Нотные альбомы растрепанны, а корешки книг, составлявших собрания сочинений, основательно захватаны. Их не берегли - ими пользовались, обогащая свой внутренний мир.
Вот здесь они живут, любят друг друга, рожают детей, принимают гостей, празднуют. Сюда он спешит после своих концертов и называет это место "домом", скучая о нем на чужбине...
- Ну что, в путь? Тебе ничего не надо достать из вещей? Чемоданы остались в багажнике. В гостиницу заедем на обратном пути. - Майкл щеголял все в тех же джинсах и прихватил купленную в Вене спортивную сумку.
- Ого! Ты что, собираешься расплачиваться наличными с кладбищенской администрацией? - покосилась я на разбухшую сумку.
- Не проведешь. Я знаю, что чек, оставленный Клавдией на оплату содержания могил, у тебя. Меня заверили, что сумеют обналичить его через Госбанк.
КОНЦЕРТ НА КЛАДБИЩЕ.
До кладбища ехали довольно долго. По дороге я успела убедиться, что Москва - "город контрастов", где попадаются очень красивые районы и отдельные здания, соседствующие с какими-то заборами, фабриками, тюрьмами. И все очень грязно, неухожено. Будто хозяева сбежали давным-давно, предоставив власть нерадивой прислуге.
Мы остановились. Слева - ворота в кладбищенской стене, справа деревянный сарай, торгующий цветами, а за ним клиника для рождения детей.
- Самый краткий путь от начала до конца, - кивнул Майкл на узенькую улочку, разделяющую "роддом" и кладбище. - Пойдем быстрее, пока контора не закрылась. Хорошо бы разделаться с формальными процедурами.
Мы поднялись в облупленный розовый домик в виде склепа, в котором расположилась местная дирекция. Майкл подергал двери в закрытые комнаты, потом скрылся куда-то и вернулся минут через десять с растерянным лицом.
- Я же договорился с директрисой, что мы прибудем завтра. Сегодня на месте только бухгалтер.
- Он-то нам и нужен.
Как раз в этот момент из-за обитой черным дерматином двери появился толстяк, придерживая поднятыми бровями, словно приклеившиеся ко лбу очки. Увидев меня, он сразу начал улыбаться. Очки упали на переносицу. Толстяк, тоже, кстати, в джинсах и пестром свитере, пригласил нас к себе и предложил присесть. Майкл поработал переводчиком, в результате чего мой чек был вручен бухгалтеру, официально зарегистрирован в каком-то гроссбухе и мы получили квитанцию о внесении денежного вклада. Она-то и должна была убедить господина Зипуша в том, что воля покойной выполнена.
Затем мы двинулись вглубь густо заросшего деревьями кладбища. Здесь так же, как и в Москве, абсолютно невозможно было сориентироваться, ни географически, ни эстетически. Старинные надгробия соседствовали с новыми, ухоженные с разрушенными, кресты со звездами, а рядом с мраморными урнами в руках коленопреклоненного ангела стояли консервные банки с увядшими букетиками и останки венков.
- Цветы не купили. Здесь можно заказать венок? - спохватилась я. - К тому же надо залезть в мой чемодан.
Мы вернулись к сараю с цветами, не порадовавшему нас выбором. Венки, сплетенные из еловых веток, были утыканы яркими бумажными или пластиковыми "розами". Я жалобно посмотрела на Майкла.
- Пойдем, я заметил бабку у входа. Они торгуют и для посетителей роддома и для кладбища. Смотри - прекрасные цветы!
У старушки, присевшей на ящик, торчал из клетчатой сумки целый ворох полевых васильков. Она явно оживилась, заметив нашу заинтересованность и встряхнула букетик, что-то затараторив по-русски.
- Говорит, сегодня утром собирала. Берем?
- Все, - я ткнула пальцем в сумку бабули и она достала ещё два перевязанных ниткой пучка на выбор.
- Все, все! - круглым жестом показала я и полезла за деньгами.
- Дикси, это очень дешево, а свои франки тебе придется поменять в отеле. Они здесь не пойдут.
Он протянул старухе купюру в обмен на огромную охапку чудесных, полем и летним днем пахнущих цветов. Я погрузила лицо в букет. Старушка закивала и заулыбалась беззубым ртом, шамкая непонятные слова.
- Она говорит, что тебе только в васильках и жить - настоящая деревенская красавица.
Пока мы разбирались в происхождении русского, английского и французского названия этих цветов, Майкл вывел меня к высокому обелиску из черного мрамора с выбитой пространной надписью. Земля за чугунной витой оградой с морскими якорями в центральных овалах была посыпана светлым песком, в кольце для букета красовались две свежие гвоздики.
