– Это, несомненно, играет большую роль.
Эти слова ее, похоже, удивляют.
– Дорогая моя, но я всегда оставалась леди! Даже когда была худенькой девочкой-эмигранткой, не умевшей сказать ни слова по-английски! Мне не нужно было ждать лорда, готового жениться на мне, чтобы стать леди!
– Нет, я хотела сказать… – Я пытаюсь подобрать нужные слова. – Я хотела сказать, что теперь, когда вы леди, когда вы одна из них… вы больше не представляетесь им чужой.
– Чужие, свои… Вы придаете слишком большое значение этим условностям. – Она делает изящный глоток, не сводя с моего лица проницательного взгляда. – Поверьте мне, люди реагируют не на то, что вы другая, а на то, что вы стыдитесь этого. – Она улыбается и кладет себе на тарелочку пирожное. – Все-таки какая прелесть эти корзиночки! А вечером, видимо, придется поголодать. Выработайте во всем свой стиль, Луиза. Свой собственный стиль. И поверьте, никому не будет дела до того, откуда вы приехали.
Моя шляпка вызывает настоящий переполох, когда я возвращаюсь в офис.
– Ну это уж слишком серьезно. – Флора вертит ее в руках так, будто это бомба.
– Да, это, конечно, совсем для взрослых, – соглашается Поппи. – Я не такой храбрый человек, как ты, – прибавляет она, торопливо возвращая мне шляпку.
Ничуть не смутившись, я убираю ее обратно в коробку и спрашиваю:
– Кто-нибудь хочет чаю?
– О да, пожалуйста! – кричат они хором с восторгом, какой мысли о чае могут вызвать только у англичан.
В тот же вечер, когда я водружаю шляпную коробку на шкаф, меня вдруг посещает настойчивое ощущение, будто я уже где-то встречала леди Касл. Сажусь на край постели и пробую сосредоточиться. Кого она мне напоминает?
И тут меня осеняет. Открываю шкаф и, порывшись, достаю оттуда книжечку «Элегантность». Раскрываю ее и листаю, еще раз пробегая глазами бесценные вечные советы. Леди Касл напоминает мне мадам Дарио, и я вдруг с каким-то щемящим чувством понимаю, как мне не хватало ее. Она стала для меня незаменимым источником мудрости и ни разу не подвела меня, даже когда я ее отвергла. Я была дурой, что отправила ее в ссылку, признаю это, и теперь торжественно возвращаю ее на почетное место на моем ночном столике.
Когда наступает назначенный день, я обнаруживаю, что леди Касл была права. Я надеваю шляпку с простым шелковым платьем и пиджачком, и, безусловно, во всем этом ансамбле шляпка, что называется, делает погоду. Среди целого моря широкополых конструкций я, конечно же, заметно выделяюсь. К тому же у меня есть еще одно преимущество – я могу свободно и элегантно передвигаться в толпе. И вуаль сама по себе производит небывалый эффект. Она придает мне загадочный, непредсказуемый вид. Мужчины, завороженные тайной, проявляют ко мне недюжинный интерес, женщины заинтригованы. Когда я подхожу к Флоре, у нее буквально отвисает челюсть, и даже обширное цветистое сооружение на голове не может скрыть ее изумления.
– О, Луиза! – восклицает она, хватая меня за руку. – Как бы мне тоже хотелось так одеться, если бы я могла!
И впервые за все время я вижу их с Поппи совершенно в ином свете. Они кажутся мне такими беспомощными и уязвимыми в этом пугающем скоплении дорогущих костюмов и платьев от знаменитых дизайнеров, такими маленькими и юными в этих своих широкополых шляпах, за которыми только и могут укрыться. Мне вспоминаются слова леди Касл: «Чужие, свои… Какая разница?»
Этому волнительному, утомительному дню, казалось бы, нет конца. Погода, поистине изумительная для начала июня, лишь способствует всеобщему веселью. Только около четырех часов мне удается тихонько ускользнуть, чтобы побыть немного в одиночестве. Медленно пробираясь через толпу, я вдруг замечаю знакомое лицо.
– Привет! – говорю я молодому человеку, который когда-то подарил мне билет в театр. На этот раз он одет в костюм.
– Привет! – говорит он, лучезарно улыбаясь. – Так чем все кончилось? Вы получили работу?
– Да, получила. И я хотела поблагодарить вас за тот билетик. Просто не могу передать, как это было здорово!
Раздается звонок, и толпа сжимается вокруг нас, норовя разъединить.
– Знаете, мне нужно успеть сделать ставку за дедушку, пока не начался следующий забег, – кричит он, увлекаемый спешащей толпой. – Хотите чего-нибудь выпить?
– Я не могу! – кричу я в ответ под звуки второго звонка. – Мне нужно возвращаться. А вы бегите скорее, не то упустите удачу!
Он протискивается к самой короткой очереди и прежде, чем я теряю его из виду, успевает крикнуть мне:
– Кстати, вы выглядите поистине потрясающе!
