– Винс и Куки говорят, что не стоит затягивать, – зачем нам проблемы со старыми яйцеклетками?
«Не может быть. Ушам своим не верю…»
– Неужели ты обсуждал… такой интимный вопрос, как мой репродуктивный статус, с Винсом и Куки?! – заорала я, окончательно выведенная из терпения. – Умоляю, скажи, что у вас с Винсом и этой глупой курицей, его женушкой, не было разговора о нашем будущем, где в одном предложении звучали бы слова «Брианна» и «яйцеклетка»! – Я вскочила, оттолкнув стул, выпрямилась во все свои пять футов и четыре дюйма (без обуви) и гневно взглянула на него: – Скажи. Сейчас же. Что. Ты. Не. Обсуждал. С ними. Мои. Яйцеклетки!
Лайл ерзал на стуле, но старался не смотреть на меня. И не произнес ни слова в свое оправдание. Мне пришлось пялиться на его макушку, так как он вдруг обнаружил что-то очень захватывающее на деревянной поверхности стола, и тут мне на ум сам собой пришел четкий и ясный ответ: «Мы не сможем жить вместе. Наши желания не совпадают. Или по крайней мере не совпадает график их осуществления. Мне придется либо отказаться от мечты об опере, раз и навсегда смирившись с этим, либо жить, ненавидя Лайла за то, что он заставил меня бросить карьеру».
Такая семейная жизнь заканчивается озлоблением, разводом и дележкой детей в суде.
– Я не смогу так жить, – заявила я, чувствуя, как в животе пылает огромный огненный шар сожаления.
– Что? – Лайл в недоумении поднял взгляд. – Не сможешь жить со старыми яйцеклетками? О чем вообще раз говор?
Ссутулившись, я села подле него, чтобы объяснить, почему снимаю с руки кольцо. Забавно, раньше я не осознавала тяжести этого бриллианта: кольцо весило, на верное, не меньше пятидесяти фунтов.
Во всяком случае, именно настолько мне стало легче, когда я его наконец сняла.
* * *
После ухода Лайла прошло несколько часов, я все продолжала сидеть на диване, злая и измученная, но способная наконец осознать и принять реальность расставания с ним. Завернувшись в старое одеяло, подумала, что, наверное, выплакала за одну ночь запас слез, рассчитанный на целую жизнь.
Сомнения безжалостно терзали меня, поднимая из глубины души затаенные страхи.
А вдруг я провалюсь на прослушивании? Тогда у меня не будет ни семьи, ни карьеры.
А если никогда больше не найду такого преданного и заботливого мужчину, как Лайл? Тогда я закончу свои дни в тоске и одиночестве.
Неужели я только что совершила самую ужасную ошибку в жизни?
«Не грусти, Бри. Ты еще молода. Еще успеешь наделать более серьезных ошибок».
От этой мысли я загрустила еще сильнее и решила лечь в постель, чтобы хоть немного поспать перед очередным рабочим днем. Направилась в спальню, волоча за собой одеяло, и тут меня осенила самая страшная мысль: «Придется сообщить маме, что свадьбы не будет».
Я застыла, охваченная ужасом: что скажет мама? Но тут крошечная искорка оптимизма, тлевшая где-то в самом даль нем уголке сердца, заявила о себе: «Зато проблема с фиолетовыми платьями подружек невесты полностью решена».
Я разразилась смехом и не могла остановиться, пока не опровергла собственное предположение: у меня еще остались слезы, и немало.
36
Кирби
Arrivederci (До Свидания)
Бри ужасно выглядит этим утром. Я спросила, все ли у нее в порядке, но она лишь кивнула, не глядя не меня. Лицо такое, будто она очень долго плакала, – бледное и очень… вымытое. Я никогда так не выгляжу – за исключением недавнего случая, – но умею распознавать признаки.
Не стала вытягивать у Бри подробности, но подумала, что ее личная жизнь, наверное, не так безоблачна, как я представляла. По-видимому, у всех бывают трудности.
Прекрасно. Теперь у меня депрессия. Хорошо хоть, что после работы я иду на загадочное «несвидание» со Стивом, – есть чем себя подбодрить.
Бри стучится в приоткрытую дверь:
– Кирби, на второй линии ваша мама. Она, наверное, по ошибке попала ко мне.
– Спасибо, Бри.
Моя помощница поворачивается, намереваясь уйти, а я делаю глубокий вдох, глядя на телефон. На днях мы с мамой выяснили кое-какие вопросы, больше всего терзавшие меня на протяжении нескольких лет. Почему-то говорить с ней, обнимая спящую Лорен, оказалось легче. Наши отношения еще не успели «полностью наладиться», но прогресс налицо.
– Привет, мам. Как ты?
– Кирби, я так рада, что застала тебя! Прости, что отрываю от работы. Знаю, ты очень занята… Стоп! – Она останавливается и смеется. – Нет, я не буду извиняться, что отрываю. Я тоже важная часть твоей жизни.
– Да, – улыбаюсь я. – Так что случилось?
