Реставратор читает книгу в зеленой плесени и отхлебывает пиво из горлышка чайника.
-- Привет, -- говорит реставратор. -- О тебе никто не спрашивал.
-- Я в этом не сомневался, -- говорю я. -- В субботу встретил начальника, так он от меня убежал, чтобы я чего-нибудь не попросил.
-- Он уже и сам не рад, что связался с этой библиотекой.
-- Почему ты не расставляешь книги по полкам?
-- Жду тебя, -- говорит реставратор. -- Ты же будешь составлять опись и должен знать, где что стоит.
-- Я начну сразу, как только художник вырежет штампы для книг и у нас будут деньги, чтобы с ним расплатиться. Кстати, Адам Петрович выпросил для нас каталожный ящик в городской библиотеке.
-- Он хороший человек, -- говорит реставратор.
-- Единственный коммунист в этом городе, который еще не прекратил свой партбилет в хлебную карточку, -- говорю я.
-- Может, бутылку возьмем? -- предлагает реставратор.
-- Что ты читаешь? -- спрашиваю я.
-- Апокриф какой-то. Только плохо видно: мыши гадят прямо на страницах. Возьми после меня -- интересно.
-- Лучше почитай вслух.
-- "Иисус сказал: Если те, которые ведут вас, говорят вам: Смотрите, царствие в небе! -- Тогда птицы опередят вас. Если они говорят, что оно -- в море, -- тогда рыбы опередят вас. И если говорят, что -- в земле, -- не верьте им, потому что там царствие кротов. Но царствие внутри вас..."
-- Что тут интересного? Банальная истина, что только в душе я себе хозяин.
-- Давай позвоним предпенсионеру и спросим, где его царствие.
-- Он за себя-то работать не хочет, а ты еще требуешь, что бы он вытянул работу Христа на общественных началах. Вот будет субботник, тогда и спроси.
-- ..."И еще сказал: Наступят дни -- вы будете искать меня. Вы не найдете меня".
-- Не про нас. Да и вообще мура все это. И так ясно, что надо делать, без всяких учителей.
-- Я, наверное, сегодня нажрусь, -- говорит реставратор. -- Составишь мне компанию?
-- Шел бы ты к "плотникам", -- советую я. -- Стал бы их идеологом, раз у тебя мозги чешутся.
"Плотники" -- это ансамбль песни и пляски допризывников при районном отделении ДОСААФа, набранный из учащихся столярного ПТУ. Они считали, что советская экономика вот-вот развалится, и били всякого, кто отказывался покупать рыбные котлетки и томатную пасту. Райком боялся с ними связываться, чтобы не выглядеть поборником экономического развала...
-- Малолетние кретины, -- говорит реставратор о "плотни ках". -- Зачем строить столярное ПТУ в городе, где нет ни од ной мебельной фабрики?
-- Вот именно за этим, -- говорю я и иду к выходу.
-- Посиди, -- просит реставратор, -- тошно одному напиваться.
-- Меня, наверное, скоро в армию заберут.
-- А библиотека? -- спрашивает реставратор. -- Я один не вытяну. Я вообще один ничего делать не умею, даже зайцем в автобусе ездить. Меня не учили.
-- Библиотека будет гнить дальше, ждать следующего предпенсионера... И я думаю, нам ее все равно не спасти, все равно ее зальет дерьмом из "Незабудки" или крысы доедят. И если я еще что-то делаю, то только потому, что мне в детском саду вдолбили: всякая работа в нашей стране -- почетна, даже бесполезная, -- говорю я и выхожу на свежий воздух. Настроение мое совсем падает, и хоть как-то поднять его может одна Марина, потому что с ней не надо притворяться и предъявлять себя с отдельных удобных и выгодных сторон, как бракованный товар или социалистический реализм. В нее хочется вылить себя целиком со всем дерьмом и розами.
Марина была сиротой и выросла и пригородном интернате для умственно-неполноценных детей, потому что в тот момент, когда ее оформляли, в нормальном детдоме не было свободных коек. А потом про нее забыли, как про всех, о ком помнят с детства... Когда она подросла, ее определили дежурной сипелкой и держали среди воспитанниц за самую смышленую. Большинство же девочек из интерната отправлялось на вечное поселение в психиатрическую больницу. Будь у этих урожденных алкоголичек и наркоманок родные, может быть, их и выпускали бы на свободу под ответственность нормальных родственников. А без такого поручительства они гнили в сумасшедшем доме. Правда, Марина кое-кого из них навещала.
Однажды в интернат приехал председатель химзаводского профкома с подарками, увидел Марину, бросил подарки и влюбился. Он прописал ее в заводской квартире и собрался утолять там свою страсть. Тут вмешался Сусанин, нажив себе очередного врага. Председатель пустил слух, что Сусанин забрал Марину в личное пользование, но первый секретарь заткнул ему глотку выговором. Адам Петрович перевел Марину на работу в ЗАГС, потому что в интернате она совсем белого света не видела: по ночам меняла горшки и утки у детей, а днем отсыпалась. Потом появился я, и Сусанин сдал Марину под мою защиту.
Весь ЗАГС занимал одну комнату, посреди которой стоял круглый стол. За столом сидели четыре делопроизводительницы. Марина оформляла браки, старуха напротив -- разводы, женщина слева выдавала свидетельства о смерти, справа -- о рождении.
Где-то в кустах на окраине строился уже десять лет Дворец бракосочетания. "Зеркало" называло эту кучу бетонных плит красивым словом "долгострой", как будто строили что-то величественное и грандиозное -Парфенон и пирамиду Хеопса под одной крышей. Но мебель, которую заказали к пуску дворца, как назло, пришла в запланировавши срок, ее сложили штабелями вдоль стен в коридоре старого ЗАГСа так, что невесты, носившие трусы пятидесятого размера и больше, лишились счастья выйти в Сворске замуж.
Когда Сусанин повел меня знакомиться, то тоже застрял. Я вошел один, и Марина спросила:
-- У вас кто-нибудь родился или умер?
-- Нет, -- сказал я. -- Я пришел жениться на вас.
-- А чем я лучше других? -- спросила Марина.
-- Вы похожи па розовый куст после дождя.
...Потом Сусанин сказал мне, что это -- безнадежная метафора. "Поклонник красоты оборвет куст, ненавистник -- растопчет; в любом случае куст -- не жилец". Ему видней. Ведь он не понимает людей и вещи буквально, ищет их суть в сравнениях. А я даже не уверен, что сам придумал эту фразу...
Но Марина после моих слов стала вылитый куст.
-- Тогда заполните бланк и заплатите пошлину -- рубль пятьдесят, -сказала она.
Тут в окно влез Сусанин и заявил, что дело терпит...
А дальше было как в сказке. Я сказал, что люблю ее, и Марина ответила мне взаимностью. Мы поклялись любить друг друга, пока не надоест, и поцеловались... И вечером я принес в ее квартиру свой чемодан... И председатель профкома, видя, как рушится его последняя надежда, хотел искусать меня по дороге, но и отогнал его палкой.
Правда, дальше невинных поцелуев наша совместная жизнь не пошли, хоть мы и целовались все вечера напролет. Марина оказалась такой беззащитной и доброй, что мне было неудобно просить о чем-то человека, который и так никому никогда ни в чем не отказывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56