– Этот идиот Гомара заставлял и меня. Они чокнутые, че.
– Помыться никогда не лишне, – сказал Андрес – Я бы на твоем месте пошел. Вышло очень забавно: там мертвец, а ему оказывают первую помощь.
– Скажешь тоже. – Артуро бросил на него взгляд искоса.
– Поди посмотри, если не веришь.
– Ты меня дурачишь. – Он смотрел на него, не видя, изо всех сил сдерживался. И вдруг хохотнул (но Андрес уловил хрупкую грань, когда хохоток сорвался на рыдание) и кинулся вверх по лестнице. Андрес медленно поднял голову, дал ему время взбежать и проследил за ним взглядом; тот шел совсем близко к перилам и не свернул, столкнувшись с продавцом Ло-песом. Отступив в сторону, продавец Лопес посмотрел ему вслед. За Лопесом шел врач с чемоданчиком.
«До чего странно, – подумал Андрес с интересом.
– Как он всегда ускользает».
Он искал Абеля за полками, за лифтом на лестничной площадке, возле кассы. Он вышел на улицу, хотелось пройтись пешком, понюхать желтый запах. На углу улицы Коррьентес развернули пункт медицинской помощи; сквозь туман были видны практиканты в белых блузах и медицинские сестры; медпункт расположился на тротуаре Майорги (там делали инъекции и раздавали памятки насчет опасных грибов), но, по сути дела, медпункт простирался до самой середины улицы –
где сразу же за провалами мостовой на углу Майну, –
муниципальный служащий лично распорядился перекрыть движение как на Майпу, так и на улицах Эсмеральда и Лавалье. Проезжать могли только машины «скорой помощи», и то лишь по северному тротуару Коррьентес, а заезжали со стороны Суипачи, и санитары ждали возле «Биньоли», чтобы подбирать тех, кому станет дурно, или интоксицированных. На тротуаре у «Трапиче» стоял грузовик федеральной полиции в полной боевой готовности на тот случай (чересчур живое воображение буэносайресцев всегда тяготеет к преувеличению), если вдруг возникнет паника на территории медпункта.
– Пожалуй, они не смогут пробраться на Факультет, – сказал Андрес, по старой доброй привычке разговаривая сам с собою на улице. Он рассеянно слушал сообщение по громкоговорителю: перечислялись санкции против торговцев, которые закрывали лавки раньше установленного времени. Магазин «Биньоли» был закрыт, и «Рикорди» тоже. На тротуаре остановился пикет, с интересом наблюдая за свирепо дерущимися дворнягами. И хотя был еще белый день, вся зона вокруг медпункта освещалась прожекторами, установленными на крышах и балконах. То и дело слышался вой сирены. Машины «скорой помощи» (наверное, их было очень много) издали короткими гудками оповещали о своем приближении. Люди, похоже, уже не слышали их, однако странно, что столько народу толпилось на улице и на углах, и полиция не мешала им скапливаться, хотя они и мешали медпункту работать. Людская колонна (точнее, плотная группа людей) поднялась по улице Флорида, прошла мимо медпункта и пошла дальше –
когда они пересекали Коррьентес, лучи света метались по грязным лицам, по всклокоченным волосам, по детишкам, жующим орехи и запивающим их кока-колой, по волглой от тумана одежде, и видно было, что в толпе жара еще нестерпимее, –
в сторону Лавалье, и там снова пропала в желтоватой туманной полутьме. Андрес скользил вдоль медпункта, стараясь сквозь глазки в брезенте увидеть, что творится внутри. И никто не сказал ему ничего, когда он вошел в первый же проем, туда, где устанавливали носилки с отравленными. Свет падал сверху, как на цирковой арене, и все выглядело по-цирковому, начиная белым, с огромными пятнами крови, халатом врача, склонившегося над телом парнишки; две медсестры рывком стаскивали с него штаны, чтобы сделать укол в ягодицу. Парнишка постанывал с закрытыми глазами, словно ему было страшно или стыдно. Медсестра засмеялась и шутливо потрепала его по щеке. Наверху у прожектора кружились летние насекомые, предвосхищая ночь; бабочка с пепельными крыльями, трепеща, двинулась по рукаву Андреса. Андрес нежно притронулся к ней, словно это была щека ребенка. Внесли двух пострадавших в дорожной катастрофе, а со стороны пассажа «Майорга» подошли практиканты и медсестра. Одна из медсестер поглядела на Андреса, застывшего на месте. Справа на носилках беспокойно двигалась старая женщина, бабочка слетела с рукава Андреса и упала на волосы женщине.
– Иди отдыхай, – сказал один из вновь пришедших врачей тому, что делал укол парнишке. – Есть горячий кофе.
– Ладно, посмотри, что с этой. Он прошел мимо Андреса. Они узнали друг друга и не удивились.
– Ты что, старик, – сказал врач, – неважно себя чувствуешь?
