Полушутя, полусерьезно провозглашает красноречивый лорд тост за возрождение и победу вигов.
Поднимет ли свой бокал Свифт?
Нет, рука не протянулась к бокалу.
– Вы не поддерживаете этот тост, доктор Свифт?
– Я поддержал бы его, если бы вы сказали: за покаяние и исправление вигов! – был ответ, любезный и многозначительный.
Общество смущено, но не смущен Свифт и добавляет с еще большей любезностью:
– Вы ведь знаете, лорд Галифакс, что вы единственный виг в Англии, которого я уважаю!
Благородному лорду и его друзьям предоставлялось сделать из этого все выводы.
А сам Свифт, какие выводы делает он?
Приехав в Лондон по специальному своему делу, он мог надеяться, что ныне, при изменившейся ситуации, добьется успеха. Мог также надеяться, что исполнится его мечта: получит он хороший приход в Англии и покинет ларакорскую дыру. Но не больше того.
«Я уже устал от этого города и хотел бы не вмешиваться в эти дела», – говорится в «документе» в первые его лондонские дни.
И в те же дни сообщает «документ», что вдруг видит себя Свифт чуть ли не центральной фигурой политического Лондона; в скромной его квартирке из двух комнат на Бэри-стрит за восемь шиллингов в неделю – считает он, что это дорого, – толпятся ежедневно люди, литераторы, политики, придворные; чуть ли не ежедневно получает он приглашения на обед от самых видных людей столицы – лордов, епископов, аристократических дам, людей из Сити…
Как это случилось?
Через десяток с лишним лет, описывая, как внезапно стал Гулливер модным человеком в столице лилипутов, Свифт поймет, в чем было дело. А сейчас – сейчас он усиленно размышляет.
Итак, виги почти заискивают в нем, но из этого ничего не выйдет. А что делают тори?
«Тори откровенно заявляют мне, что я могу стать богатым человеком, если я захочу. Я их не понимаю, – или, вернее, я их понимаю» – так говорит «документ».
«Вы были единственным человеком в Европе, которого мы боялись», – скажет ему через несколько месяцев Роберт Харли.
На четвертое октября было назначено первое свидание. А утром того же дня приносит лакей Галифакса на Бэри-стрит любезное приглашение пожаловать сегодня в Хэмптон-Корт: там соберутся виднейшие виги, предстоит важная беседа…
Два виднейших политика Англии назначают ему одновременно свидание…
Чем определится его выбор?
Какой же, однако, может быть здесь выбор! С вигами ему делать нечего – пока они не покаялись и не исправились. А к Харли его призывает дело, по которому он приехал в Лондон, – и «выйдет ли это дело или нет, я скоро возвращусь», – говорит «документ».
Свидание носит предварительный характер: Харли просит Свифта прийти к нему снова седьмого числа – пообедать и конкретно поговорить об интересующем его деле.
Роберт Харли, по существу дилетант, лишенный мировоззрения и программы, понимавший под политикой умение использовать в своих интересах игру человеческих страстей, медлитель и лентяй, тихий и упорный алкоголик, знавший лишь одну настоящую страсть – коллекционирование редких манускриптов, был недюжинным психологом, психологом-комбинатором, ловцом человеческих душ. При первой же встрече хотел он очаровать этого странного священника из ирландской глуши, о котором столько слыхал он со всех сторон, произведения которого читал с таким удивлением: звучат в них страстная ненависть, непримиримый гнев – этих качеств Харли органически не понимает, может быть и побаивается…
«Он принял меня с величайшим уважением и любезностью…», долго пожимал своей пухлой, безвольной рукой горячую, сухую руку. «Посмотрим, посмотрим: я вижу – передо мной большой человек, но, кажется, я не ошибаюсь, – и наивный человек!»
А седьмого октября, в субботу, состоялось второе свидание – важное.
Харли выходит встретить Свифта в вестибюль, просит пройти в гостиную – там его сын, зять, несколько друзей. Непринужденная беседа, хорошее вино, шутки, остроты – весь аристократический Лондон помешан на остроумии в эпоху Анны – раздолье Свифту; и хотя остроумие его не гостиного свойства – оно слишком бьет, жалит, – слушатели переглядываются в восторге, а хозяин словно пробует острие кинжала, который он намерен приобрести.
А затем следует двухчасовая беседа с Харли с глазу на глаз. Свифт излагает свое дело – весь вопрос решается в четверть часа: Харли немедленно доложит королеве о ходатайстве ирландского духовенства, – нет сомнения, оно будет уважено. Свифт доволен: очевидно, этот министр по-настоящему умный и справедливый человек…
Беседа переходит на политические темы. Что думает мистер Свифт о политической ситуации? Не считает ли мистер Свифт, – впрочем, зачем такая официальность? – не разрешит ли мистер Свифт называть его по-дружески – Джонатан?
«…Оказывается, он очень хорошо знал, как мое имя».
И, подводя итог этой встрече, говорит «документ»:
«Он сказал все, что я только мог пожелать… было так много комплиментов и выражения уважения ко мне, что я почти начал верить, как сообщали мне друзья, он сделает все, что угодно, чтоб завоевать меня. Он пожелал пообедать со мной – какая забавная ошибка – я хочу сказать, он пожелал, чтоб я пообедал с ним во вторник, и после того, как я пробыл с ним четыре часа, он подвез меня в наемной карете к сент-джемской кофейне… Все это странно и смешно, если подумать о нем и обо мне…»
Это написано Свифтом в одиннадцать часов вечера, седьмого, через три часа после свидания с Харли.
Да, действительно смешно и странно, что Свифт только теперь начинает догадываться, что его хотят завоевать любой ценой, что он считает честью для себя, что обедает с Харли! Прав Харли – Свифт действительно наивный человек. И не видит себя Свифт хозяйскими глазами Харли, умного человека, сразу смекнувшего, как пойдет его мельница, если пустить на нее неистощимый поток ясной и могучей свифтовской мысли!
Снова свидание и еще свидание. Не на официальных приемах, а на дому, вдвоем или в присутствии ближайших друзей. Конкретное дело Свифта разрешается быстро и успешно, медлительный Харли на этот раз не медлил, уже через десять дней имеется принципиальное согласие королевы – при вигах Свифт не мог этого добиться ряд лет. Правда, остаются еще всякие формальности, и притом у Свифта возникают новые дела: его уже забрасывают и в Лондоне и из Дублина письмами и просьбами о протекции, помощи, но в общем – «через пару месяцев мне здесь нечего будет делать».
Характерно: Свифт с большой охотой оказывает протекцию и помощь в первую очередь своим литературным друзьям вигам. Тщеславное удовлетворение ролью «благодетеля»? Несомненно. Но Свифту ли не понимать, что тут уже начинается измена принципам – не свифтовские ли стрелы яростной иронии разили систему протекции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117