В Марселе он сошел на берег и больше на пароход не вернулся.
Его дальнейшая судьба мало чем отличалась от судеб тысяч таких же русских эмигрантов. На чужбине сполна пришлось вкусить эмигрантского лиха: был мойщиком посуды в ресторане, закручивал гайки на конвейере автомобильного завода "Рено". По вечерам ходил на собрания союза офицеров генерального штаба и постепенно понял, что господа офицеры озабочены не столько судьбами бывшей родины, сколько своими собственными распрями и дележом эфемерных должностей. Их объединяла лишь звериная ненависть к большевикам, советской власти.
Вести с родины находились в разительном противоречии с тем, что говорилось на собраниях. Советская Россия крепла и набиралась сил. Да и сам Новосельцев, начав зарабатывать свой кусок хлеба тяжким трудом, по-иному уже смотрел на события и все реже ходил на собрания.
Однажды Новосельцев узнал, что он вместе с другими рабочими фирмы "Рено" уволен в связи с сокращением производства. "Все верно, - с горечью подумал он, - эмигрантов берут последними и увольняют первыми". Времени у безработного достаточно, и Новосельцев целые дни проводил на улице, скитаясь по Парижу, только теперь открывая для себя этот город. Как-то в русском кафе ему попалась на глаза газета "За свободную родину". Он стал просматривать ее без особого интереса, заранее зная, о чем пишется в эмигрантских газетах, каких немало в последнее время стало выходить в Париже. Однако он в своих предположениях ошибся. Внимание привлекла статья о притязаниях большевистской России на Бессарабию - исконно румынскую землю; жизнь в этой бывшей русской губернии описывалась в радужных красках. Патриотические чувства Новосельцева - сторонника единой и неделимой России - были уязвлены.
Внизу последней страницы значилась фамилия редактора: В. П. Федоровский. Новосельцев не сразу сообразил, что это тот самый Федоровский, с которым он познакомился в свое время на французском пароходе, и отправился по адресу, указанному в газете. Федоровский его узнал, не выказав, впрочем, особой радости, посетовал, что газета, как он выразился, идет неважно, решив, видимо, по внешнему весьма жалкому виду своего гостя, что тот пришел просить денег. И ошибся. Новосельцев еще сохранил свои представления об офицерской чести. Убедившись, что старый знакомый ничего не просит, Федоровский повеселел, стал расспрашивать о житье-бытье. Узнав, что тот ищет работу, неожиданно предложил место корректора в своей газете, сразу предупредив, что жалованье весьма скромное. Новосельцев был рад и этому.
Свои обязанности бывший полковник исполнял добросовестно, редактор был им доволен, и постепенно между ними установились если не дружеские, то доверительно-приятельские отношения. Новосельцеву приходилось от корки до корки прочитывать каждый номер, и его всегда неприятно удивляло и поражало обилие материалов из Румынии и Бессарабии. В их подаче, тональности четко просматривалась прорумынская направленность, особенно в бессарабском вопросе.
Однажды вечером, когда они сидели в ресторане "Душка", заговорил на эту тему с редактором. Тот отделался общими словами в том смысле, что Румыния - это форпост против большевизма на Востоке. "Мы - активисты, - с пафосом произнес Федоровский, подогретый несколькими рюмками водки, - а это значит, что в священной борьбе против большевизма хороши любые средства и любые союзники, тем более сейчас, когда русскую эмиграцию раздирают противоречия. Пора попять, что собственными силами сковырнуть Совдепию мы не в состоянии".
Ответ звучал убедительно. Так считали все сторонники "активизма", приверженцы активной борьбы с советской властью, считавшие, что в этой борьбе допустимы все средства, вплоть до террора.
В маленькой редакции все на виду, и Новосельцев заметил, что редактор уединяется с какими-то непонятными, явно не русскими людьми, а потом с подобострастным видом провожает их чуть ли не до первого этажа. Кто-то из газетчиков сказал Новосельцеву, что это румыны. Иногда Федоровский неделями не появлялся в редакции. В Париже его тоже в это время не было. Где он пропадал, никто толком не знал, поговаривали, что он ездит куда-то за границу.
