройная и изящная, как никогда, я вдруг наконец понимаю, что не получу того, чего хочу. Я осознаю, что меня не ждет утешение в трепетных, сметающих все на своем пути отношениях с Оливером Вендтом. И даже вид светской дамы не может защитить меня от грубой реальности, откровенно маячащей передо мной. Я ушла от мужа, и возвращаться теперь слишком поздно. Вечером я поеду домой, а завтра наступит безрадостное утро, и ничто на свете не сможет утешить или увлечь меня.
Я одинока. Я жила, страшась именно этого момента, и вот он наступил – такой же холодный и сухой, как надпись, накарябанная в рабочем ежедневнике:
Пятница, 18 марта, 20.21 – Ты понимаешь, что одинока. В самом деле одинока.
Вопрос в том, что произойдет в 20.22.
И возможно, впервые за все время с тех пор, как я положила на Оливера Вендта глаз, я вижу его в истинном свете. У него есть брюшко. Под глазами обширные темные круги. Он курит сигареты одну за одной и без конца заказывает спиртное. Но самое главное – он сидит рядом с прелестной женщиной и рассказывает ей о ком-то там еще, кто бросил его четыре года назад.
Я не могу не улыбнуться.
Пятница, 18 марта, 20.22 – Ты понимаешь, что лучше бросить это. В самом деле, бросить.
Видимо, это как раз и есть то, что принято называть моментом озарения. Моя бабушка любила утешать мою овдовевшую тетю словами: «Лучше быть в одиночестве, чем в худой компании». Меня эта фраза всегда ужасно пугала. Но сегодня она обрела для меня вполне реальный смысл.
Через некоторое время я встаю, протягиваю Оливеру руку и благодарю его за то, что он так любезно согласился встретиться со мной.
– Но я думал… – мямлит он, тоже поднимаясь. – Я думал, что мы действительно поужинаем вместе… узнаем друг друга получше.
– Вы же любите Анджелу, – напоминаю ему я. Он, похоже, искренне потрясен, услышав такое,
– Нет! Вовсе нет! Я вам точно говорю!.. Нет, то есть я, конечно, всегда любил ее и буду любить…
Я перебиваю его:
– Так вот, по такому случаю я хотела бы поужинать одна.
Он стоит передо мной, слегка покачиваясь, и я вдруг понимаю, что он пьян.
– Я совершил ошибку, – говорит он, хлопая глазами. – Я-я… облажался!.. Да?
Я не знаю, что сказать и как поступить. Вид у него жалкий и убогий.
– Вам нужно такси? – спокойно спрашиваю я.
– Да, да! Думаю, это как раз сейчас нужно! – мямлит он, безуспешно нащупывая вокруг себя пальто, которое не принес, и не находя в себе сил посмотреть мне в глаза.
Мы выходим на улицу, швейцар взмахом руки подзывает черное такси и открывает для него дверцу. Оливер Вендт стоит передо мной покачиваясь и вдруг хрипло говорит:
– Поцелуй меня.
Вот они, слова, о которых я столько мечтала. Внутри у меня все цепенеет. И вдруг механически, совершенно не думая, я подставляю ему свою щеку. Он тупо моргает, явно сбитый с толку таким же ответным требованием, однако целует меня шершавыми пересохшими губами. Потом он буквально заваливается в такси, и швейцар захлопывает за ним дверцу. Я смотрю вслед исчезающей во мгле машине.
Медленно бреду обратно. Вовсе не такими были мои планы. «Что же теперь делать?» – думаю я, стоя посреди вестибюля. Может, получить пальто и уехать?
Как бы поступила в таком случае состоятельная женщина?
Метрдотель встречает меня улыбкой. – Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер.
– Столик на одну персону? – спрашивает он с таким видом, словно это самая что ни на есть естественная вещь на свете.
– Да, пожалуйста, – говорю я. – Столик на одну персону.
Загар
Прежде всего, я искрение надеюсь, что нет никакой необходимости предостерегать вас относительно опасности длительного пребывания на солнце, кстати, портящего цвет лица, к тому же мне с трудом верится, что мой совет, разубедит вас, особенно если вы твердо решили провести летний отпуск, усердно превращая себя в пережаренную на сковородке булочку. Были времена, когда считалось просто невозможным вернуться из отпуска без хорошего, основательного загара, вызывающего зависть всех ваших несчастных друзей, обреченных провести летние месяцы в городе. Но в наши дни, когда развитие туризма, сделало доступными самые жаркие солнечные страны, загорелая кожа больше не считается чем-то уникальным и редким.
