– Батлер наклонил голову, показав лысую и блестящую макушку.
– Вы хотите еще что-то рассказать мне? – напомнил ему Келлер.
– Мужчина утверждает, что он снайпер. Он носит темные очки, чтобы защитить свои глаза. Он не здоровается за руку. Боится повредить пальцы или что-то вроде того. – Батлер взглянул на детектива. – Вы слышали что-нибудь подобное?
Келлер покачал головой.
– Нет, сэр. Но я не охотник.
Батлер раздраженно передернул плечами.
– Я тоже никогда не слышал о таком. Хотя мой отец практически родился с ружьем в руках. Охотился высоко в горах... – Он замолчал. Его глаза покраснели. – Узнайте о них все. Каждую деталь их жизни с момента рождения.
Келлер отложил карандаш и закрыл блокнот.
– Слушаюсь, сэр.
Миранда сидела у окна и смотрела на улицу.
Джордж последний раз щелкнул ножницами, подравнивая усики Шрива, потом приложил горячее полотенце к его свежевыбритым щекам.
– Ты отлично выглядишь, – похвалил он друга. – У тебя прекрасный цвет лица.
– Спасибо, Джордж. – Шрив провел рукой по подбородку, проверяя эластичность кожи. – Кожа не обвисла?
– Ни капельки. Крепкая, тугая.
– Как ты думаешь, Миранда? – позвал Шрив. Он оттянул кожу на лице. – Кажется немного дряблой.
Когда Миранда не ответила, Шрив повернул голову в ее сторону. Она, должно быть, задумалась. Вчера ей пришлось пережить жестокий удар.
– Еще раз спасибо, Джордж. Ощущение прекрасное.
– Я рад, – сказал бывший актер. – Когда человек по-настоящему стареет, ему приятнее работать с молодым лицом.
Шрив усмехнулся.
– Или с пожилым.
– Это к тебе не относится, – улыбнулся Джордж, унося тазик и полотенца из комнаты.
– Миранда?
– Что?
Шрив приблизился к ней и, положив руки ей на плечи, принялся нежно растирать их.
– Не расстраивайся.
– Я была дурой, – сердито прошептала она. – Идиоткой. Меня следовало изолировать. Я перестала взрослеть в тот день, когда погиб мой отец. Я не приняла ни одного верного решения с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет.
– Это сейчас ты рассуждаешь как идиотка. – Шрив продолжал массировать напряженные мышцы ее плеч и шеи. – Дорогая, не вини себя...
Она высвободилась, встала и взяла его руки в свои. В ее голосе звучал гнев:
– Ты был прав с самого начала. Он усмехнулся.
– Я сильно в этом сомневаюсь.
– Не превращай все в шутку. Не надо!
– Миранда, любимая. Клянусь тебе, я не шучу. – Он попытался успокоить ее звуком своего голоса. Как он жалел, что не мог видеть ее лица!
Ее руки были холодны как лед, дыхание прерывалось, голос дрожал.
– До сегодняшнего дня я свято верила, что то, что я делала, было правильным.
Он нахмурился.
– О, я знаю, меня переполняют сожаления, угрызения совести. Мне было невыносимо то, что случилось с тобой, невыносимо то, что случилось с Джорджем и Адой. Я ненавидела де ла Барку, сержанта Траска и Бенджамина Уэстфолла. Его я ненавидела больше всех на свете. Но я никогда не считала себя неправой. Я была борцом за справедливость. Я была принцем Гамлетом; Бог и духи были на моей стороне в отмщении за ужасный грех. – Она начала смеяться. Внезапно она оставила руки Шрива и обхватила себя за плечи.
У нее в желудке было такое жжение, будто она проглотила горящие угли. Она застонала от боли.
– Миранда. – Шрив потянулся к ней, но она отстранилась.
– Нет, позволь мне это сказать. – Ее голос был глухим от сарказма. – Я никогда не считала цену слишком высокой. Потому что решив отомстить за смерть моего отца, спасти мать и убить человека, заслуживавшего смерти, я спасала весь Вайоминг ради живущих там поселенцев, сиу и шайенов.
– Миранда, не будь столь жестока к себе!
– Нет! Не смей оправдывать меня. Не смей! Будь честным со мной, как всегда. Ты всегда говорил, что я не могу играть роль. Я живу ею. Никакой интерпретации. Только чувства.
Он услышал ее шаги по комнате. Они были неуверенными, спотыкающимися.
– Ты заболела?
– Да! – почти выкрикнула она. – Да, мне плохо! Меня тошнит от того, что я сделала.
– Любимая...
– Позволь мне сказать. Я произнесла свою блестящую речь перед Адольфом, моей сестрой и Братом Белого Волка – этим уважаемым законодателем, этим благородным варваром, этим честным, верным... – В своем отчаянии она не находила подходящих слов.
Шрив опять шагнул к ней, но она удержала его.
