В конце концов он поступил так, как привык поступать в последнее время: неофициально созвал вечером свою группу и с большой неохотой пригласил Ильдирим.
Девять часов вечера, духота и дождь. Тойер высунулся в окно мансарды и подставил голову под дождевые струи. В дверь позвонили. Группа начала собираться. Сыщик, не предлагая никому кофе или чего-нибудь покрепче (он позвал всех не в гости, а на рабочее совещание), с нетерпением ждал, когда она будет в полном составе. Потом взял слово:
— На мой взгляд, вот в чем главная трудность. Плазма, скорее всего, мертв. Серия убийств, вероятно, закончилась. Когда-нибудь, — он вспомнил свой собственный приказ, — Гросройте найдут, вернее, найдут его труп. Доказать его вину с полной достоверностью нам никогда не удастся, но, за неимением лучшего, дело будет закрыто. И благодаря нашей тупости убийца выйдет сухим из воды. Мы должны еще раз начать все сначала, с нуля…
Ильдирим перебила его:
— Я уже слышать об этом не могу, но дело обстоит именно так. Плазма скрылся, исчез, а истолкование его странных сочинений…
До сих пор хозяин квартиры ловко ухитрялся избегать прямого обращения к прокурору. Он просто не знал, как к ней обращаться — на «ты» или на «вы».
— Спрашивается, могли такое написать душевнобольной убийца? — сказал он. — Мы не подумали о том, мог ли человек с нездоровой психикой, одержимый убийственными фантазиями, написать нечто подобное, если бы стал свидетелем убийства. И ведь он хотел передать записку с очередным сочинением какой-то женщине. Не так ли?
Об этом случае молодые помощники гаупткомиссара уже не помнили, и Ильдирим снова рассказала, как возвращалась из Управления по делам молодежи и стала очевидицей этой сцены.
— Я не утверждаю, что женщина, которую Гросройте увидел в городе, и есть убийца; возможно, она вообще не имеет никакого отношения к нашему расследованию. Но не исключено, что она похожа на женщину, причастную к преступлениям. Единственное, что нам точно известно, — то, что Гросройте воспринимает мир совсем иначе, чем мы. — Шеф группы стукнул кулаком по столу. — Нам нужно еще раз поговорить со свидетелями. Мы как-то слишком поспешно завершили тот этап следствия. Я не исключаю, что наиболее вероятна все-таки версия с любовниками…
— Рогатый супруг… — Лейдиг с глупым видом теребил бордовый галстук-бабочку. — Он же в прошлом левак, сидит парализованный в инвалидном кресле…
— Вот я и говорил… — Тойер не закончил предложение и в гневе удалился в туалет: смущенные коллеги слушали шум его струи, затем он спустил воду, вымыл руки и вернулся в гостиную, — …что это могла быть женщина.
— Вы этого еще не говорили, — просипел Хафнер.
— Значит, говорю теперь.
Ильдирим засмеялась чуть-чуть некстати:
— Пожалуй, в истории немецкой юриспруденции не найдется ни единого случая, когда женщина оказалась бы наемным убийцей. По-моему, женщины способны убить разве что ядом или злым языком, уж никак не пушкой.
— У нас в Германии никогда не бывало и массового убийства в школе. Теперь же пожалуйста, притом самое крупное в Европе. — Тойер был оскорблен. Но потом поймал взгляд Ильдирим, просивший прощения, и у него потеплело на сердце. Одновременно возобновились и муки совести.
— Завтра мы еще раз проверим перемещения средств на счете рогоносца, и насрать мне на Зельтманна. — В устах Лейдига, с его благовоспитанностью китайского медиевиста, это смачное выражение прозвучало особенно убедительно. — Я просто заявлю, что здоров; надеюсь, это примут как должное.
— Но если это ничего не даст? — возразил Штерн. — Мы ведь уже просматривали все распечатки.
— Тогда я сам у него спрошу! — вскричал Хафнер. — Сделаю это абсолютно приватно, в нерабочее время, поговорю с ним не как с инвалидом, а как с нормальным мужиком. Тут он все и расскажет… Что, неужели нет пива? — Вероятно, этот вопрос давно крутился у него на языке, и наконец момент показался ему подходящим.
Не желая расстраивать своего подчиненного, Тойер молча кивнул в сторону кухни.