И тут же сразу несколько джентльменов вторят ему:
– Это точно!
Он улыбается и через минуту растворяется в толпе.
Направляясь к трибунам, я чувствую небывалую легкость во всем теле.
Сегодня в «Эскоте» буйство праздничных нарядов – ослепительных, оглушительных, уничтожающих, радующих глаз. Однако, несмотря на все это разнообразие, я с удивлением обнаруживаю, что очень мало женщин надели вуаль. А если быть точнее, то единственную, кроме моей, вуаль я вижу только на леди Касл. Ее голову сегодня украшает крошечная серебристая шляпка-таблетка с изумительно тонкой черной вуалью, закрывающей лицо. Она посылает мне озорную улыбку и едва заметно подмигивает.
– Это действительно впечатляет, – говорит она, беря меня под руку, когда я подхожу. – Вы выглядите как настоящая леди. Как никто из этих дам. Как Уоллис Симпсон! Она, конечно, страшная женщина, но как одевается! Вы не можете себе представить! А теперь… – Она ведет меня под руку к своей ложе. – Позвольте мне познакомить вас кое с кем. Мне представляется, что вы можете найти этих людей весьма интересными. – Она подводит меня к невысокому коренастому краснолицему мужчине, сжимающему бокал шампанского так, словно это пивная кружка. – Знакомьтесь, Луиза, это Фредерик фон Хассель. Мистер фон Хассель питает страсть к старинной музыке.
Он протягивает мне пухлую красную руку, и я пожимаю ее.
– Фредерик коллекционирует Караваджо, – продолжает леди Касл. – Насколько мне известно, «Роял-опера» готовит новую постановку «Орфея». Это так?
Но я не успеваю ответить, как мистер фон Хассель уже берет слово.
– Да, сейчас никто не умеет правильно поставить Монтеверди! – рявкает он. – Все они пытаются сделать сенсацию, осовременить историю, а ведь это рассказ о любви и смерти! – кричит он, побагровев в считанные секунды. – Терпеть не могу эти современные постановки! Просто не переношу их! Не переношу!
Тут мне на помощь приходит вуаль. Я моргаю, улыбаюсь и, изящно стряхнув с лацкана капельку слюны мистера фон Хасселя, невозмутимо говорю:
– Как жаль. Особенно если учесть, что в декорациях нашей новой постановки использованы мотивы Караваджо, и мне было бы приятно услышать ваше мнение о них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Эти слова ее, похоже, удивляют.
– Дорогая моя, но я всегда оставалась леди! Даже когда была худенькой девочкой-эмигранткой, не умевшей сказать ни слова по-английски! Мне не нужно было ждать лорда, готового жениться на мне, чтобы стать леди!
– Нет, я хотела сказать… – Я пытаюсь подобрать нужные слова. – Я хотела сказать, что теперь, когда вы леди, когда вы одна из них… вы больше не представляетесь им чужой.
– Чужие, свои… Вы придаете слишком большое значение этим условностям. – Она делает изящный глоток, не сводя с моего лица проницательного взгляда. – Поверьте мне, люди реагируют не на то, что вы другая, а на то, что вы стыдитесь этого. – Она улыбается и кладет себе на тарелочку пирожное. – Все-таки какая прелесть эти корзиночки! А вечером, видимо, придется поголодать. Выработайте во всем свой стиль, Луиза. Свой собственный стиль. И поверьте, никому не будет дела до того, откуда вы приехали.
Моя шляпка вызывает настоящий переполох, когда я возвращаюсь в офис.
– Ну это уж слишком серьезно. – Флора вертит ее в руках так, будто это бомба.
– Да, это, конечно, совсем для взрослых, – соглашается Поппи. – Я не такой храбрый человек, как ты, – прибавляет она, торопливо возвращая мне шляпку.
Ничуть не смутившись, я убираю ее обратно в коробку и спрашиваю:
– Кто-нибудь хочет чаю?
– О да, пожалуйста! – кричат они хором с восторгом, какой мысли о чае могут вызвать только у англичан.
В тот же вечер, когда я водружаю шляпную коробку на шкаф, меня вдруг посещает настойчивое ощущение, будто я уже где-то встречала леди Касл. Сажусь на край постели и пробую сосредоточиться. Кого она мне напоминает?
И тут меня осеняет. Открываю шкаф и, порывшись, достаю оттуда книжечку «Элегантность». Раскрываю ее и листаю, еще раз пробегая глазами бесценные вечные советы. Леди Касл напоминает мне мадам Дарио, и я вдруг с каким-то щемящим чувством понимаю, как мне не хватало ее. Она стала для меня незаменимым источником мудрости и ни разу не подвела меня, даже когда я ее отвергла. Я была дурой, что отправила ее в ссылку, признаю это, и теперь торжественно возвращаю ее на почетное место на моем ночном столике.
