Пожелав нам приятного аппетита, он с причмоком, превращенным тиком в болезненный стон, отворил котел, представив гору красноватого от помидор и перца риса с захороненными в нем всевозможными дарами моря. Надо сказать сразу - с песком, раковинами и остатками водорослей, что вызвало во мне брезгливое содрогание и подстегнуло, конечно же, наигранный аппетит моих сотрапезников.
Пока они выуживали из риса мелких креветок, худосочных улиток, каких-то ракушек, я потягивала терпкое вино и тоскливо разглядывала толпу. Вереница фонарей, идущих вдоль набережной и огни из близлежащих домов, сплошь занятых кафе, пивными, ресторанчиками, барами, заливали все вокруг ярким, пестрым светом дешевого праздника. Из соседнего бара, мерцающего ядовитой синевой, вместе со всполохами "взрывов" и "артобстрелов" игровых автоматов доносились надрывные стенания тяжелого рока. Возле бара крутились подростки, изо всех сил старающиеся казаться "подозрительными" - резаная кожа, пиратские косынки на бритых или патлатых головах, железки на всех местах и обязательное наличие приваленного поблизости мотоцикла. Впрочем, они действительно чего-то налакались или нанюхались - не может же нормальный человек по доброй воле находиться более двух секунд в иссиня-зеленых вопящих и лающих недрах этого заведения.
Прогуливающаяся публика делилась на две категории - туристов и местных. Туристы чаще всего держались стайками и, несмотря на позднее время, не оставляли своих панам, фото - и видеокамер. Были среди них и лирические парочки, совершающими брачное или "деловое" турне. Они выглядели, как правило, нарядно и передвигаться в обнимку. Меня интересовали потенциальные партнеры на сегодняшний вечер - проститутки обоего пола. Женщины слонялись тут всякие, предпочитая, независимо от возраста и комплекции, национальную форму ожежды. "Карменситы" с цветком в волосах или в выемке грудей, с затянутыми корсажами и черным кружевом белья прогуливались возле нашего столика, поглядывая на моих приятелей. А пара смуглых лиц с усиками и смоляными глазами над лоснящимися толстыми щеками, многозначительно развернулись в мою сторону. Ужасно! И все это - за пять тысяч баксов. Неужели я так здорово влипла? Вспомнив о своей хитрости, я повернула стул в направлении толстомордого кавалера и вполне отчетливо дала понять Чаку, что строю джентльмену глазки. Заметив это, Сол вспыхнул энтузиазмом:
- А что бы нам не гульнуть сегодня по-настоящему?! Конечно, тут не Амстердам. Но зато как волнуют южный темперамент и душок "дна" - чистый разврат, грязная грязь!
- Не ты ли, Сол, вчера призывал нас к целомудрию и высоким чувствам. Ехидна. Я уже чуть было не заставила Чака взяться за сочинение сонета... заметила я, не отрывая взгляда от намеченного "кавалера". - Действительно, в этих первобытных жирных южанах есть нечто... отталкивающее.
- Но не во всех, - коротко заметил Чак и, следуя за его взглядом, я увидела подростка, одетого тореадором.
Он стоял, небрежно прислонившись к стене горластого бара, изредка обмениваясь репликами с проходившими мимо "крутыми". Высокий и гибкий малый, потому так картинно сидело на нем старенькое карнавальное облачение. Белые гольфы, темно-зеленые, слишком узкие атласные панталоны с золотыми галунами, бархатное болеро, распахнутое на груди, и вылинявшая пестрая косынка, повязанная до бровей. Чудесное лицо - узкое, тонкое, с крупным горбатым носом и маленькими, глубоко посаженными глазами. Я с пренебрежительной ухмылкой отвернулась: "Сопляк". Чак поманил парня пальцем.
- Добрый вечер сеньоры, - подойдя, поздоровался он и добавил по-английски, - Золото? Секс?
Мы с Чаком переглянулись, мгновение сверлили друг друга прищуренными глазами.
- Золото! - буркнула я.
- Секс, - с вызовом заявил Чак, будто сделал коронный карточный ход.
- Эй, Чаки, это только сводник. Сейчас отведет тебя к "сестренке" на семь пудов или, ещё лучше, к "братику", - с подначкой предупредил Сол.
- Мы хотим быть втроем, - я, ты, она! - Чак ткнул в обозначенных персон пальцем.
- О'кей. Пойдемте со мной, - по-деловому согласился "тореадор". ? Здесь совсем не далеко.
Мы поднялись.
- Сол, пожалуй, я вернусь с тобой на яхту. Кажется, переела, взмолилась я.
Чак тут же подхватил меня под руку и бросил Солу:
- Гуд бай, старина, приятных сновидений. Ключи у меня есть.
