Вернее, сначала посадят, а потом убьют на зоне. Смерти я не боялся. Но на зону мне было никак нельзя. Ведь буквально за две недели до знакомства с ней я написал по третьему пункту в юнговской анкете: "Я никогда не попаду в тюрьму..."
12
Но лучше бы я попал в тюрьму, чем в этот переплет. С уголовниками всегда можно поладить. Я их много перевидал в детстве и юности. Большую часть из них можно назвать вполне милыми людьми, а не которые даже стали моими друзьями. Замочить они, конечно, могли, но на присвоение твоей духовной свободы - никогда не претендовали.
Итак, я первый заговорил с Алисой о женитьбе, в первую очередь потому, что, как честный человек, лишивший девушку невинности, просто обязан был жениться на ней. Сейчас, конечно, про свою виртуальную обязанность я вспоминаю с улыбкой. Во-вторых, меня все-таки волновали её родители. Я наивно полагал, что они рвут и мечут, переживая недельное отсутствие дочери. Тогда я ещё не знал, что её родители алкоголики и им совершенно безразлично, где ночует их единственное чадо.
Помню, как за неделю до загса я сидел за столом с её предками и Алискин папашка, пьяно утирая слезы и глотая рюмку за рюмкой, с чувством хлопал меня по плечу: "Украл ты у меня дочь! Украл, как джигит из горного аула". Мамашка же, приняв на грудь стакан, все норовила вцепиться супругу в физиономию и, косясь на меня, ежеминутно восклицала полоумным голосом: "Теперь у меня есть заступник! Теперь, скотина, ты вот где будешь у меня!"
Роль заступника меня не очень привлекала. Я растерянно оглядывался на невесту и ждал момента, чтобы поскорей выбраться отсюда. "Поспешил я с заявлением, - мелькнуло в голове. - Ой как поспешил. Ведь её родителям решительно все равно, где обитает их дочь". Как после выяснилось, Алисе тоже было глубоко до фени - жить со мной в официальном браке или в фактическом. Она, оказывается, вообще не планировала выходить за меня замуж, прежде всего по причине несовершеннолетия.
Тем не менее (не помню, как уж это удалось) в загсе нас расписали без каких-либо проблем, и мы закатили свадьбу. Сразу же после свадебной гульбы характер моей юной супруги резко изменился. Ей захотелось сразу всего: косметики, нарядов, фарфоровой посуды, ресторанов, морских курортов и прочего, что подразумевается под красивой жизнью, тем более что денег нам на свадьбу набросали прилично. (В основном родственники с моей стороны.) Однако, в отличие от нее, у меня никогда не было тяги к роскоши. Я был совершеннейшим аскетом, равнодушным ко всякого рода удобствам и роскошным вещам. Главным для меня в жизни было искусство.
Моя новоиспеченная этих взглядов не разделяла. Точнее, сразу после свадьбы резко переменила их на противоположные и стала требовать от меня такое, чего я и вообразить не мог. Она оказалась упрямой, скандальной и истеричной. Таких самодурок я ещё не встречал. Алиса из-за пустейшей мелочи могла закатить скандал на людях, а потом неделю не разговаривать. Сцены на людях - это самое ужасное. Мне всегда было стыдно, а ей - все равно. После черноморского курорта я стал тайно мечтать о разводе. Почему тайно? Потому что, когда в Алуште я намекнул на возможный развод, Алиса мне устроила такое, что до сих пор меня кидает в дрожь.
Шла третья неделя нашего пребывание в черноморском пансионате. Ни один день у нас не проходил без скандала. Среди курортников наша пара выделялась очень резко. Как только мы приходили на пляж и ложились на песок, те, кто нас знал, сворачивали свои подстилки и уходили на другой конец пляжа. При этом женщины морщились, а мужчины бросали сочувственные взоры. Но в то утро у Алисы было хорошее настроение. День был солнечный, тихий и ласковый. Море - сплошная лазурная гладь. Песок под ногами ещё не успел раскалиться и очень приятно холодил ступни. Мы только что позавтракали и теперь сидели под соломенными шляпами в плетеных креслах, лениво шелуша земляные орехи. Время и настроение располагали к разговору в благодушных тонах. Тогда-то я и попытался объяснить, что я совсем не тот человек, за которого она меня принимает.
- Пойми, что я человек искусства. Я работаю на вечность. На мне ответственность за духовное продвижение человечества. Понимаешь?
Она посмотрела на меня крайне недоверчиво, сильно сомневаясь насчет моей ответственности за духовное продвижение.
- Ты в этом уверен?