Как-то после недельного отсутствия редактор пригласил в свой кабинет Новосельцева и стал жаловаться: в Париже слишком много конкурентов русских газет, тираж "За свободную родину" падает, и он подумывает переехать в Бессарабию и издавать газету там. Кишинев, по его словам, оставался русским по духу и языку городом, в чем он сам убедился, недавно посетив его. Федоровский намекнул о каких-то своих влиятельных друзьях в Бухаресте, которые обещали помочь, и приглашал Новосельцева с собой. Тот согласился, рассудив, что новую работу, подобную этой, в Париже вряд ли удастся найти, а другая ему просто не по силам. Федоровский, не ожидавший, видимо, скорого согласия, обрадовался и, к удивлению Новосельцева, предложил поехать в Румынию для переговоров вместе, пояснив, что присутствие полковника генерального штаба придаст им большую солидность и весомость. Новосельцев в глубине души не очень поверил такому объяснению не то что полковников, но и бывших генералов было полно не только во Франции, но и вообще в Европе, не исключая, естественно, и Румынию, однако не стал уточнять.
В Бухаресте Федоровский где-то пропадал целыми днями, оставляя Новосельцева одного и уже не вспоминая о его полковничьем чине. Однажды, возвратившись вечером в гостиницу, он с огорчением сообщил: министерство иностранных дел Румынии разрешения на издание не дает, мотивируя отказ тем, что в Кишиневе и так слишком много русскоязычных газет. В тот же вечер Федоровский впервые пригласил Новосельцева на важную, как он выразился, деловую встречу. С кем конкретно предстояла встреча, он не уточнил. Такси, которое они взяли возле гостиницы "Гранд", миновало ярко освещенный центр, чем-то напомнивший Новосельцеву Париж, свернуло на тихую улицу, остановилось у двухэтажного особняка за высоким забором. Федоровский нажал кнопку звонка, им пришлось довольно долго ждать, прежде чем из дома вышел высокий пожилой человек. Обменявшись несколькими словами с Федоровским, он пригласил их следовать за собой. В богато обставленной старинной мебелью гостиной им навстречу поднялся представительный мужчина с аристократическим, несколько надменным лицом. Новосельцеву бросилась в глаза его выправка, и он сразу признал в нем военную косточку. Хозяин дома с подчеркнутым радушием приветствовал Федоровского и повернулся к Новосельцеву. Федоровский представил Новосельцева как полковника русского генерального штаба и своего коллегу. Пожимая руку Новосельцеву, тот сказал, что уже слышал о нем от господина Федоровского и рад видеть в своем доме собрата по оружию и даже однокашника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Его дальнейшая судьба мало чем отличалась от судеб тысяч таких же русских эмигрантов. На чужбине сполна пришлось вкусить эмигрантского лиха: был мойщиком посуды в ресторане, закручивал гайки на конвейере автомобильного завода "Рено". По вечерам ходил на собрания союза офицеров генерального штаба и постепенно понял, что господа офицеры озабочены не столько судьбами бывшей родины, сколько своими собственными распрями и дележом эфемерных должностей. Их объединяла лишь звериная ненависть к большевикам, советской власти.
Вести с родины находились в разительном противоречии с тем, что говорилось на собраниях. Советская Россия крепла и набиралась сил. Да и сам Новосельцев, начав зарабатывать свой кусок хлеба тяжким трудом, по-иному уже смотрел на события и все реже ходил на собрания.
Однажды Новосельцев узнал, что он вместе с другими рабочими фирмы "Рено" уволен в связи с сокращением производства. "Все верно, - с горечью подумал он, - эмигрантов берут последними и увольняют первыми". Времени у безработного достаточно, и Новосельцев целые дни проводил на улице, скитаясь по Парижу, только теперь открывая для себя этот город. Как-то в русском кафе ему попалась на глаза газета "За свободную родину". Он стал просматривать ее без особого интереса, заранее зная, о чем пишется в эмигрантских газетах, каких немало в последнее время стало выходить в Париже. Однако он в своих предположениях ошибся. Внимание привлекла статья о притязаниях большевистской России на Бессарабию - исконно румынскую землю; жизнь в этой бывшей русской губернии описывалась в радужных красках. Патриотические чувства Новосельцева - сторонника единой и неделимой России - были уязвлены.
Внизу последней страницы значилась фамилия редактора: В. П. Федоровский. Новосельцев не сразу сообразил, что это тот самый Федоровский, с которым он познакомился в свое время на французском пароходе, и отправился по адресу, указанному в газете. Федоровский его узнал, не выказав, впрочем, особой радости, посетовал, что газета, как он выразился, идет неважно, решив, видимо, по внешнему весьма жалкому виду своего гостя, что тот пришел просить денег. И ошибся. Новосельцев еще сохранил свои представления об офицерской чести. Убедившись, что старый знакомый ничего не просит, Федоровский повеселел, стал расспрашивать о житье-бытье. Узнав, что тот ищет работу, неожиданно предложил место корректора в своей газете, сразу предупредив, что жалованье весьма скромное. Новосельцев был рад и этому.