— Возможно, деньги тут ни при чем, — размышлял он дальше, — какая-нибудь женщина могла ему помочь и по другим мотивам…
— Ха-ха, какая баба втрескается в парня, у которого ниже пояса ничего не работает? Да еще так сильно втрескается, что пойдет ради него на два убийства? — вскричал Хафнер, как раз вернувшийся с пятью бутылками. Позже Тойер установит, что его комиссар успел за несколько секунд высосать на кухне шестую бутылку. — Ни одна не сделает этого даже ради хрена с дубинку, а тут что? Что же это за баба такая?
— Проститутка.
Ильдирим произнесла это как само собой разумеющееся, но с тем большим изумлением все повернулись к ней.
— Да, проститутка, — подтвердила она.
Хафнер ради приличия расставил бутылки на журнальном столике, но как-то нечаянно получилось, что к нему они оказались ближе всего.
— Чего ради? — возразил он. — Что взять с такого калеки? Зачем он ей сдался? Нет, эта версия никуда не годится!
Почти деликатно, как слабоумному, ему объяснили, что оплата может ориентироваться на самые разные потребности, а не только на физиологию. Хафнер упрямо стоял на своем:
— Значит, если я и так от случая к случаю, а в последнее время и вообще… — По-видимому, у него были веские причины не договаривать.
Тойер вцепился в эту идею. Вполне возможно, и даже весьма вероятно. Проститутка, замученная клиентами, может найти себе беззащитного, беспомощного импотента и полюбить его. Да, полюбить.
А ведь ради любви чего только не сделаешь! Он посмотрел на Ильдирим и мучительно ясно осознал, что толика этой истины относится и к ней, что, пожалуй, она не сможет любить его долго, если он будет все время желать ее как женщину. Словно угадав его мысли, она отвела глаза. Старший гаупткомиссар волевым усилием взял себя в руки.
— Остаются две проблемы, — сказал он. — Убийство Танненбаха и, соответственно, фамилия клиента, записанная в журнале регистрации.
— Наверняка она вымышленная! — Хафнер уже сильно окосел. Вероятно, успел где-то тяпнуть шнапса, а может, у него постепенно сдавала печень.
— Ясно, что вымышленная, Томас. — Вывести Штерна из себя было нелегко, но сейчас это произошло. — Но во-первых, это мужская фамилия.
Шеф благодарно кивнул.
— Во-вторых, вот так, из любви, не совершают несколько убийств, — продолжал он.
— В-третьих, Плазма… прошу прощения, господин фон Гросройте, исчез, — холодно добавил Лейдиг. — А еще ассистентка окулиста сообщила, что на прием записывался мужчина. Впрочем, позвонить мог и Людевиг в инвалидном кресле.
Штерн неодобрительно покачал головой:
— И что дальше? Вечером на прием вместо записавшегося Бенедикта Шерхарда является женщина — мол, мой муж не успевает к назначенному времени, а у меня тоже проблемы со зрением… Как раз такие номера у Танненбаха не проходили, он просто отсылал людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Девять часов вечера, духота и дождь. Тойер высунулся в окно мансарды и подставил голову под дождевые струи. В дверь позвонили. Группа начала собираться. Сыщик, не предлагая никому кофе или чего-нибудь покрепче (он позвал всех не в гости, а на рабочее совещание), с нетерпением ждал, когда она будет в полном составе. Потом взял слово:
— На мой взгляд, вот в чем главная трудность. Плазма, скорее всего, мертв. Серия убийств, вероятно, закончилась. Когда-нибудь, — он вспомнил свой собственный приказ, — Гросройте найдут, вернее, найдут его труп. Доказать его вину с полной достоверностью нам никогда не удастся, но, за неимением лучшего, дело будет закрыто. И благодаря нашей тупости убийца выйдет сухим из воды. Мы должны еще раз начать все сначала, с нуля…
Ильдирим перебила его:
— Я уже слышать об этом не могу, но дело обстоит именно так. Плазма скрылся, исчез, а истолкование его странных сочинений…
До сих пор хозяин квартиры ловко ухитрялся избегать прямого обращения к прокурору. Он просто не знал, как к ней обращаться — на «ты» или на «вы».
— Спрашивается, могли такое написать душевнобольной убийца? — сказал он. — Мы не подумали о том, мог ли человек с нездоровой психикой, одержимый убийственными фантазиями, написать нечто подобное, если бы стал свидетелем убийства. И ведь он хотел передать записку с очередным сочинением какой-то женщине. Не так ли?