Я подавил раздражение от этого дурацкого вопроса, занесенного нам, как сорняк, американскими фильмами. Сглотнув слюну, я продолжил:
- Запомни, что только искусство способствует духовному продвижению человечества, только искусство. Только ему дано право останавливать мгновение, чтобы все увидели, как оно прекрасно. По этой причине греки и ваяли из мрамора человеческие тела, хотя натуральных тел в Афинах кишело кишмя. Но мрамор менее подвержен влиянию времени, чем человеческая плоть, хотя он также не вечен. И пусть не остановить, а слегка притормозить мгновение - вот какая функция была возложена на античных скульпторов. Тебе это ясно? После греков дух человечества движет эпоха Возрождения. Перенос мира в двумерное пространство был необходим для панорамного видения невидимых сфер. Прежде всего нужно увидеть малое, чтобы понять великое. Кстати, и Лобачевский четырехмерное бытие математически доказал только после того, как оттолкнулся от двумерного. Вот видишь? А импрессионисты показали, как в знойный полдень дрожит воздух... А до Мане англичане не знали, что туман над Лондоном вовсе не серый, а розовый...
- А зачем мне все это знать? - перебила она.
- А затем, что я не намерен гробить жизнь на сиюминутные нужды. У нас с тобой никогда не будет особняка, машины, дачи, роскошной мебели, модной одежды, изысканной еды. Мы никогда с тобой не будем богатыми!
- Будем! - брызнула она глазами. - Я не хочу жить в нищете. Неужели ты не заработаешь? Мужик ты или не мужик?
- Я не мужик, - улыбнулся я. - Я художник. У меня нет времени на всю эту ерунду...
- Мой знакомый, - перебила она, - всего год работал на строительных шабашках и купил жене соболью шубу...
- Но пойми! - с отчаянием вскрикнул я. - Этой шубе жизни пять, ну десять, ну от силы двадцать лет. Год работы на неё не стоит. За год я напишу такое, что будет жить вечно. Если ты не понимаешь этих соотношений, давай расстанемся! Найди себе мужика, который будет на тебя работать.
- Что?! - закричала она, и слезы брызнули из её глаз. - Раз так, ты меня больше не увидишь.
Она схватила валявшийся на покрывале нож, которым мы намеревались разрезать арбуз, и занесла над своим запястьем с явным намерением полоснуть по венам. Я испуганно перехватил её руку и прижал к себе. Она стала рыдать, а я принялся её успокаивать, хотя успокаивать нужно было меня. Успокоившись, она произнесла упрямо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
12
Но лучше бы я попал в тюрьму, чем в этот переплет. С уголовниками всегда можно поладить. Я их много перевидал в детстве и юности. Большую часть из них можно назвать вполне милыми людьми, а не которые даже стали моими друзьями. Замочить они, конечно, могли, но на присвоение твоей духовной свободы - никогда не претендовали.
Итак, я первый заговорил с Алисой о женитьбе, в первую очередь потому, что, как честный человек, лишивший девушку невинности, просто обязан был жениться на ней. Сейчас, конечно, про свою виртуальную обязанность я вспоминаю с улыбкой. Во-вторых, меня все-таки волновали её родители. Я наивно полагал, что они рвут и мечут, переживая недельное отсутствие дочери. Тогда я ещё не знал, что её родители алкоголики и им совершенно безразлично, где ночует их единственное чадо.
Помню, как за неделю до загса я сидел за столом с её предками и Алискин папашка, пьяно утирая слезы и глотая рюмку за рюмкой, с чувством хлопал меня по плечу: "Украл ты у меня дочь! Украл, как джигит из горного аула". Мамашка же, приняв на грудь стакан, все норовила вцепиться супругу в физиономию и, косясь на меня, ежеминутно восклицала полоумным голосом: "Теперь у меня есть заступник! Теперь, скотина, ты вот где будешь у меня!"
Роль заступника меня не очень привлекала. Я растерянно оглядывался на невесту и ждал момента, чтобы поскорей выбраться отсюда. "Поспешил я с заявлением, - мелькнуло в голове. - Ой как поспешил. Ведь её родителям решительно все равно, где обитает их дочь". Как после выяснилось, Алисе тоже было глубоко до фени - жить со мной в официальном браке или в фактическом. Она, оказывается, вообще не планировала выходить за меня замуж, прежде всего по причине несовершеннолетия.
Тем не менее (не помню, как уж это удалось) в загсе нас расписали без каких-либо проблем, и мы закатили свадьбу. Сразу же после свадебной гульбы характер моей юной супруги резко изменился. Ей захотелось сразу всего: косметики, нарядов, фарфоровой посуды, ресторанов, морских курортов и прочего, что подразумевается под красивой жизнью, тем более что денег нам на свадьбу набросали прилично. (В основном родственники с моей стороны.) Однако, в отличие от нее, у меня никогда не было тяги к роскоши. Я был совершеннейшим аскетом, равнодушным ко всякого рода удобствам и роскошным вещам. Главным для меня в жизни было искусство.