Когда наступает назначенный день, я обнаруживаю, что леди Касл была права. Я надеваю шляпку с простым шелковым платьем и пиджачком, и, безусловно, во всем этом ансамбле шляпка, что называется, делает погоду. Среди целого моря широкополых конструкций я, конечно же, заметно выделяюсь. К тому же у меня есть еще одно преимущество – я могу свободно и элегантно передвигаться в толпе. И вуаль сама по себе производит небывалый эффект. Она придает мне загадочный, непредсказуемый вид. Мужчины, завороженные тайной, проявляют ко мне недюжинный интерес, женщины заинтригованы. Когда я подхожу к Флоре, у нее буквально отвисает челюсть, и даже обширное цветистое сооружение на голове не может скрыть ее изумления.
– О, Луиза! – восклицает она, хватая меня за руку. – Как бы мне тоже хотелось так одеться, если бы я могла!
И впервые за все время я вижу их с Поппи совершенно в ином свете. Они кажутся мне такими беспомощными и уязвимыми в этом пугающем скоплении дорогущих костюмов и платьев от знаменитых дизайнеров, такими маленькими и юными в этих своих широкополых шляпах, за которыми только и могут укрыться. Мне вспоминаются слова леди Касл: «Чужие, свои… Какая разница?»
Этому волнительному, утомительному дню, казалось бы, нет конца. Погода, поистине изумительная для начала июня, лишь способствует всеобщему веселью. Только около четырех часов мне удается тихонько ускользнуть, чтобы побыть немного в одиночестве. Медленно пробираясь через толпу, я вдруг замечаю знакомое лицо.
– Привет! – говорю я молодому человеку, который когда-то подарил мне билет в театр. На этот раз он одет в костюм.
– Привет! – говорит он, лучезарно улыбаясь. – Так чем все кончилось? Вы получили работу?
– Да, получила. И я хотела поблагодарить вас за тот билетик. Просто не могу передать, как это было здорово!
Раздается звонок, и толпа сжимается вокруг нас, норовя разъединить.
– Знаете, мне нужно успеть сделать ставку за дедушку, пока не начался следующий забег, – кричит он, увлекаемый спешащей толпой. – Хотите чего-нибудь выпить?
– Я не могу! – кричу я в ответ под звуки второго звонка. – Мне нужно возвращаться. А вы бегите скорее, не то упустите удачу!
Он протискивается к самой короткой очереди и прежде, чем я теряю его из виду, успевает крикнуть мне:
– Кстати, вы выглядите поистине потрясающе!
И тут же сразу несколько джентльменов вторят ему:
– Это точно!
Он улыбается и через минуту растворяется в толпе.
Направляясь к трибунам, я чувствую небывалую легкость во всем теле.
Сегодня в «Эскоте» буйство праздничных нарядов – ослепительных, оглушительных, уничтожающих, радующих глаз. Однако, несмотря на все это разнообразие, я с удивлением обнаруживаю, что очень мало женщин надели вуаль. А если быть точнее, то единственную, кроме моей, вуаль я вижу только на леди Касл. Ее голову сегодня украшает крошечная серебристая шляпка-таблетка с изумительно тонкой черной вуалью, закрывающей лицо. Она посылает мне озорную улыбку и едва заметно подмигивает.
– Это действительно впечатляет, – говорит она, беря меня под руку, когда я подхожу. – Вы выглядите как настоящая леди. Как никто из этих дам. Как Уоллис Симпсон! Она, конечно, страшная женщина, но как одевается! Вы не можете себе представить! А теперь… – Она ведет меня под руку к своей ложе. – Позвольте мне познакомить вас кое с кем. Мне представляется, что вы можете найти этих людей весьма интересными. – Она подводит меня к невысокому коренастому краснолицему мужчине, сжимающему бокал шампанского так, словно это пивная кружка. – Знакомьтесь, Луиза, это Фредерик фон Хассель. Мистер фон Хассель питает страсть к старинной музыке.
Он протягивает мне пухлую красную руку, и я пожимаю ее.
– Фредерик коллекционирует Караваджо, – продолжает леди Касл. – Насколько мне известно, «Роял-опера» готовит новую постановку «Орфея». Это так?
Но я не успеваю ответить, как мистер фон Хассель уже берет слово.
– Да, сейчас никто не умеет правильно поставить Монтеверди! – рявкает он. – Все они пытаются сделать сенсацию, осовременить историю, а ведь это рассказ о любви и смерти! – кричит он, побагровев в считанные секунды. – Терпеть не могу эти современные постановки! Просто не переношу их! Не переношу!
Тут мне на помощь приходит вуаль. Я моргаю, улыбаюсь и, изящно стряхнув с лацкана капельку слюны мистера фон Хасселя, невозмутимо говорю:
– Как жаль. Особенно если учесть, что в декорациях нашей новой постановки использованы мотивы Караваджо, и мне было бы приятно услышать ваше мнение о них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80