До завтра!…
Я поспешно, чтобы не передумать, нажала клавишу отбоя.
— Кто это был? Обнорский? — лукаво спросила Василиса. Естественно, Васька была единственной, кому я рассказала о веселой интрижке на пляже.
— Нет, не Обнорский.
Как я хочу видеть Бориса!…
Кстати, а почему это мне не звонит Обнорский?…
***
Утром мне показалось, что на меня как-то по-особому, с повышенным любопытством, посмотрела Агеева.
— Выглядишь сегодня — на миллион долларов, — проворковала она, поправляя мне бретельку на новом сарафане.
— А всегда — на рубль? — парировала я. В дни повышенной медоточивости Агееву побаивалась даже я.
— Ну колись, колючка! — Марина не обратила внимания на мой выпад. — Небось нового мужичка подцепила? Кто он? Каков собой?
— Хорош, как Аполлон, — честно сказала я, вспомнив Бориса.
— Так уж и как Аполлон? — подколола Агеева.
— Чистой воды — Бог! Но самое главное — голос. Знаешь, я когда слышу его голос — просто таю.
— Голос? — хмыкнула Марина. — Ну да, пока не рявкнет, пока не рыкнет.
— А чего это он на меня рыкать должен? — удивилась я.
— Ну, милая, не ты — первая, не ты — последняя.
— Все, что до меня — не считается, — отрезала я, направляясь в свой кабинет.
— А после тебя — хоть потоп! — не сдавалась Агеева. — Кстати, Света, а ты почему перестала носить моего Тельца?
— Серебро к рыжему сарафану не подходит.
***
— Ну что нового на планерке было? — спросила я Соболина, только что вернувшегося с ежепятничных посиделок у начальства.
— Не планерка, а сплошной дурдом! — махнул рукой Вовка.
— Боги на Олимпе гневаются?
— Не то слово. Сплошной ор и крик.
— Кто — на кого?
— Да на этот раз вдруг сцепились Обнорский с Лукошкиной. Анька вопила, что ей надоело вечерами и ночами сидеть с текстами Спозаранника, что вечерами и ночами у нормального человека должна быть личная жизнь. Обнорский орал, что она не нормальный человек, а юрист «Пули» с ненормированным рабочим днем и что про ее личную жизнь знать ничего не хочет и вообще — запрещает ей всякую личную жизнь.
— Во дает! — опешила я. — Чего это он?
— А хрен его знает! Как с цепи сорвался.
— А Анька?
— А та вообще сказала, что в таком случае увольняется, хлопнула дверью и убежала с планерки.
— Ничего себе — дела! — ахнула Анюта Соболина. — Пойду проведаю Лукошкину. Может, ей чего надо?…
Я вышла за ней следом. В коридоре одна Анюта утешала другую:
— Да плюнь ты, Аня. — Соболина участливо погладила Лукошкину по плечу. — У него же это бывает: вдруг раз — и мигрень. Вот и орет. А ты — три к носу. Заведи любовника. Замуж выйди…
Лукошкина заметила меня:
— Это ты с подачи Завгородней мне такие советы даешь? — вдруг тихим деревянным голосом спросила Лукошкина.
— А при чем я-то тут? — обалдела я. — Не хочешь — не заводи, не выходи. Мне-то что?
— Ты всегда ни при чем! — еще тише сказала Лукошкина. В глазах у нее был подозрительный блеск. — Тебе-то — что…
Она резко развернулась и быстро направилась к выходу.
— Нет, прав Соболин, — рассудила я. — У нас действительно не Агентство, а дурдом. А вот я возьму и тоже уволюсь. Достали все!
— Не забудь перед увольнением флюорографию сделать, — машинально напомнила о последнем приказе Скрипки проходившая мимо с озабоченным лицом Ксюша: она несла шефу стакан с водой.
***
Агентство раскошелилось и купило всем сотрудникам полисы добровольного медицинского страхования.
И теперь периодически Ксюша отправляла нас то проверять зрение, то делать ЭКГ. Теперь вот — флюорография. В поликлинике уже побывали почти все. Пройдоха Гвичия, обольстив медсестру с рентгена, вернулся в Агентство со снимком собственной грудной клетки. Пленку зачем-то выпросила у него Агеева и повесила себе в кабинете рядом с портретом Обнорского. Шах тут же попытался всучить мне свои кости, но я отказалась.
В общем, надо было ехать в поликлинику. Ксюша записала меня на час дня, чтобы не томиться в очереди. Поликлиника была при больнице Святой Екатерины — это у черта на рогах.
В поликлинику я опоздала, потому что по пути мне попался новый бутик. Я долго крутилась перед зеркалом в маленьком платье цвета пьяной вишни в белый горошек, потому что ко мне в примерочную сбежались все продавщицы магазина во главе с хозяином — игривым толстячком кавказского типа.
— Девушка, надо брать! — хором верещали продавщицы.
— Красавица, ух, красавица! — причмокивал губами хозяин. — В таком платье любой принц — твой!