- Исторический памятник. Охраняется государством, - указал Майкл на табличку. - Вообще-то вчера здесь было несколько меньше признаков государственной заботы. Директриса постаралась. Слава Богу, спасибо всем, кто старается, по душе или в корысти, по страху или доброй воле... Спите спокойно, Арсений Семенович. Возможно, любимое вами Отечество все же выживет. А сейчас ваша неведомая праправнучка возложит цветы, а праправнук сыграет вам, как может.
Я положила на черный камень свой летний букет, а Майкл, присев на корточки, стал рыться в сумке. Наконец, на свет была извлечена блеснувшая темным глянцем скрипка, осмотрена, приложена к плечу. Взлетел и замер в раздумье смычок.
- А что сыграть?
Я пожала плечами, обескураженная сюрпризом.
- Ну, ладно! - Майкл привычно тряхнул несуществующими кудрями и с налету тронул струны смычком. А потом нежно повел им, едва касаясь и сдвинув брови, словно это влияло на звук.
Мои детские бренчания на фортепиано не оставили ничего, кроме нескольких имен композиторов, соседствующих в памяти с воспоминаниями о не слишком увлекательных уроках. Последующие годы мало прибавили к моему музыкальному образованию. Названия популярных опер, личное знакомство с модными певцами и композиторами, несколько посещений симфонических концертов - вот, пожалуй, и все, чем я могла бы похвастаться. Мне вряд ли удалось бы отличить виртуоза от выпускника музыкальной школы, но здесь - в подвижной полутени старых деревьев, у насупленного молчаливого обелиска, творилось что-то невероятное. Скрипка Майкла жила своей, особой, надрывающей душу жизнью.
"Ave, Maria"! Мне всегда хотелось плакать от этих звуков, посланных в вышину или льющихся с неба - не разберешь... Но в такие моменты ощущаешь себя причастным к Вечности, крошечным, но очень важным её составляющим. Не какой-то там "формой существования белковых тел". Любимым детищем. И прекрасным. Я засмотрелась на Майкла. Дорогой мой Микки, не зря охраняла бабушка твою мальчишескую жизнь от дворовых футболов, ребяческого резвого пустозвонства - ты стал великолепен, маленький затворник!
Звуки смолкли и посыпались аплодисменты. У нашей оградки собралось человек десять случайных посетителей, среди которых была и краснолицая уборщица с каким-то ведьминым помелом, и пьяненький бродяжка, и знакомый нам бухгалтер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Вот здесь они живут, любят друг друга, рожают детей, принимают гостей, празднуют. Сюда он спешит после своих концертов и называет это место "домом", скучая о нем на чужбине...
- Ну что, в путь? Тебе ничего не надо достать из вещей? Чемоданы остались в багажнике. В гостиницу заедем на обратном пути. - Майкл щеголял все в тех же джинсах и прихватил купленную в Вене спортивную сумку.
- Ого! Ты что, собираешься расплачиваться наличными с кладбищенской администрацией? - покосилась я на разбухшую сумку.
- Не проведешь. Я знаю, что чек, оставленный Клавдией на оплату содержания могил, у тебя. Меня заверили, что сумеют обналичить его через Госбанк.
КОНЦЕРТ НА КЛАДБИЩЕ.
До кладбища ехали довольно долго. По дороге я успела убедиться, что Москва - "город контрастов", где попадаются очень красивые районы и отдельные здания, соседствующие с какими-то заборами, фабриками, тюрьмами. И все очень грязно, неухожено. Будто хозяева сбежали давным-давно, предоставив власть нерадивой прислуге.
Мы остановились. Слева - ворота в кладбищенской стене, справа деревянный сарай, торгующий цветами, а за ним клиника для рождения детей.
- Самый краткий путь от начала до конца, - кивнул Майкл на узенькую улочку, разделяющую "роддом" и кладбище. - Пойдем быстрее, пока контора не закрылась. Хорошо бы разделаться с формальными процедурами.
Мы поднялись в облупленный розовый домик в виде склепа, в котором расположилась местная дирекция. Майкл подергал двери в закрытые комнаты, потом скрылся куда-то и вернулся минут через десять с растерянным лицом.
- Я же договорился с директрисой, что мы прибудем завтра. Сегодня на месте только бухгалтер.
- Он-то нам и нужен.
Как раз в этот момент из-за обитой черным дерматином двери появился толстяк, придерживая поднятыми бровями, словно приклеившиеся ко лбу очки. Увидев меня, он сразу начал улыбаться. Очки упали на переносицу. Толстяк, тоже, кстати, в джинсах и пестром свитере, пригласил нас к себе и предложил присесть. Майкл поработал переводчиком, в результате чего мой чек был вручен бухгалтеру, официально зарегистрирован в каком-то гроссбухе и мы получили квитанцию о внесении денежного вклада. Она-то и должна была убедить господина Зипуша в том, что воля покойной выполнена.