– Нет, просто зашел посмотреть.
– А, да что тут смотреть? Пошли выпьем кофе. Че, столько лет не виделись.
– Со времен наших сборищ в подвальчике, – сказал Андрес. – Тысячу лет назад –
(и по старинной насущной ассоциации вспомнил старую пластинку Кюлемкампфа, исполнявшего «Сицилианку» фон Парадиза, хотя на сборищах в подвале эту пластинку не играли. Там больше шел Армстронг и «Петрушка» или «La Crйacion du Monde»).
– Я вижу, ты занят, – сказал Андрес, лишь бы что-то сказать, и надеясь уйти от этого пустого, ненужного –
как и многие другие –
катализатора воспоминаний.
– Тут с ума сойдешь, – сказал врач. – За несколько часов я повидал сотни четыре задниц, и, надо сказать, попадались весьма недурные. Иди сюда.
Они вошли в другой отсек, почти темный, где родственники ожидали, когда им вернут больных. Врач расчищал дорогу локтями, но Андрес видел: делал это он не по злобе, а просто устал до крайности, и все ему опостылело. Они пристроились в отгороженном углу, три квадратных метра, не более. Солдат, распоряжавшийся полевой кухней, скроил недовольную мину, когда доктор попросил кофе.
– Придется подождать. Этот злосчастный Ромеро…
– Что случилось?
– Сбежал. Обделался со страху и смылся. Все хозяйство оставил на меня.
– Ничего, – сказал доктор, доставая сигарету. – Он – несчастный гаучо и мало чего понимает. – Потом заговорил тише, пристально глядя на Андреса: – Если бы я тебе сказал, что только что ушел самолет и что… – Он остановился, глядя на солдата. – А, да зачем горячиться!
– И давно ты тут?
– Два дня не сплю. Сначала дела были плохи в Линье и в Ла-Боке. А со вчерашнего вечера… – Он затягивался долго и глубоко, а потом со стоном выпускал дым. – Ну и жизнь, старик.
Он глядел на Андреса равнодушно и, по сути, разговаривал сам с собой, а Андрес служил ему просто удобным зеркалом. Андрес улыбнулся, довольный, что тот по крайней мере не соскользнул на доверительный тон. Мухи расхаживали у него по рукам, и он их не трогал. «Молодость, прекрасная пора, – подумал он вяло. – Какой кошмар эти встречи. Встречи выпускников, серебряные свадьбы, вручение почетных фа-мот, помнишь, старик, какие были славные времена – ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Помыться никогда не лишне, – сказал Андрес – Я бы на твоем месте пошел. Вышло очень забавно: там мертвец, а ему оказывают первую помощь.
– Скажешь тоже. – Артуро бросил на него взгляд искоса.
– Поди посмотри, если не веришь.
– Ты меня дурачишь. – Он смотрел на него, не видя, изо всех сил сдерживался. И вдруг хохотнул (но Андрес уловил хрупкую грань, когда хохоток сорвался на рыдание) и кинулся вверх по лестнице. Андрес медленно поднял голову, дал ему время взбежать и проследил за ним взглядом; тот шел совсем близко к перилам и не свернул, столкнувшись с продавцом Ло-песом. Отступив в сторону, продавец Лопес посмотрел ему вслед. За Лопесом шел врач с чемоданчиком.
«До чего странно, – подумал Андрес с интересом.
– Как он всегда ускользает».
Он искал Абеля за полками, за лифтом на лестничной площадке, возле кассы. Он вышел на улицу, хотелось пройтись пешком, понюхать желтый запах. На углу улицы Коррьентес развернули пункт медицинской помощи; сквозь туман были видны практиканты в белых блузах и медицинские сестры; медпункт расположился на тротуаре Майорги (там делали инъекции и раздавали памятки насчет опасных грибов), но, по сути дела, медпункт простирался до самой середины улицы –
где сразу же за провалами мостовой на углу Майну, –
муниципальный служащий лично распорядился перекрыть движение как на Майпу, так и на улицах Эсмеральда и Лавалье. Проезжать могли только машины «скорой помощи», и то лишь по северному тротуару Коррьентес, а заезжали со стороны Суипачи, и санитары ждали возле «Биньоли», чтобы подбирать тех, кому станет дурно, или интоксицированных. На тротуаре у «Трапиче» стоял грузовик федеральной полиции в полной боевой готовности на тот случай (чересчур живое воображение буэносайресцев всегда тяготеет к преувеличению), если вдруг возникнет паника на территории медпункта.