Если слегка загорелое лицо оставляет приятное впечатление здоровья, то обгоревшая кожа выглядит далеко не элегантной и даже старой. Чтобы загар был привлекательным, его следует подчеркивать – глубоким декольте и яркими однотонными вещами (особенно голубыми, белыми и желтыми). Обычно более сдержанная в цветовом отношении городская одежда делает любую загорелую красавицу скорее похожей на малокровную африканку, и тут, уж, конечно, даже отдаленно не идет речь о таком понятии, как элегантность.
В жизни каждой женщины наступает момент, когда она готова, что называется, сняться с якоря.
Неудачное приключение с Оливером Вендтом сыграло свою роль. Но дело не только в нем. С тех пор прошло две недели, и я наконец получила почтовое уведомление о состоявшемся разводе – сухое и безликое, как счет за газ. Послание это более чем красноречиво объясняет, что я свободна и одинока. То есть не жду чьих-то телефонных звонков, не привязана ни к кому и ни к чему, даже к былым связующим нитям или к надеждам на какой-то проблеск в будущем. И теперь, когда в фокусе оказались только я и моя жизнь, мне становится ясно, что мое время в театре «Феникс» тоже подходит к концу.
Когда-то я считала эту работу раем. Я начинала билетером и, выйдя замуж, подрабатывала даже по выходным себе на карманные расходы. Теперь я старший менеджер по продажам. Не стану отрицать, что, если бы дела с мистером Вендтом обернулись иначе, я могла бы до сих пор с дурацкой улыбочкой на лице радостно сочинять отчеты по продажам билетов, но теперь, когда мысль о том, что я могу столкнуться с ним где-нибудь в коридоре, больше не наполняет меня трепетом, я вынуждена сосредоточиться только на имеющейся работе. А она скучна.
– Я подумываю о карьере, – говорю я Колину как-то за обедом.
– Вот как? Интересно, какой же – пожарного или полицейского?
– Нет. В «Роял-опера-хаус» есть место в плановом отделе. – И после некоторого колебания сообщаю: – Вообще-то я уже подала заявку, и на следующей неделе у меня собеседование.
Я жадно жду ответа Колина – в конце концов мы проработали вместе столько лет. Но он только устало вздыхает.
– Звучит красиво, Узи. Расскажешь потом, чем кончилось.
Он гоняет вилкой по тарелке остатки рыбной запеканки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Я улыбаюсь и киваю, теребя браслетик на запястье. И среди золоченого великолепия самого прославленного в мире отеля, безупречно одетая, красиво причесанная, стройная и изящная, как никогда, я вдруг наконец понимаю, что не получу того, чего хочу. Я осознаю, что меня не ждет утешение в трепетных, сметающих все на своем пути отношениях с Оливером Вендтом. И даже вид светской дамы не может защитить меня от грубой реальности, откровенно маячащей передо мной. Я ушла от мужа, и возвращаться теперь слишком поздно. Вечером я поеду домой, а завтра наступит безрадостное утро, и ничто на свете не сможет утешить или увлечь меня.
Я одинока. Я жила, страшась именно этого момента, и вот он наступил – такой же холодный и сухой, как надпись, накарябанная в рабочем ежедневнике:
Пятница, 18 марта, 20.21 – Ты понимаешь, что одинока. В самом деле одинока.
Вопрос в том, что произойдет в 20.22.
И возможно, впервые за все время с тех пор, как я положила на Оливера Вендта глаз, я вижу его в истинном свете. У него есть брюшко. Под глазами обширные темные круги. Он курит сигареты одну за одной и без конца заказывает спиртное. Но самое главное – он сидит рядом с прелестной женщиной и рассказывает ей о ком-то там еще, кто бросил его четыре года назад.
Я не могу не улыбнуться.
Пятница, 18 марта, 20.22 – Ты понимаешь, что лучше бросить это. В самом деле, бросить.
Видимо, это как раз и есть то, что принято называть моментом озарения. Моя бабушка любила утешать мою овдовевшую тетю словами: «Лучше быть в одиночестве, чем в худой компании». Меня эта фраза всегда ужасно пугала. Но сегодня она обрела для меня вполне реальный смысл.
Через некоторое время я встаю, протягиваю Оливеру руку и благодарю его за то, что он так любезно согласился встретиться со мной.
– Но я думал… – мямлит он, тоже поднимаясь. – Я думал, что мы действительно поужинаем вместе… узнаем друг друга получше.
– Вы же любите Анджелу, – напоминаю ему я. Он, похоже, искренне потрясен, услышав такое,
– Нет! Вовсе нет! Я вам точно говорю!.. Нет, то есть я, конечно, всегда любил ее и буду любить…
Я перебиваю его:
– Так вот, по такому случаю я хотела бы поужинать одна.