Затем мы двинулись вглубь густо заросшего деревьями кладбища. Здесь так же, как и в Москве, абсолютно невозможно было сориентироваться, ни географически, ни эстетически. Старинные надгробия соседствовали с новыми, ухоженные с разрушенными, кресты со звездами, а рядом с мраморными урнами в руках коленопреклоненного ангела стояли консервные банки с увядшими букетиками и останки венков.
- Цветы не купили. Здесь можно заказать венок? - спохватилась я. - К тому же надо залезть в мой чемодан.
Мы вернулись к сараю с цветами, не порадовавшему нас выбором. Венки, сплетенные из еловых веток, были утыканы яркими бумажными или пластиковыми "розами". Я жалобно посмотрела на Майкла.
- Пойдем, я заметил бабку у входа. Они торгуют и для посетителей роддома и для кладбища. Смотри - прекрасные цветы!
У старушки, присевшей на ящик, торчал из клетчатой сумки целый ворох полевых васильков. Она явно оживилась, заметив нашу заинтересованность и встряхнула букетик, что-то затараторив по-русски.
- Говорит, сегодня утром собирала. Берем?
- Все, - я ткнула пальцем в сумку бабули и она достала ещё два перевязанных ниткой пучка на выбор.
- Все, все! - круглым жестом показала я и полезла за деньгами.
- Дикси, это очень дешево, а свои франки тебе придется поменять в отеле. Они здесь не пойдут.
Он протянул старухе купюру в обмен на огромную охапку чудесных, полем и летним днем пахнущих цветов. Я погрузила лицо в букет. Старушка закивала и заулыбалась беззубым ртом, шамкая непонятные слова.
- Она говорит, что тебе только в васильках и жить - настоящая деревенская красавица.
Пока мы разбирались в происхождении русского, английского и французского названия этих цветов, Майкл вывел меня к высокому обелиску из черного мрамора с выбитой пространной надписью. Земля за чугунной витой оградой с морскими якорями в центральных овалах была посыпана светлым песком, в кольце для букета красовались две свежие гвоздики.
- Исторический памятник. Охраняется государством, - указал Майкл на табличку. - Вообще-то вчера здесь было несколько меньше признаков государственной заботы. Директриса постаралась. Слава Богу, спасибо всем, кто старается, по душе или в корысти, по страху или доброй воле... Спите спокойно, Арсений Семенович. Возможно, любимое вами Отечество все же выживет. А сейчас ваша неведомая праправнучка возложит цветы, а праправнук сыграет вам, как может.
Я положила на черный камень свой летний букет, а Майкл, присев на корточки, стал рыться в сумке. Наконец, на свет была извлечена блеснувшая темным глянцем скрипка, осмотрена, приложена к плечу. Взлетел и замер в раздумье смычок.
- А что сыграть?
Я пожала плечами, обескураженная сюрпризом.
- Ну, ладно! - Майкл привычно тряхнул несуществующими кудрями и с налету тронул струны смычком. А потом нежно повел им, едва касаясь и сдвинув брови, словно это влияло на звук.
Мои детские бренчания на фортепиано не оставили ничего, кроме нескольких имен композиторов, соседствующих в памяти с воспоминаниями о не слишком увлекательных уроках. Последующие годы мало прибавили к моему музыкальному образованию. Названия популярных опер, личное знакомство с модными певцами и композиторами, несколько посещений симфонических концертов - вот, пожалуй, и все, чем я могла бы похвастаться. Мне вряд ли удалось бы отличить виртуоза от выпускника музыкальной школы, но здесь - в подвижной полутени старых деревьев, у насупленного молчаливого обелиска, творилось что-то невероятное. Скрипка Майкла жила своей, особой, надрывающей душу жизнью.
"Ave, Maria"! Мне всегда хотелось плакать от этих звуков, посланных в вышину или льющихся с неба - не разберешь... Но в такие моменты ощущаешь себя причастным к Вечности, крошечным, но очень важным её составляющим. Не какой-то там "формой существования белковых тел". Любимым детищем. И прекрасным. Я засмотрелась на Майкла. Дорогой мой Микки, не зря охраняла бабушка твою мальчишескую жизнь от дворовых футболов, ребяческого резвого пустозвонства - ты стал великолепен, маленький затворник!
Звуки смолкли и посыпались аплодисменты. У нашей оградки собралось человек десять случайных посетителей, среди которых была и краснолицая уборщица с каким-то ведьминым помелом, и пьяненький бродяжка, и знакомый нам бухгалтер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104