– И они посмеялись надо мной. Им безразлично, что Батлер и Уолдрон – пара мошенников, продающих землю, которая им не принадлежит. Это делалось и раньше. А когда бедные люди, которые купили землю, приезжали на Запад, местные власти не говорили им, что они были обмануты. Их просто направляли на неплодородные земли, где они погибали от голода и жажды, или были убиты грабителями или индейцами.
– Если люди настолько глупы...
– Индейцы! – возмущенно воскликнула она. – Их вожди, вероятно, давно продавали свои земли и смеялись над белыми.
Шрив усмехнулся.
– Наверное. Разве голландцы, или англичане, или кто-то другой не купил Манхэттен всего за двадцать четыре доллара?
Миранда надолго замолчала. Шрив даже забеспокоился.
– Миранда?
– Теперь весь мир смеется надо мной?
– Нет.
– Я знаю, что ты многие годы смеялся надо мной. – Она села в кресло и низко опустила голову. – Я это сносила. Ты был ко мне снисходительным. Ты и сейчас, как всегда, снисходительно относишься ко мне. Я навсегда останусь для тебя Джульеттой.
Шрив подошел к ней. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил ее по щеке.
– Миранда, – тихо сказал он. – Ты всегда будешь для меня Джульеттой и не потому, что ты не повзрослела. А потому, что я полюбил тебя как Джульетту.
Она крепко стиснула зубы.
– О Шрив, мне так больно. Я хотела совершить правильный поступок. Хотела, чтобы все было по справедливости. А теперь я поняла, – она тяжело вздохнула, – что эта справедливость никому не нужна.
Он обнял ее за плечи и привлек к своей груди:
– «Что же такое честь? Слово».
– Что?
– Я сказал: «Что же такое честь? Слово». Она резко отстранилась от него.
– Не цитируй мне Шекспира, – раздраженно произнесла она. – Я слишком долго жила в его мире. Я убила человека, которого никто особенно и не хотел убивать, кроме меня.
– Бенджамин Уэстфолл не был святым, – напомнил ей Шрив. – Уже за одно то, что он сделал с тобой, он заслуживал смерти.
– Но погибли и другие люди.
– Сержанта Траска я вполне могу тебе простить, – сдержанно сказал Шрив, поднимаясь на ноги.
Она позволила ему поднять ее и прижалась к его груди. Он обнял ее за плечи.
– Я больше не буду такой глупой, – пообещала она голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций и слез.
– Я искренне надеюсь, что это не так. – Он поцеловал ее в макушку.
– Я не буду... Что ты сказал?
– Именно по глупости ты заставила меня отойти от борта корабля там, посреди Атлантики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Вы хотите еще что-то рассказать мне? – напомнил ему Келлер.
– Мужчина утверждает, что он снайпер. Он носит темные очки, чтобы защитить свои глаза. Он не здоровается за руку. Боится повредить пальцы или что-то вроде того. – Батлер взглянул на детектива. – Вы слышали что-нибудь подобное?
Келлер покачал головой.
– Нет, сэр. Но я не охотник.
Батлер раздраженно передернул плечами.
– Я тоже никогда не слышал о таком. Хотя мой отец практически родился с ружьем в руках. Охотился высоко в горах... – Он замолчал. Его глаза покраснели. – Узнайте о них все. Каждую деталь их жизни с момента рождения.
Келлер отложил карандаш и закрыл блокнот.
– Слушаюсь, сэр.
Миранда сидела у окна и смотрела на улицу.
Джордж последний раз щелкнул ножницами, подравнивая усики Шрива, потом приложил горячее полотенце к его свежевыбритым щекам.
– Ты отлично выглядишь, – похвалил он друга. – У тебя прекрасный цвет лица.
– Спасибо, Джордж. – Шрив провел рукой по подбородку, проверяя эластичность кожи. – Кожа не обвисла?
– Ни капельки. Крепкая, тугая.
– Как ты думаешь, Миранда? – позвал Шрив. Он оттянул кожу на лице. – Кажется немного дряблой.
Когда Миранда не ответила, Шрив повернул голову в ее сторону. Она, должно быть, задумалась. Вчера ей пришлось пережить жестокий удар.
– Еще раз спасибо, Джордж. Ощущение прекрасное.
– Я рад, – сказал бывший актер. – Когда человек по-настоящему стареет, ему приятнее работать с молодым лицом.
Шрив усмехнулся.
– Или с пожилым.
– Это к тебе не относится, – улыбнулся Джордж, унося тазик и полотенца из комнаты.
– Миранда?
– Что?
Шрив приблизился к ней и, положив руки ей на плечи, принялся нежно растирать их.
– Не расстраивайся.
– Я была дурой, – сердито прошептала она. – Идиоткой. Меня следовало изолировать. Я перестала взрослеть в тот день, когда погиб мой отец. Я не приняла ни одного верного решения с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет.
– Это сейчас ты рассуждаешь как идиотка. – Шрив продолжал массировать напряженные мышцы ее плеч и шеи. – Дорогая, не вини себя...