– Кирби, я так рада! Твой двоюродный брат едет на выходные в Сиэтл, и он обещал подвезти меня! Так что я смогу навестить тебя и помочь собрать вещи.
– Здорово, мам, – говорю я и понимаю, что не лгу.
Это действительно здорово.
– Я запланировала пообедать в субботу с подругами, но у нас останется вечер, а в воскресенье я провожу тебя в аэропорт. – Мама переполнена эмоциями, я тоже немного взволнована.
Уж и не помню, когда меня последний раз кто-нибудь провожал в аэропорт или встречал там.
Слышу громкий стук в дверь и прощаюсь с мамой, сказав, что позвоню позже, чтобы все обсудить.
– Войдите, – призываю я, удивляясь, почему мой гость просто не распахнул дверь.
Все ведь так делают.
Вошедший Бэннинг выглядит старше и печальнее, чем в эротическом сне, приснившемся мне прошлой ночью. При воспоминании об этом на моих щеках вспыхивает румянец.
Я должна поступить как хороший парень… ой, то есть – как хороший человек.
Встаю.
– Бэннинг, я должна кое-что тебе сказать.
Он перебивает:
– Нет, сначала я скажу. Хочу принести официальные извинения за свои действия. Если я чем-то тебя обидел или заставил чувствовать себя зависимой, то очень сожалею об этом. – Заканчивая речь, Бэннинг стискивает зубы, но при этом он так печален, что я невольно испытываю чувство вины.
– Послушай, Бэннинг, тебе не за что извиняться. Это я хочу извиниться за свое поведение. Мы ведь уже давно шли к этому, потому что… потому что ты мне действительно нравишься, и…
«Ну хорошо, теперь можешь вмешаться и помочь мне выбраться из неловкой ситуации».
Но он молчит и лишь смотрит на меня.
Превосходно.
– Дело в том… просто… ты напугал меня, а когда я боюсь, то становлюсь агрессивной. А насчет иска – это все ерунда. Мне и в голову не придет подать в суд на тебя или на компанию из-за поцелуя, который произошел по взаимному согласию, и…
– Кирби, остановись, пожалуйста. Я не пытаюсь повлиять на твое решение. Я лишь хотел извиниться, и все. Ты говоришь, что я напугал тебя, – и это подтверждает мои худшие опасения и все плохое, что я о себе думал. У меня нет никакого права давить на тебя, пугать и так далее.
– Но…
Бэннинг жестом останавливает меня:
– Мне пора. Хватит об этом. Наши юристы, наверное, обалдели бы, узнав, что я сразу побежал к тебе с извинениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
«Не может быть. Ушам своим не верю…»
– Неужели ты обсуждал… такой интимный вопрос, как мой репродуктивный статус, с Винсом и Куки?! – заорала я, окончательно выведенная из терпения. – Умоляю, скажи, что у вас с Винсом и этой глупой курицей, его женушкой, не было разговора о нашем будущем, где в одном предложении звучали бы слова «Брианна» и «яйцеклетка»! – Я вскочила, оттолкнув стул, выпрямилась во все свои пять футов и четыре дюйма (без обуви) и гневно взглянула на него: – Скажи. Сейчас же. Что. Ты. Не. Обсуждал. С ними. Мои. Яйцеклетки!
Лайл ерзал на стуле, но старался не смотреть на меня. И не произнес ни слова в свое оправдание. Мне пришлось пялиться на его макушку, так как он вдруг обнаружил что-то очень захватывающее на деревянной поверхности стола, и тут мне на ум сам собой пришел четкий и ясный ответ: «Мы не сможем жить вместе. Наши желания не совпадают. Или по крайней мере не совпадает график их осуществления. Мне придется либо отказаться от мечты об опере, раз и навсегда смирившись с этим, либо жить, ненавидя Лайла за то, что он заставил меня бросить карьеру».
Такая семейная жизнь заканчивается озлоблением, разводом и дележкой детей в суде.
– Я не смогу так жить, – заявила я, чувствуя, как в животе пылает огромный огненный шар сожаления.
– Что? – Лайл в недоумении поднял взгляд. – Не сможешь жить со старыми яйцеклетками? О чем вообще раз говор?
Ссутулившись, я села подле него, чтобы объяснить, почему снимаю с руки кольцо. Забавно, раньше я не осознавала тяжести этого бриллианта: кольцо весило, на верное, не меньше пятидесяти фунтов.
Во всяком случае, именно настолько мне стало легче, когда я его наконец сняла.
* * *
После ухода Лайла прошло несколько часов, я все продолжала сидеть на диване, злая и измученная, но способная наконец осознать и принять реальность расставания с ним. Завернувшись в старое одеяло, подумала, что, наверное, выплакала за одну ночь запас слез, рассчитанный на целую жизнь.
Сомнения безжалостно терзали меня, поднимая из глубины души затаенные страхи.
А вдруг я провалюсь на прослушивании? Тогда у меня не будет ни семьи, ни карьеры.
А если никогда больше не найду такого преданного и заботливого мужчину, как Лайл? Тогда я закончу свои дни в тоске и одиночестве.