Свои обязанности бывший полковник исполнял добросовестно, редактор был им доволен, и постепенно между ними установились если не дружеские, то доверительно-приятельские отношения. Новосельцеву приходилось от корки до корки прочитывать каждый номер, и его всегда неприятно удивляло и поражало обилие материалов из Румынии и Бессарабии. В их подаче, тональности четко просматривалась прорумынская направленность, особенно в бессарабском вопросе.
Однажды вечером, когда они сидели в ресторане "Душка", заговорил на эту тему с редактором. Тот отделался общими словами в том смысле, что Румыния - это форпост против большевизма на Востоке. "Мы - активисты, - с пафосом произнес Федоровский, подогретый несколькими рюмками водки, - а это значит, что в священной борьбе против большевизма хороши любые средства и любые союзники, тем более сейчас, когда русскую эмиграцию раздирают противоречия. Пора попять, что собственными силами сковырнуть Совдепию мы не в состоянии".
Ответ звучал убедительно. Так считали все сторонники "активизма", приверженцы активной борьбы с советской властью, считавшие, что в этой борьбе допустимы все средства, вплоть до террора.
В маленькой редакции все на виду, и Новосельцев заметил, что редактор уединяется с какими-то непонятными, явно не русскими людьми, а потом с подобострастным видом провожает их чуть ли не до первого этажа. Кто-то из газетчиков сказал Новосельцеву, что это румыны. Иногда Федоровский неделями не появлялся в редакции. В Париже его тоже в это время не было. Где он пропадал, никто толком не знал, поговаривали, что он ездит куда-то за границу.
Как-то после недельного отсутствия редактор пригласил в свой кабинет Новосельцева и стал жаловаться: в Париже слишком много конкурентов русских газет, тираж "За свободную родину" падает, и он подумывает переехать в Бессарабию и издавать газету там. Кишинев, по его словам, оставался русским по духу и языку городом, в чем он сам убедился, недавно посетив его. Федоровский намекнул о каких-то своих влиятельных друзьях в Бухаресте, которые обещали помочь, и приглашал Новосельцева с собой. Тот согласился, рассудив, что новую работу, подобную этой, в Париже вряд ли удастся найти, а другая ему просто не по силам. Федоровский, не ожидавший, видимо, скорого согласия, обрадовался и, к удивлению Новосельцева, предложил поехать в Румынию для переговоров вместе, пояснив, что присутствие полковника генерального штаба придаст им большую солидность и весомость. Новосельцев в глубине души не очень поверил такому объяснению не то что полковников, но и бывших генералов было полно не только во Франции, но и вообще в Европе, не исключая, естественно, и Румынию, однако не стал уточнять.
В Бухаресте Федоровский где-то пропадал целыми днями, оставляя Новосельцева одного и уже не вспоминая о его полковничьем чине. Однажды, возвратившись вечером в гостиницу, он с огорчением сообщил: министерство иностранных дел Румынии разрешения на издание не дает, мотивируя отказ тем, что в Кишиневе и так слишком много русскоязычных газет. В тот же вечер Федоровский впервые пригласил Новосельцева на важную, как он выразился, деловую встречу. С кем конкретно предстояла встреча, он не уточнил. Такси, которое они взяли возле гостиницы "Гранд", миновало ярко освещенный центр, чем-то напомнивший Новосельцеву Париж, свернуло на тихую улицу, остановилось у двухэтажного особняка за высоким забором. Федоровский нажал кнопку звонка, им пришлось довольно долго ждать, прежде чем из дома вышел высокий пожилой человек. Обменявшись несколькими словами с Федоровским, он пригласил их следовать за собой. В богато обставленной старинной мебелью гостиной им навстречу поднялся представительный мужчина с аристократическим, несколько надменным лицом. Новосельцеву бросилась в глаза его выправка, и он сразу признал в нем военную косточку. Хозяин дома с подчеркнутым радушием приветствовал Федоровского и повернулся к Новосельцеву. Федоровский представил Новосельцева как полковника русского генерального штаба и своего коллегу. Пожимая руку Новосельцеву, тот сказал, что уже слышал о нем от господина Федоровского и рад видеть в своем доме собрата по оружию и даже однокашника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54