Она высвободилась, встала и взяла его руки в свои. В ее голосе звучал гнев:
– Ты был прав с самого начала. Он усмехнулся.
– Я сильно в этом сомневаюсь.
– Не превращай все в шутку. Не надо!
– Миранда, любимая. Клянусь тебе, я не шучу. – Он попытался успокоить ее звуком своего голоса. Как он жалел, что не мог видеть ее лица!
Ее руки были холодны как лед, дыхание прерывалось, голос дрожал.
– До сегодняшнего дня я свято верила, что то, что я делала, было правильным.
Он нахмурился.
– О, я знаю, меня переполняют сожаления, угрызения совести. Мне было невыносимо то, что случилось с тобой, невыносимо то, что случилось с Джорджем и Адой. Я ненавидела де ла Барку, сержанта Траска и Бенджамина Уэстфолла. Его я ненавидела больше всех на свете. Но я никогда не считала себя неправой. Я была борцом за справедливость. Я была принцем Гамлетом; Бог и духи были на моей стороне в отмщении за ужасный грех. – Она начала смеяться. Внезапно она оставила руки Шрива и обхватила себя за плечи.
У нее в желудке было такое жжение, будто она проглотила горящие угли. Она застонала от боли.
– Миранда. – Шрив потянулся к ней, но она отстранилась.
– Нет, позволь мне это сказать. – Ее голос был глухим от сарказма. – Я никогда не считала цену слишком высокой. Потому что решив отомстить за смерть моего отца, спасти мать и убить человека, заслуживавшего смерти, я спасала весь Вайоминг ради живущих там поселенцев, сиу и шайенов.
– Миранда, не будь столь жестока к себе!
– Нет! Не смей оправдывать меня. Не смей! Будь честным со мной, как всегда. Ты всегда говорил, что я не могу играть роль. Я живу ею. Никакой интерпретации. Только чувства.
Он услышал ее шаги по комнате. Они были неуверенными, спотыкающимися.
– Ты заболела?
– Да! – почти выкрикнула она. – Да, мне плохо! Меня тошнит от того, что я сделала.
– Любимая...
– Позволь мне сказать. Я произнесла свою блестящую речь перед Адольфом, моей сестрой и Братом Белого Волка – этим уважаемым законодателем, этим благородным варваром, этим честным, верным... – В своем отчаянии она не находила подходящих слов.
Шрив опять шагнул к ней, но она удержала его.
– И они посмеялись надо мной. Им безразлично, что Батлер и Уолдрон – пара мошенников, продающих землю, которая им не принадлежит. Это делалось и раньше. А когда бедные люди, которые купили землю, приезжали на Запад, местные власти не говорили им, что они были обмануты. Их просто направляли на неплодородные земли, где они погибали от голода и жажды, или были убиты грабителями или индейцами.
– Если люди настолько глупы...
– Индейцы! – возмущенно воскликнула она. – Их вожди, вероятно, давно продавали свои земли и смеялись над белыми.
Шрив усмехнулся.
– Наверное. Разве голландцы, или англичане, или кто-то другой не купил Манхэттен всего за двадцать четыре доллара?
Миранда надолго замолчала. Шрив даже забеспокоился.
– Миранда?
– Теперь весь мир смеется надо мной?
– Нет.
– Я знаю, что ты многие годы смеялся надо мной. – Она села в кресло и низко опустила голову. – Я это сносила. Ты был ко мне снисходительным. Ты и сейчас, как всегда, снисходительно относишься ко мне. Я навсегда останусь для тебя Джульеттой.
Шрив подошел к ней. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил ее по щеке.
– Миранда, – тихо сказал он. – Ты всегда будешь для меня Джульеттой и не потому, что ты не повзрослела. А потому, что я полюбил тебя как Джульетту.
Она крепко стиснула зубы.
– О Шрив, мне так больно. Я хотела совершить правильный поступок. Хотела, чтобы все было по справедливости. А теперь я поняла, – она тяжело вздохнула, – что эта справедливость никому не нужна.
Он обнял ее за плечи и привлек к своей груди:
– «Что же такое честь? Слово».
– Что?
– Я сказал: «Что же такое честь? Слово». Она резко отстранилась от него.
– Не цитируй мне Шекспира, – раздраженно произнесла она. – Я слишком долго жила в его мире. Я убила человека, которого никто особенно и не хотел убивать, кроме меня.
– Бенджамин Уэстфолл не был святым, – напомнил ей Шрив. – Уже за одно то, что он сделал с тобой, он заслуживал смерти.
– Но погибли и другие люди.
– Сержанта Траска я вполне могу тебе простить, – сдержанно сказал Шрив, поднимаясь на ноги.
Она позволила ему поднять ее и прижалась к его груди. Он обнял ее за плечи.
– Я больше не буду такой глупой, – пообещала она голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций и слез.
– Я искренне надеюсь, что это не так. – Он поцеловал ее в макушку.
– Я не буду... Что ты сказал?
– Именно по глупости ты заставила меня отойти от борта корабля там, посреди Атлантики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90