С принцем Борисом я встречалась вечером. Это платьишко любимого цвета было бы как нельзя кстати. Еще больше кстати оно будет завтра утром, когда я пойду сдавать новеллу Обнорскому. Не забыть бы только про гранатовые бусы…
Поскольку у меня с собой было всего двести долларов, пришлось звонить Ваське, чтобы она довезла недостающую сумму.
В общем, в поликлинику я опоздала. И к кабинету рентгенолога подходила в тот момент, когда он, рентгенолог, этот кабинет уже закрывал на ключ. Я не успела окликнуть его, потому что мой взгляд зацепился за бэйджик с именем врача, дежурившего в тот день: «Соловейчик Игорь Сергеевич».
Соловейчик… Соловейчик… Где же на днях я слышала эту фамилию?
Парень вынул табличку из крепления и, на ходу снимая халат, пошел к выходу. На бейсболке мелькнул логотип — буквы «С. Е.» с маленьким красным крестиком. И я тут же вспомнила его: бледного, с невыразительным ртом, в темных очках устаревшей модели — хозяина Жужи-Найды.
«Игорь Сергеевич! — хотела окликнуть я его. — Как поживает ваш песик? Вы меня не узнаете?»
Но я не окликнула. Потому что, как громом пораженная, вдруг вспомнила Васькин речитатив: «Соловейчик Нина Александровна. Двадцать восемь лет. Лаборант в поликлинике. Не замужем. И в этом — ее проблема».
***
Каширин «пробил» мне Соловейчиков в пять минут. Они были прописаны вместе — муж и жена, Игорь Сергеевич и Нина Александровна.
Жили они на улице Вронской, дом 1, квартира 3.
***
Нина разрыдалась с первой минуты. А потом начала рассказывать. Мы с Васькой не перебивали.
Детство у Нины было сущим адом.
Родители развелись, и у Нины оказались новые родственники — отчим со сводным братом. Брат — Олег Полярников — был на семь лет старше. Он вел себя отвратительно: когда не видели родители, щипал девочку, задирал платье, мерзко хихикая.
Нина боялась расстраивать маму и молчала.
Ей было девять лет, когда родители однажды ушли в поздние гости.
Вечером в ее детскую вошел Олег и запер дверь изнутри. А дальше начался кошмар…
Она ненавидит его всю жизнь. И с детских лет вынашивает план мести.
Судьбы их разошлись. Она — нищий лаборант, замужем за нищим врачом-рентгенологом. («Извините, Василиса Васильевна, про проблемы с замужеством я солгала: Игорь меня очень любит, хоть и все знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я поспешно, чтобы не передумать, нажала клавишу отбоя.
— Кто это был? Обнорский? — лукаво спросила Василиса. Естественно, Васька была единственной, кому я рассказала о веселой интрижке на пляже.
— Нет, не Обнорский.
Как я хочу видеть Бориса!…
Кстати, а почему это мне не звонит Обнорский?…
***
Утром мне показалось, что на меня как-то по-особому, с повышенным любопытством, посмотрела Агеева.
— Выглядишь сегодня — на миллион долларов, — проворковала она, поправляя мне бретельку на новом сарафане.
— А всегда — на рубль? — парировала я. В дни повышенной медоточивости Агееву побаивалась даже я.
— Ну колись, колючка! — Марина не обратила внимания на мой выпад. — Небось нового мужичка подцепила? Кто он? Каков собой?
— Хорош, как Аполлон, — честно сказала я, вспомнив Бориса.
— Так уж и как Аполлон? — подколола Агеева.
— Чистой воды — Бог! Но самое главное — голос. Знаешь, я когда слышу его голос — просто таю.
— Голос? — хмыкнула Марина. — Ну да, пока не рявкнет, пока не рыкнет.
— А чего это он на меня рыкать должен? — удивилась я.
— Ну, милая, не ты — первая, не ты — последняя.
— Все, что до меня — не считается, — отрезала я, направляясь в свой кабинет.
— А после тебя — хоть потоп! — не сдавалась Агеева. — Кстати, Света, а ты почему перестала носить моего Тельца?
— Серебро к рыжему сарафану не подходит.
***
— Ну что нового на планерке было? — спросила я Соболина, только что вернувшегося с ежепятничных посиделок у начальства.
— Не планерка, а сплошной дурдом! — махнул рукой Вовка.
— Боги на Олимпе гневаются?
— Не то слово. Сплошной ор и крик.
— Кто — на кого?
— Да на этот раз вдруг сцепились Обнорский с Лукошкиной. Анька вопила, что ей надоело вечерами и ночами сидеть с текстами Спозаранника, что вечерами и ночами у нормального человека должна быть личная жизнь. Обнорский орал, что она не нормальный человек, а юрист «Пули» с ненормированным рабочим днем и что про ее личную жизнь знать ничего не хочет и вообще — запрещает ей всякую личную жизнь.
— Во дает! — опешила я. — Чего это он?
— А хрен его знает! Как с цепи сорвался.
— А Анька?
— А та вообще сказала, что в таком случае увольняется, хлопнула дверью и убежала с планерки.