Моя новоиспеченная этих взглядов не разделяла. Точнее, сразу после свадьбы резко переменила их на противоположные и стала требовать от меня такое, чего я и вообразить не мог. Она оказалась упрямой, скандальной и истеричной. Таких самодурок я ещё не встречал. Алиса из-за пустейшей мелочи могла закатить скандал на людях, а потом неделю не разговаривать. Сцены на людях - это самое ужасное. Мне всегда было стыдно, а ей - все равно. После черноморского курорта я стал тайно мечтать о разводе. Почему тайно? Потому что, когда в Алуште я намекнул на возможный развод, Алиса мне устроила такое, что до сих пор меня кидает в дрожь.
Шла третья неделя нашего пребывание в черноморском пансионате. Ни один день у нас не проходил без скандала. Среди курортников наша пара выделялась очень резко. Как только мы приходили на пляж и ложились на песок, те, кто нас знал, сворачивали свои подстилки и уходили на другой конец пляжа. При этом женщины морщились, а мужчины бросали сочувственные взоры. Но в то утро у Алисы было хорошее настроение. День был солнечный, тихий и ласковый. Море - сплошная лазурная гладь. Песок под ногами ещё не успел раскалиться и очень приятно холодил ступни. Мы только что позавтракали и теперь сидели под соломенными шляпами в плетеных креслах, лениво шелуша земляные орехи. Время и настроение располагали к разговору в благодушных тонах. Тогда-то я и попытался объяснить, что я совсем не тот человек, за которого она меня принимает.
- Пойми, что я человек искусства. Я работаю на вечность. На мне ответственность за духовное продвижение человечества. Понимаешь?
Она посмотрела на меня крайне недоверчиво, сильно сомневаясь насчет моей ответственности за духовное продвижение.
- Ты в этом уверен?
Я подавил раздражение от этого дурацкого вопроса, занесенного нам, как сорняк, американскими фильмами. Сглотнув слюну, я продолжил:
- Запомни, что только искусство способствует духовному продвижению человечества, только искусство. Только ему дано право останавливать мгновение, чтобы все увидели, как оно прекрасно. По этой причине греки и ваяли из мрамора человеческие тела, хотя натуральных тел в Афинах кишело кишмя. Но мрамор менее подвержен влиянию времени, чем человеческая плоть, хотя он также не вечен. И пусть не остановить, а слегка притормозить мгновение - вот какая функция была возложена на античных скульпторов. Тебе это ясно? После греков дух человечества движет эпоха Возрождения. Перенос мира в двумерное пространство был необходим для панорамного видения невидимых сфер. Прежде всего нужно увидеть малое, чтобы понять великое. Кстати, и Лобачевский четырехмерное бытие математически доказал только после того, как оттолкнулся от двумерного. Вот видишь? А импрессионисты показали, как в знойный полдень дрожит воздух... А до Мане англичане не знали, что туман над Лондоном вовсе не серый, а розовый...
- А зачем мне все это знать? - перебила она.
- А затем, что я не намерен гробить жизнь на сиюминутные нужды. У нас с тобой никогда не будет особняка, машины, дачи, роскошной мебели, модной одежды, изысканной еды. Мы никогда с тобой не будем богатыми!
- Будем! - брызнула она глазами. - Я не хочу жить в нищете. Неужели ты не заработаешь? Мужик ты или не мужик?
- Я не мужик, - улыбнулся я. - Я художник. У меня нет времени на всю эту ерунду...
- Мой знакомый, - перебила она, - всего год работал на строительных шабашках и купил жене соболью шубу...
- Но пойми! - с отчаянием вскрикнул я. - Этой шубе жизни пять, ну десять, ну от силы двадцать лет. Год работы на неё не стоит. За год я напишу такое, что будет жить вечно. Если ты не понимаешь этих соотношений, давай расстанемся! Найди себе мужика, который будет на тебя работать.
- Что?! - закричала она, и слезы брызнули из её глаз. - Раз так, ты меня больше не увидишь.
Она схватила валявшийся на покрывале нож, которым мы намеревались разрезать арбуз, и занесла над своим запястьем с явным намерением полоснуть по венам. Я испуганно перехватил её руку и прижал к себе. Она стала рыдать, а я принялся её успокаивать, хотя успокаивать нужно было меня. Успокоившись, она произнесла упрямо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52