Но ведь мечта - на то и мечта, чтобы подниматься выше жизненных ограничений.
И сегодня день был особый. Ефим первый раз шел в авиамодельный кружок. Уже два года он отстаивал свое право на мечту. Пусть даже на ее первый этап. Сначала он долго болел, и приходилось напрягаться в обычной школе. Потом мама отказалась его водить, мотивируя нехваткой времени. Но Ефим знал истинную причину.
Дурная компания - вот был основной аргумент, употребляемый мамой в ссорах с папой, который сына поддерживал. И в самом деле, основной контингент моделистов составляли воспитанники 56-го, печально известного в их городе (один из городов-спутников столицы, куда переехали родители Ефима) профессионально-технического училища. Парни из "шараги", как оно называлось в народе, не зря пользовались авторитетом. Заслуженным, хотя и сомнительным. Без них в городе не обходилась ни одна мало-мальски приличная драка.
- Он должен уметь жить в любых компаниях, - убеждал папа.
- Он слишком тяжело мне достался, - оправдывалась мама.
Оба были правы.
Дискуссия завершилась сама собой, когда Ефиму исполнилось двенадцать лет. То есть сегодня. Он оставил на столе записку (где находится и когда вернется обязательный атрибут внутрисемейных отношений) и пошел к автобусной остановке. Отныне он достаточно самостоятелен, чтобы между ним и его мечтой не становился никто, пусть даже из самых близких людей.
Кружок встретил его гомоном полутора десятков мальчишеских глоток. Это были завсегдатаи. Они приходили раньше и уходили позже всех. Основной возраст тринадцать-семнадцать лет. Еще крутилась стайка более мелких пацанов, которые начинали с клейки бумажных ракет и, как правило, не выдерживали больше двух-трех месяцев кропотливого и внимательного труда.
Структурировал этот бедлам Володя, человек неопределенного возраста с нездоровым цветом лица. ("Сжег себе желудок", - объясняли новичкам аборигены. Подразумевалось, что произошло это трагическое событие на секретном космодроме.)
Володю отличала искренняя любовь к пацанам и всему, что летает.
- Будешь клеить ракету, - сказал он Ефиму, записав его в свой кондуит.
- Не буду. - Привычный рабочий шум сразу стих. Володе здесь возражать было не принято.
- Почему? - На удивление пацанов, Володя не раскричался, как это с ним частенько бывало. ("Нер-вы", - оправдывали шефа в таких случаях пацаны.)
- Я хочу строить самолет, - объяснил Ефим.
- Какой? - На полках лежала масса журналов с подробными чертежами.
- Вот. - Ефим развернул чертеж. Сердце замерло. Первый эскиз он создавал в больнице, где очень тяжело перенес менингит. Потом более подробные чертежи сделал после изучения книги "Учимся летать", которую сочувствующий отец выписал ему по почте.
Володя внимательнейшим образом изучил неумелые линии.
- Значит, если я предложу тебе что-то другое, ты откажешься?
- Не знаю. - Ефим опустил глаза. Он и в самом деле не знал. Но его самолет прямо просился в небо. Летящий, он часто снился мальчишке. Единственно, чего не вытанцовывалось, так это название.
"Ту" - Туполев, "Як" - Яковлев, "Ил" - Ильюшин. А вот "Бе" - вовсе не Береславский, а Бериев, талантливейший конструктор гидросамолетов. Аббревиатура от "Ефим Береславский" получалась вообще неудобопроизносимая. Да, было от чего задуматься...
Володя поразмышлял еще немного и, отодвинув чертеж к Ефиму, подытожил:
- Действуй.
Легко сказать! Дерево есть, бумага и ткань есть, инструменты стоят. Но непонятно, с чего начать.
К нему подошел строгий черноволосый парень, Максим Флеров, всего лишь года на два старше:
- Ты умеешь строгать, паять, точить?
- Не знаю, не пробовал, - высказался за Ефима из угла толстый Сережка Чеботарь. Все заржали. Ефим тоже. И в самом деле, смешно. Только в анекдоте спрашивали, умеешь ли ты играть на скрипке.
Флеров, не обращая внимания на шутки, помог сделать Ефиму эскизы деталировки и разбить работу на технологические этапы.
- Теперь сам, - сказал он. И посоветовал: - Лучше начать с нервюр*.
Четыре рабочих часа пролетели незаметно. Многие подходили, подсказывали. Ефим сам спрашивал у Флерова и Володи. К концу занятия пакет фанерных нервюр, обточенных (пусть и не идеально) в соответствии с выданным Володей профилем, уже лежал на верстаке. Все шло хорошо. Похоже, новенького приняли. Лишь один эпизод был... не то чтобы неприятный, но...
Семенов подошел к нему и своеобразно указал на неправильную заточку скальпеля:
- Ты делаешь как-то по-еврейски!
- Я по-другому не могу, - признался Ефим. - У меня и папа - еврей, и мама - еврейка.
Тут надо сказать, что антисемитизм не шибко отравлял молодую Ефимову жизнь. Он довольно поздно узнал о своем отличии от других, и это его особо не трогало, так же как и его товарищей. Но время от времени происходили шокирующие события. Однажды он слегка подрался с Колькой Архиповым, пацаном из их класса. Подрался во дворе дома. Событие не было исключительным: они с Колькой дрались и мирились по три раза на дню. Но вдруг из окна четвертого этажа вылез по пояс Колькин отец и - на всю улицу! - начал учить Кольку никогда больше не связываться с этим подлым жиденышем!
С Колькой они помирились через двадцать минут. Но осталось большое недоумение: что же он такого сделал Колькиному отцу?
Позже это печальное - не только для евреев! - явление еще не раз коснется Ефима. Но, пожалуй, уже не будет задевать так больно и обидно...
Ефим второй раз за вечер заставил застыть кружковскую жизнь. Авиамодельное сообщество задумалось. И пришло к единственно разумному выводу: парень не виноват. Один - хромой. Другой - рыжий. Третий - еврей. Судьба!
Тут в комнату зашел Володя, и колесо снова закрутилось. Потом он ушел совсем, оставив старостой Флерова, кстати, далеко не самого старшего по возрасту.
А потом начался собственно "прием".
Когда младшие ушли, Ефиму дали в руки веник и велели подмести пол. Это справедливо, рассудил Ефим и принялся за дело. Он аккуратнейшим образом подмел опилки и обрезки. Но Чеботарь взял щетку-сметку и еще раз прошелся по поверхности стола.
Ефим снова подмел.
Но Чеботарь взял щетку-сметку... А поскольку крошек и опилок почти не осталось, он еще порвал ненужную бумажку. И тоже - на пол.
Все выжидающе смотрели на Ефима. Он нахмурился. Похоже, мама права насчет дурной компании. Но где наша ни пропадала! (Эта сентенция постоянно возникала в его голове перед совершением поступков, которых можно было бы и не совершать.) И он, одновременно со страхом и с удовольствием, сам шалея от собственной смелости, крепко заехал веником по щекастой физиономии Чеботаря!
Под громкий хохот ребят Чеботарь бросился в атаку. И, чего скрывать, через три минуты Ефим был повергнут гораздо более сильным противником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94