— Ничего себе — дела! — ахнула Анюта Соболина. — Пойду проведаю Лукошкину. Может, ей чего надо?…
Я вышла за ней следом. В коридоре одна Анюта утешала другую:
— Да плюнь ты, Аня. — Соболина участливо погладила Лукошкину по плечу. — У него же это бывает: вдруг раз — и мигрень. Вот и орет. А ты — три к носу. Заведи любовника. Замуж выйди…
Лукошкина заметила меня:
— Это ты с подачи Завгородней мне такие советы даешь? — вдруг тихим деревянным голосом спросила Лукошкина.
— А при чем я-то тут? — обалдела я. — Не хочешь — не заводи, не выходи. Мне-то что?
— Ты всегда ни при чем! — еще тише сказала Лукошкина. В глазах у нее был подозрительный блеск. — Тебе-то — что…
Она резко развернулась и быстро направилась к выходу.
— Нет, прав Соболин, — рассудила я. — У нас действительно не Агентство, а дурдом. А вот я возьму и тоже уволюсь. Достали все!
— Не забудь перед увольнением флюорографию сделать, — машинально напомнила о последнем приказе Скрипки проходившая мимо с озабоченным лицом Ксюша: она несла шефу стакан с водой.
***
Агентство раскошелилось и купило всем сотрудникам полисы добровольного медицинского страхования.
И теперь периодически Ксюша отправляла нас то проверять зрение, то делать ЭКГ. Теперь вот — флюорография. В поликлинике уже побывали почти все. Пройдоха Гвичия, обольстив медсестру с рентгена, вернулся в Агентство со снимком собственной грудной клетки. Пленку зачем-то выпросила у него Агеева и повесила себе в кабинете рядом с портретом Обнорского. Шах тут же попытался всучить мне свои кости, но я отказалась.
В общем, надо было ехать в поликлинику. Ксюша записала меня на час дня, чтобы не томиться в очереди. Поликлиника была при больнице Святой Екатерины — это у черта на рогах.
В поликлинику я опоздала, потому что по пути мне попался новый бутик. Я долго крутилась перед зеркалом в маленьком платье цвета пьяной вишни в белый горошек, потому что ко мне в примерочную сбежались все продавщицы магазина во главе с хозяином — игривым толстячком кавказского типа.
— Девушка, надо брать! — хором верещали продавщицы.
— Красавица, ух, красавица! — причмокивал губами хозяин. — В таком платье любой принц — твой!
С принцем Борисом я встречалась вечером. Это платьишко любимого цвета было бы как нельзя кстати. Еще больше кстати оно будет завтра утром, когда я пойду сдавать новеллу Обнорскому. Не забыть бы только про гранатовые бусы…
Поскольку у меня с собой было всего двести долларов, пришлось звонить Ваське, чтобы она довезла недостающую сумму.
В общем, в поликлинику я опоздала. И к кабинету рентгенолога подходила в тот момент, когда он, рентгенолог, этот кабинет уже закрывал на ключ. Я не успела окликнуть его, потому что мой взгляд зацепился за бэйджик с именем врача, дежурившего в тот день: «Соловейчик Игорь Сергеевич».
Соловейчик… Соловейчик… Где же на днях я слышала эту фамилию?
Парень вынул табличку из крепления и, на ходу снимая халат, пошел к выходу. На бейсболке мелькнул логотип — буквы «С. Е.» с маленьким красным крестиком. И я тут же вспомнила его: бледного, с невыразительным ртом, в темных очках устаревшей модели — хозяина Жужи-Найды.
«Игорь Сергеевич! — хотела окликнуть я его. — Как поживает ваш песик? Вы меня не узнаете?»
Но я не окликнула. Потому что, как громом пораженная, вдруг вспомнила Васькин речитатив: «Соловейчик Нина Александровна. Двадцать восемь лет. Лаборант в поликлинике. Не замужем. И в этом — ее проблема».
***
Каширин «пробил» мне Соловейчиков в пять минут. Они были прописаны вместе — муж и жена, Игорь Сергеевич и Нина Александровна.
Жили они на улице Вронской, дом 1, квартира 3.
***
Нина разрыдалась с первой минуты. А потом начала рассказывать. Мы с Васькой не перебивали.
Детство у Нины было сущим адом.
Родители развелись, и у Нины оказались новые родственники — отчим со сводным братом. Брат — Олег Полярников — был на семь лет старше. Он вел себя отвратительно: когда не видели родители, щипал девочку, задирал платье, мерзко хихикая.
Нина боялась расстраивать маму и молчала.
Ей было девять лет, когда родители однажды ушли в поздние гости.
Вечером в ее детскую вошел Олег и запер дверь изнутри. А дальше начался кошмар…
Она ненавидит его всю жизнь. И с детских лет вынашивает план мести.
Судьбы их разошлись. Она — нищий лаборант, замужем за нищим врачом-рентгенологом. («Извините, Василиса Васильевна, про проблемы с замужеством я солгала: Игорь меня очень любит, хоть и все знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48