И мы направились от набережной вверх по крутым, узким и темным улочкам. Из подворотен несло помоями и мочой, из крошечных садиков веяло чем-то лимонно-ванильным. Парень ловко карабкался вверх, выбирая затейливые, кривые переулки, мы молча следовали за ним.
- Наверняка нас здесь пристукнут. Буду рада. Ты-то отобьешься - герой. А я останусь жертвой на поле твоего чрезмерного тщеславия.
Чак положил мою ладонь на задний карман джинсов и подмигнул:
- Всегда ношу с собой. Очень удобная модель - 38,5 калибра.
Вслед за нашим гидом мы вошли в подворотню, смердящую не меньше других. В освещенном окне под крышей кто-то медленно перебирал струны мандолины.
- Брысь! - фыркнул парень и, пошуровав ключом в двери, от которой метнулись в темноту две крупные кошки, пропустил нас в дом.
В передней пахло воском и ещё чем-то церковным в сочетании с запахом сушеного изюма. Парень зажег лампу под стеклянным колпачком в бледно-зеленых воланчиках, едва освещавшую широкий коридор, уставленный старой темной мебелью. Меня охватило ощущение "большого" кино неореалистических лент, с жадностью, выдаваемой за отстраненность, запечатлевших черты исчезающего мира. Увы, здесь не было и привкуса грязного борделя, а настроение тихой грусти все больше подавляло мой авантюристический запал. Хотелось просто оставить на круглом столе, покрытом кружевной тяжелой скатертью, сотенную бумажку и бежать.
Нашему хозяину было не больше пятнадцати. Он остановился в дверях, показывая комнату. Довольно большая, чистая, с прибранной двуспальной кроватью в центре, над железной витой спинкой которой темнело распятие. Но почему-то маленькое, гораздо меньше, чем оставленная на выгоревших обоях тень.
- Здесь жили моя сестра и муж. Муж не вернулся из моря. Сестра уехала в горы к бабушке.
"Ага, и забрала большое, не помогшее её семейному счастью распятие", сообразила я. Хотелось порасспрашивать парня, но Чак пресек мой психологический интерес, властно скомандовав: "Секс!"
- Музыка? Вино? - осведомился хозяин.
- О'кей, музыка. И вино.
Парень включил патефон, от одного стариковского вида которого у меня зашлось сердце, и объявил:
- Бизе. Опера "Кармен".
Естественно, что же еще! С шипением прорывающаяся увертюра взбесила Чака, но я остановила его руку, тянущуюся к выключателю, и он впервые за этот вечер уступил, значительно посмотрев мне в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Пока они выуживали из риса мелких креветок, худосочных улиток, каких-то ракушек, я потягивала терпкое вино и тоскливо разглядывала толпу. Вереница фонарей, идущих вдоль набережной и огни из близлежащих домов, сплошь занятых кафе, пивными, ресторанчиками, барами, заливали все вокруг ярким, пестрым светом дешевого праздника. Из соседнего бара, мерцающего ядовитой синевой, вместе со всполохами "взрывов" и "артобстрелов" игровых автоматов доносились надрывные стенания тяжелого рока. Возле бара крутились подростки, изо всех сил старающиеся казаться "подозрительными" - резаная кожа, пиратские косынки на бритых или патлатых головах, железки на всех местах и обязательное наличие приваленного поблизости мотоцикла. Впрочем, они действительно чего-то налакались или нанюхались - не может же нормальный человек по доброй воле находиться более двух секунд в иссиня-зеленых вопящих и лающих недрах этого заведения.
Прогуливающаяся публика делилась на две категории - туристов и местных. Туристы чаще всего держались стайками и, несмотря на позднее время, не оставляли своих панам, фото - и видеокамер. Были среди них и лирические парочки, совершающими брачное или "деловое" турне. Они выглядели, как правило, нарядно и передвигаться в обнимку. Меня интересовали потенциальные партнеры на сегодняшний вечер - проститутки обоего пола. Женщины слонялись тут всякие, предпочитая, независимо от возраста и комплекции, национальную форму ожежды. "Карменситы" с цветком в волосах или в выемке грудей, с затянутыми корсажами и черным кружевом белья прогуливались возле нашего столика, поглядывая на моих приятелей. А пара смуглых лиц с усиками и смоляными глазами над лоснящимися толстыми щеками, многозначительно развернулись в мою сторону. Ужасно! И все это - за пять тысяч баксов. Неужели я так здорово влипла? Вспомнив о своей хитрости, я повернула стул в направлении толстомордого кавалера и вполне отчетливо дала понять Чаку, что строю джентльмену глазки. Заметив это, Сол вспыхнул энтузиазмом:
- А что бы нам не гульнуть сегодня по-настоящему?! Конечно, тут не Амстердам. Но зато как волнуют южный темперамент и душок "дна" - чистый разврат, грязная грязь!