Неужели я только что совершила самую ужасную ошибку в жизни?
«Не грусти, Бри. Ты еще молода. Еще успеешь наделать более серьезных ошибок».
От этой мысли я загрустила еще сильнее и решила лечь в постель, чтобы хоть немного поспать перед очередным рабочим днем. Направилась в спальню, волоча за собой одеяло, и тут меня осенила самая страшная мысль: «Придется сообщить маме, что свадьбы не будет».
Я застыла, охваченная ужасом: что скажет мама? Но тут крошечная искорка оптимизма, тлевшая где-то в самом даль нем уголке сердца, заявила о себе: «Зато проблема с фиолетовыми платьями подружек невесты полностью решена».
Я разразилась смехом и не могла остановиться, пока не опровергла собственное предположение: у меня еще остались слезы, и немало.
36
Кирби
Arrivederci (До Свидания)
Бри ужасно выглядит этим утром. Я спросила, все ли у нее в порядке, но она лишь кивнула, не глядя не меня. Лицо такое, будто она очень долго плакала, – бледное и очень… вымытое. Я никогда так не выгляжу – за исключением недавнего случая, – но умею распознавать признаки.
Не стала вытягивать у Бри подробности, но подумала, что ее личная жизнь, наверное, не так безоблачна, как я представляла. По-видимому, у всех бывают трудности.
Прекрасно. Теперь у меня депрессия. Хорошо хоть, что после работы я иду на загадочное «несвидание» со Стивом, – есть чем себя подбодрить.
Бри стучится в приоткрытую дверь:
– Кирби, на второй линии ваша мама. Она, наверное, по ошибке попала ко мне.
– Спасибо, Бри.
Моя помощница поворачивается, намереваясь уйти, а я делаю глубокий вдох, глядя на телефон. На днях мы с мамой выяснили кое-какие вопросы, больше всего терзавшие меня на протяжении нескольких лет. Почему-то говорить с ней, обнимая спящую Лорен, оказалось легче. Наши отношения еще не успели «полностью наладиться», но прогресс налицо.
– Привет, мам. Как ты?
– Кирби, я так рада, что застала тебя! Прости, что отрываю от работы. Знаю, ты очень занята… Стоп! – Она останавливается и смеется. – Нет, я не буду извиняться, что отрываю. Я тоже важная часть твоей жизни.
– Да, – улыбаюсь я. – Так что случилось?
– Кирби, я так рада! Твой двоюродный брат едет на выходные в Сиэтл, и он обещал подвезти меня! Так что я смогу навестить тебя и помочь собрать вещи.
– Здорово, мам, – говорю я и понимаю, что не лгу.
Это действительно здорово.
– Я запланировала пообедать в субботу с подругами, но у нас останется вечер, а в воскресенье я провожу тебя в аэропорт. – Мама переполнена эмоциями, я тоже немного взволнована.
Уж и не помню, когда меня последний раз кто-нибудь провожал в аэропорт или встречал там.
Слышу громкий стук в дверь и прощаюсь с мамой, сказав, что позвоню позже, чтобы все обсудить.
– Войдите, – призываю я, удивляясь, почему мой гость просто не распахнул дверь.
Все ведь так делают.
Вошедший Бэннинг выглядит старше и печальнее, чем в эротическом сне, приснившемся мне прошлой ночью. При воспоминании об этом на моих щеках вспыхивает румянец.
Я должна поступить как хороший парень… ой, то есть – как хороший человек.
Встаю.
– Бэннинг, я должна кое-что тебе сказать.
Он перебивает:
– Нет, сначала я скажу. Хочу принести официальные извинения за свои действия. Если я чем-то тебя обидел или заставил чувствовать себя зависимой, то очень сожалею об этом. – Заканчивая речь, Бэннинг стискивает зубы, но при этом он так печален, что я невольно испытываю чувство вины.
– Послушай, Бэннинг, тебе не за что извиняться. Это я хочу извиниться за свое поведение. Мы ведь уже давно шли к этому, потому что… потому что ты мне действительно нравишься, и…
«Ну хорошо, теперь можешь вмешаться и помочь мне выбраться из неловкой ситуации».
Но он молчит и лишь смотрит на меня.
Превосходно.
– Дело в том… просто… ты напугал меня, а когда я боюсь, то становлюсь агрессивной. А насчет иска – это все ерунда. Мне и в голову не придет подать в суд на тебя или на компанию из-за поцелуя, который произошел по взаимному согласию, и…
– Кирби, остановись, пожалуйста. Я не пытаюсь повлиять на твое решение. Я лишь хотел извиниться, и все. Ты говоришь, что я напугал тебя, – и это подтверждает мои худшие опасения и все плохое, что я о себе думал. У меня нет никакого права давить на тебя, пугать и так далее.
– Но…
Бэннинг жестом останавливает меня:
– Мне пора. Хватит об этом. Наши юристы, наверное, обалдели бы, узнав, что я сразу побежал к тебе с извинениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77