– Пожалуй, они не смогут пробраться на Факультет, – сказал Андрес, по старой доброй привычке разговаривая сам с собою на улице. Он рассеянно слушал сообщение по громкоговорителю: перечислялись санкции против торговцев, которые закрывали лавки раньше установленного времени. Магазин «Биньоли» был закрыт, и «Рикорди» тоже. На тротуаре остановился пикет, с интересом наблюдая за свирепо дерущимися дворнягами. И хотя был еще белый день, вся зона вокруг медпункта освещалась прожекторами, установленными на крышах и балконах. То и дело слышался вой сирены. Машины «скорой помощи» (наверное, их было очень много) издали короткими гудками оповещали о своем приближении. Люди, похоже, уже не слышали их, однако странно, что столько народу толпилось на улице и на углах, и полиция не мешала им скапливаться, хотя они и мешали медпункту работать. Людская колонна (точнее, плотная группа людей) поднялась по улице Флорида, прошла мимо медпункта и пошла дальше –
когда они пересекали Коррьентес, лучи света метались по грязным лицам, по всклокоченным волосам, по детишкам, жующим орехи и запивающим их кока-колой, по волглой от тумана одежде, и видно было, что в толпе жара еще нестерпимее, –
в сторону Лавалье, и там снова пропала в желтоватой туманной полутьме. Андрес скользил вдоль медпункта, стараясь сквозь глазки в брезенте увидеть, что творится внутри. И никто не сказал ему ничего, когда он вошел в первый же проем, туда, где устанавливали носилки с отравленными. Свет падал сверху, как на цирковой арене, и все выглядело по-цирковому, начиная белым, с огромными пятнами крови, халатом врача, склонившегося над телом парнишки; две медсестры рывком стаскивали с него штаны, чтобы сделать укол в ягодицу. Парнишка постанывал с закрытыми глазами, словно ему было страшно или стыдно. Медсестра засмеялась и шутливо потрепала его по щеке. Наверху у прожектора кружились летние насекомые, предвосхищая ночь; бабочка с пепельными крыльями, трепеща, двинулась по рукаву Андреса. Андрес нежно притронулся к ней, словно это была щека ребенка. Внесли двух пострадавших в дорожной катастрофе, а со стороны пассажа «Майорга» подошли практиканты и медсестра. Одна из медсестер поглядела на Андреса, застывшего на месте. Справа на носилках беспокойно двигалась старая женщина, бабочка слетела с рукава Андреса и упала на волосы женщине.
– Иди отдыхай, – сказал один из вновь пришедших врачей тому, что делал укол парнишке. – Есть горячий кофе.
– Ладно, посмотри, что с этой. Он прошел мимо Андреса. Они узнали друг друга и не удивились.
– Ты что, старик, – сказал врач, – неважно себя чувствуешь?
– Нет, просто зашел посмотреть.
– А, да что тут смотреть? Пошли выпьем кофе. Че, столько лет не виделись.
– Со времен наших сборищ в подвальчике, – сказал Андрес. – Тысячу лет назад –
(и по старинной насущной ассоциации вспомнил старую пластинку Кюлемкампфа, исполнявшего «Сицилианку» фон Парадиза, хотя на сборищах в подвале эту пластинку не играли. Там больше шел Армстронг и «Петрушка» или «La Crйacion du Monde»).
– Я вижу, ты занят, – сказал Андрес, лишь бы что-то сказать, и надеясь уйти от этого пустого, ненужного –
как и многие другие –
катализатора воспоминаний.
– Тут с ума сойдешь, – сказал врач. – За несколько часов я повидал сотни четыре задниц, и, надо сказать, попадались весьма недурные. Иди сюда.
Они вошли в другой отсек, почти темный, где родственники ожидали, когда им вернут больных. Врач расчищал дорогу локтями, но Андрес видел: делал это он не по злобе, а просто устал до крайности, и все ему опостылело. Они пристроились в отгороженном углу, три квадратных метра, не более. Солдат, распоряжавшийся полевой кухней, скроил недовольную мину, когда доктор попросил кофе.
– Придется подождать. Этот злосчастный Ромеро…
– Что случилось?
– Сбежал. Обделался со страху и смылся. Все хозяйство оставил на меня.
– Ничего, – сказал доктор, доставая сигарету. – Он – несчастный гаучо и мало чего понимает. – Потом заговорил тише, пристально глядя на Андреса: – Если бы я тебе сказал, что только что ушел самолет и что… – Он остановился, глядя на солдата. – А, да зачем горячиться!
– И давно ты тут?
– Два дня не сплю. Сначала дела были плохи в Линье и в Ла-Боке. А со вчерашнего вечера… – Он затягивался долго и глубоко, а потом со стоном выпускал дым. – Ну и жизнь, старик.
Он глядел на Андреса равнодушно и, по сути, разговаривал сам с собой, а Андрес служил ему просто удобным зеркалом. Андрес улыбнулся, довольный, что тот по крайней мере не соскользнул на доверительный тон. Мухи расхаживали у него по рукам, и он их не трогал. «Молодость, прекрасная пора, – подумал он вяло. – Какой кошмар эти встречи. Встречи выпускников, серебряные свадьбы, вручение почетных фа-мот, помнишь, старик, какие были славные времена – ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62