Псих, почуяв ароматы подвала, недовольно повел носом:
- Что-то у тебя здесь не очень...
- Меня устраивает, - ответил Атаман, ловко ковыряясь в навесном замке.
- А что, ключа нет? - удивился гость. Не то чтобы насторожился, просто странно.
- А зачем? - засмеялся Атаман.
- И в самом деле, - улыбнулся Псих, вспомнив одну из главных специальностей своего кента.
Атаман распахнул дверь и единственной рукой широким жестом пригласил гостя в комнату. В дворницкой было темно, но Псих, нагруженный бутылками, шагнул вперед.
Он понял свою ошибку сразу, даже в полутьме (два грязных окошка в приямках давали очень мало света): в комнате не было ни стола, ни стульев. Зато на полу, кроме тех мест, где густо валялись тряпки, был слой пыли, в котором частично впечатались утренние шаги Атамана. На то, чтобы оценить обстановку, ему и полсекунды не понадобилось. Еще полсекунды ушло на то, чтобы освободить руки: человек, даже тренированный, так устроен, что ему жалко просто так бросить на пол четыре бутылки пива.
В итоге получилось, что Псих перехитрил сам себя. Потому что, когда он, выхватив нож, повернулся к Атаману, в его спину, справа, под ребро, была уже вогнана по рукоятку большая отвертка.
Псих сразу понял, что умрет. Особой боли не было. Крови тоже было немного. Зато была слабость. Та, что называют предсмертной и которую не дай Бог никому почувствовать. В его руке был зажат нож. До инвалида, который и не думал бежать, оставалось полшага. Но ноги словно приросли к полу. А потом подогнулись, и Псих, поддерживаемый Атаманом, мягко завалился на бок.
- Ловко ты меня, - прошептал он.
- Прости, - сказал Атаман. - Ты бы убил докторшу.
- А ты что, на службе?
- Вроде того.
- Ты ведь кента завалил, Атаман. Я умру скоро.
- Ты сам знаешь, Псих. Или я, или ты.
- Знаю. Но убил ты, а не я. - Слова давались раненому все с большим трудом. - Тебе перед Богом отвечать.
- Отвечу, - спокойно сказал Атаман. Ему было жалко Психа. Жизнь сволочная!
- Выполни мою просьбу последнюю, Атаман. Я тебя прощу. Еще молиться за тебя стану.
- Что ты хочешь?
- Дочка у меня, Лариса. Из-за нее меня в петле держали. Она в школе частной, под охраной. Адрес в записной книжке, в кармане.
Атаман полез к нему в карман, но Псих остановил.
- Потом успеешь. Слушай, пока я говорить могу.
- Говори. - Атаман сел на пыльный пол, чтобы лучше слышать шепот.
- Один гад меня за горло держал. Дочкой. Забери дочку. Меня нет, значит, ей ничего не грозит. Но одной сейчас плохо, ты же знаешь. Помоги ей. Деньги у меня есть. В кармане карточки на предъявителя. И адрес запиши, там еще кой-чего лежит. - Он с трудом продиктовал адрес. Даже в полутьме подвала было видно, как бледнеет его лицо. - Ты обещаешь мне, Атаман? - с тоской спросил Псих. - Дай умереть спокойно!
- Куда мне за человека отвечать? - размышлял Атаман. Просьба застала его врасплох. У него и своих-то детей никогда не было, а тут чужие. Но и ситуация тоже не типовая.
- Я тебя прокляну, если не поможешь! - Силы совсем покидали раненого. Кроме нее, у меня никого больше нет! Помоги, Атаман! Это ж ты меня убил... Псих заплакал.
Атаман принял решение:
- Ладно. Не брошу твою девчонку.
- Спасибо. Спасибо тебе, - пожалуй, никому в жизни Михаил Федорович Федотов не был так благодарен, как человеку, пять минут назад засадившему ему под ребро отвертку.
"Чудны дела твои, Господи", - подумал Атаман. Они оба понимали, что давший обещание при таких обстоятельствах будет выполнять его по гроб жизни.
Псих в изнеможении прикрыл глаза. В своем нынешнем положении он получил от жизни по максимуму.
- Один вопрос, - приблизился к его лицу Атаман. - Кто тебя держал за глотку?
- Не надо, - прошептал раненый.
- Скажи. Он свое получит.
- Нет. Ты его не знаешь. Он убьет тебя, и Лариса будет одна, - говорить ему становилось все труднее.
- Не убьет. Подскажи, где его искать.
- Нет. Прошу тебя, не надо. Ты обещал мне...
- Скажи, кто это? - не отставал Атаман. - Он же за нами охотится!
Но Псих уже не внимал никаким доводам. То ли потерял сознание, то ли умер.
Атаман достал из карманов Психа все бумаги. Деньги - оставил. Потом, помогая себе единственной рукой, встал. В скудном свете, насколько мог, осмотрел себя. На одежде крови не обнаружил.
Потом протер дверную ручку, обтер пустые, упавшие на тряпки и не разбившиеся бутылки. Затем, с особой тщательностью - рукоятку отвертки, которую так и не вынул из тела жертвы, и те места, где мог оставить "пальцы". Еще раз осмотрел "поле боя", перекрестился и вышел из дворницкой. Там прислушался: в подъезде никого не было. Он закрыл замок и тяжело поднялся к выходу, так никем и не замеченный.
С Леной Атаман встретился у подъезда их дома. Та с неудовольствием посмотрела на навязанного ей квартиранта и, ничего не сказав, прошла в подъезд. Атаман - за ней. Его ничуть не огорчало поведение спасенной им женщины. Гораздо больше его огорчило бы, если б докторша узнала о случившемся.
И еще одно не давало покоя. Девочка. Не было забот... Он и своих-то, может быть, разбросанных по стране детей не воспитывал. А тут - дочь убитого им человека.
Однако он был обязан выполнить предсмертную просьбу Психа. Ведь, может, тот, кто там, наверху, специально это делает? Может, таким образом, Атаман исполняет главное свое предназначение в этой жизни?
Он вздохнул. Такие моральные напряжения напрягали его больше, чем происшедшая смертельная дуэль.
ГЛАВА 25
Когда Ефим с Ивлиевым выехали за пределы кольцевой дороги, уже стемнело.
- Ты не против, если я немного вздремну? - поинтересовался Василий Федорович.
Ефим только плечами повел: против, не против - старик все равно ляжет спать. Он называет это "процессом подзарядки". И подзаряжается в любых удобных случаях. Даже сидя.
В молодости, говорит, и стоя мог. Правда, надо отдать ему должное: когда жизнь заставляет, Василий Федорович резко мобилизуется и способен довольно долго жить на накопленных запасах. Так что, пусть спит.
Мотор, несмотря на всю его мощь, поет ровно и негромко. Янтарные циферблаты приборов светят легким и теплым, но не убаюкивающим светом.
Настроение Ефима начало подниматься. Он вообще любил дорогу, особенно дальнюю. Если б не убийцы за спиной, да не Сашка в тюрьме - ехал бы и радовался. Одно утешает: не исключено, что этот рывок - последний. Найти бы и выдернуть эту занозу! Нельзя же весь остаток жизни трястись в страхе.
Километров сто от столицы дорога была с отличной разметкой. В ночной езде - это главное. Хорошая разметка даже важнее освещения. Встал себе на курс, отметил краем глаза белую, подсвеченную фарами, границу - и шуруешь. Без разметки же - плохо, опасно.
Недавно под Казанью Ефим ехал по широченной неразмеченной дороге. И на полном скаку, километров под сто пятьдесят, влетел на ничем не огороженную разделительную полосу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94