Он стоит передо мной, слегка покачиваясь, и я вдруг понимаю, что он пьян.
– Я совершил ошибку, – говорит он, хлопая глазами. – Я-я… облажался!.. Да?
Я не знаю, что сказать и как поступить. Вид у него жалкий и убогий.
– Вам нужно такси? – спокойно спрашиваю я.
– Да, да! Думаю, это как раз сейчас нужно! – мямлит он, безуспешно нащупывая вокруг себя пальто, которое не принес, и не находя в себе сил посмотреть мне в глаза.
Мы выходим на улицу, швейцар взмахом руки подзывает черное такси и открывает для него дверцу. Оливер Вендт стоит передо мной покачиваясь и вдруг хрипло говорит:
– Поцелуй меня.
Вот они, слова, о которых я столько мечтала. Внутри у меня все цепенеет. И вдруг механически, совершенно не думая, я подставляю ему свою щеку. Он тупо моргает, явно сбитый с толку таким же ответным требованием, однако целует меня шершавыми пересохшими губами. Потом он буквально заваливается в такси, и швейцар захлопывает за ним дверцу. Я смотрю вслед исчезающей во мгле машине.
Медленно бреду обратно. Вовсе не такими были мои планы. «Что же теперь делать?» – думаю я, стоя посреди вестибюля. Может, получить пальто и уехать?
Как бы поступила в таком случае состоятельная женщина?
Метрдотель встречает меня улыбкой. – Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер.
– Столик на одну персону? – спрашивает он с таким видом, словно это самая что ни на есть естественная вещь на свете.
– Да, пожалуйста, – говорю я. – Столик на одну персону.
Загар
Прежде всего, я искрение надеюсь, что нет никакой необходимости предостерегать вас относительно опасности длительного пребывания на солнце, кстати, портящего цвет лица, к тому же мне с трудом верится, что мой совет, разубедит вас, особенно если вы твердо решили провести летний отпуск, усердно превращая себя в пережаренную на сковородке булочку. Были времена, когда считалось просто невозможным вернуться из отпуска без хорошего, основательного загара, вызывающего зависть всех ваших несчастных друзей, обреченных провести летние месяцы в городе. Но в наши дни, когда развитие туризма, сделало доступными самые жаркие солнечные страны, загорелая кожа больше не считается чем-то уникальным и редким.
Если слегка загорелое лицо оставляет приятное впечатление здоровья, то обгоревшая кожа выглядит далеко не элегантной и даже старой. Чтобы загар был привлекательным, его следует подчеркивать – глубоким декольте и яркими однотонными вещами (особенно голубыми, белыми и желтыми). Обычно более сдержанная в цветовом отношении городская одежда делает любую загорелую красавицу скорее похожей на малокровную африканку, и тут, уж, конечно, даже отдаленно не идет речь о таком понятии, как элегантность.
В жизни каждой женщины наступает момент, когда она готова, что называется, сняться с якоря.
Неудачное приключение с Оливером Вендтом сыграло свою роль. Но дело не только в нем. С тех пор прошло две недели, и я наконец получила почтовое уведомление о состоявшемся разводе – сухое и безликое, как счет за газ. Послание это более чем красноречиво объясняет, что я свободна и одинока. То есть не жду чьих-то телефонных звонков, не привязана ни к кому и ни к чему, даже к былым связующим нитям или к надеждам на какой-то проблеск в будущем. И теперь, когда в фокусе оказались только я и моя жизнь, мне становится ясно, что мое время в театре «Феникс» тоже подходит к концу.
Когда-то я считала эту работу раем. Я начинала билетером и, выйдя замуж, подрабатывала даже по выходным себе на карманные расходы. Теперь я старший менеджер по продажам. Не стану отрицать, что, если бы дела с мистером Вендтом обернулись иначе, я могла бы до сих пор с дурацкой улыбочкой на лице радостно сочинять отчеты по продажам билетов, но теперь, когда мысль о том, что я могу столкнуться с ним где-нибудь в коридоре, больше не наполняет меня трепетом, я вынуждена сосредоточиться только на имеющейся работе. А она скучна.
– Я подумываю о карьере, – говорю я Колину как-то за обедом.
– Вот как? Интересно, какой же – пожарного или полицейского?
– Нет. В «Роял-опера-хаус» есть место в плановом отделе. – И после некоторого колебания сообщаю: – Вообще-то я уже подала заявку, и на следующей неделе у меня собеседование.
Я жадно жду ответа Колина – в конце концов мы проработали вместе столько лет. Но он только устало вздыхает.
– Звучит красиво, Узи. Расскажешь потом, чем кончилось.
Он гоняет вилкой по тарелке остатки рыбной запеканки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80