- Не ты ли, Сол, вчера призывал нас к целомудрию и высоким чувствам. Ехидна. Я уже чуть было не заставила Чака взяться за сочинение сонета... заметила я, не отрывая взгляда от намеченного "кавалера". - Действительно, в этих первобытных жирных южанах есть нечто... отталкивающее.
- Но не во всех, - коротко заметил Чак и, следуя за его взглядом, я увидела подростка, одетого тореадором.
Он стоял, небрежно прислонившись к стене горластого бара, изредка обмениваясь репликами с проходившими мимо "крутыми". Высокий и гибкий малый, потому так картинно сидело на нем старенькое карнавальное облачение. Белые гольфы, темно-зеленые, слишком узкие атласные панталоны с золотыми галунами, бархатное болеро, распахнутое на груди, и вылинявшая пестрая косынка, повязанная до бровей. Чудесное лицо - узкое, тонкое, с крупным горбатым носом и маленькими, глубоко посаженными глазами. Я с пренебрежительной ухмылкой отвернулась: "Сопляк". Чак поманил парня пальцем.
- Добрый вечер сеньоры, - подойдя, поздоровался он и добавил по-английски, - Золото? Секс?
Мы с Чаком переглянулись, мгновение сверлили друг друга прищуренными глазами.
- Золото! - буркнула я.
- Секс, - с вызовом заявил Чак, будто сделал коронный карточный ход.
- Эй, Чаки, это только сводник. Сейчас отведет тебя к "сестренке" на семь пудов или, ещё лучше, к "братику", - с подначкой предупредил Сол.
- Мы хотим быть втроем, - я, ты, она! - Чак ткнул в обозначенных персон пальцем.
- О'кей. Пойдемте со мной, - по-деловому согласился "тореадор". ? Здесь совсем не далеко.
Мы поднялись.
- Сол, пожалуй, я вернусь с тобой на яхту. Кажется, переела, взмолилась я.
Чак тут же подхватил меня под руку и бросил Солу:
- Гуд бай, старина, приятных сновидений. Ключи у меня есть.
И мы направились от набережной вверх по крутым, узким и темным улочкам. Из подворотен несло помоями и мочой, из крошечных садиков веяло чем-то лимонно-ванильным. Парень ловко карабкался вверх, выбирая затейливые, кривые переулки, мы молча следовали за ним.
- Наверняка нас здесь пристукнут. Буду рада. Ты-то отобьешься - герой. А я останусь жертвой на поле твоего чрезмерного тщеславия.
Чак положил мою ладонь на задний карман джинсов и подмигнул:
- Всегда ношу с собой. Очень удобная модель - 38,5 калибра.
Вслед за нашим гидом мы вошли в подворотню, смердящую не меньше других. В освещенном окне под крышей кто-то медленно перебирал струны мандолины.
- Брысь! - фыркнул парень и, пошуровав ключом в двери, от которой метнулись в темноту две крупные кошки, пропустил нас в дом.
В передней пахло воском и ещё чем-то церковным в сочетании с запахом сушеного изюма. Парень зажег лампу под стеклянным колпачком в бледно-зеленых воланчиках, едва освещавшую широкий коридор, уставленный старой темной мебелью. Меня охватило ощущение "большого" кино неореалистических лент, с жадностью, выдаваемой за отстраненность, запечатлевших черты исчезающего мира. Увы, здесь не было и привкуса грязного борделя, а настроение тихой грусти все больше подавляло мой авантюристический запал. Хотелось просто оставить на круглом столе, покрытом кружевной тяжелой скатертью, сотенную бумажку и бежать.
Нашему хозяину было не больше пятнадцати. Он остановился в дверях, показывая комнату. Довольно большая, чистая, с прибранной двуспальной кроватью в центре, над железной витой спинкой которой темнело распятие. Но почему-то маленькое, гораздо меньше, чем оставленная на выгоревших обоях тень.
- Здесь жили моя сестра и муж. Муж не вернулся из моря. Сестра уехала в горы к бабушке.
"Ага, и забрала большое, не помогшее её семейному счастью распятие", сообразила я. Хотелось порасспрашивать парня, но Чак пресек мой психологический интерес, властно скомандовав: "Секс!"
- Музыка? Вино? - осведомился хозяин.
- О'кей, музыка. И вино.
Парень включил патефон, от одного стариковского вида которого у меня зашлось сердце, и объявил:
- Бизе. Опера "Кармен".
Естественно, что же еще! С шипением прорывающаяся увертюра взбесила Чака, но я остановила его руку, тянущуюся к выключателю, и он впервые за этот вечер уступил, значительно посмотрев мне в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104