Об этом случае молодые помощники гаупткомиссара уже не помнили, и Ильдирим снова рассказала, как возвращалась из Управления по делам молодежи и стала очевидицей этой сцены.
— Я не утверждаю, что женщина, которую Гросройте увидел в городе, и есть убийца; возможно, она вообще не имеет никакого отношения к нашему расследованию. Но не исключено, что она похожа на женщину, причастную к преступлениям. Единственное, что нам точно известно, — то, что Гросройте воспринимает мир совсем иначе, чем мы. — Шеф группы стукнул кулаком по столу. — Нам нужно еще раз поговорить со свидетелями. Мы как-то слишком поспешно завершили тот этап следствия. Я не исключаю, что наиболее вероятна все-таки версия с любовниками…
— Рогатый супруг… — Лейдиг с глупым видом теребил бордовый галстук-бабочку. — Он же в прошлом левак, сидит парализованный в инвалидном кресле…
— Вот я и говорил… — Тойер не закончил предложение и в гневе удалился в туалет: смущенные коллеги слушали шум его струи, затем он спустил воду, вымыл руки и вернулся в гостиную, — …что это могла быть женщина.
— Вы этого еще не говорили, — просипел Хафнер.
— Значит, говорю теперь.
Ильдирим засмеялась чуть-чуть некстати:
— Пожалуй, в истории немецкой юриспруденции не найдется ни единого случая, когда женщина оказалась бы наемным убийцей. По-моему, женщины способны убить разве что ядом или злым языком, уж никак не пушкой.
— У нас в Германии никогда не бывало и массового убийства в школе. Теперь же пожалуйста, притом самое крупное в Европе. — Тойер был оскорблен. Но потом поймал взгляд Ильдирим, просивший прощения, и у него потеплело на сердце. Одновременно возобновились и муки совести.
— Завтра мы еще раз проверим перемещения средств на счете рогоносца, и насрать мне на Зельтманна. — В устах Лейдига, с его благовоспитанностью китайского медиевиста, это смачное выражение прозвучало особенно убедительно. — Я просто заявлю, что здоров; надеюсь, это примут как должное.
— Но если это ничего не даст? — возразил Штерн. — Мы ведь уже просматривали все распечатки.
— Тогда я сам у него спрошу! — вскричал Хафнер. — Сделаю это абсолютно приватно, в нерабочее время, поговорю с ним не как с инвалидом, а как с нормальным мужиком. Тут он все и расскажет… Что, неужели нет пива? — Вероятно, этот вопрос давно крутился у него на языке, и наконец момент показался ему подходящим.
Не желая расстраивать своего подчиненного, Тойер молча кивнул в сторону кухни.
— Возможно, деньги тут ни при чем, — размышлял он дальше, — какая-нибудь женщина могла ему помочь и по другим мотивам…
— Ха-ха, какая баба втрескается в парня, у которого ниже пояса ничего не работает? Да еще так сильно втрескается, что пойдет ради него на два убийства? — вскричал Хафнер, как раз вернувшийся с пятью бутылками. Позже Тойер установит, что его комиссар успел за несколько секунд высосать на кухне шестую бутылку. — Ни одна не сделает этого даже ради хрена с дубинку, а тут что? Что же это за баба такая?
— Проститутка.
Ильдирим произнесла это как само собой разумеющееся, но с тем большим изумлением все повернулись к ней.
— Да, проститутка, — подтвердила она.
Хафнер ради приличия расставил бутылки на журнальном столике, но как-то нечаянно получилось, что к нему они оказались ближе всего.
— Чего ради? — возразил он. — Что взять с такого калеки? Зачем он ей сдался? Нет, эта версия никуда не годится!
Почти деликатно, как слабоумному, ему объяснили, что оплата может ориентироваться на самые разные потребности, а не только на физиологию. Хафнер упрямо стоял на своем:
— Значит, если я и так от случая к случаю, а в последнее время и вообще… — По-видимому, у него были веские причины не договаривать.
Тойер вцепился в эту идею. Вполне возможно, и даже весьма вероятно. Проститутка, замученная клиентами, может найти себе беззащитного, беспомощного импотента и полюбить его. Да, полюбить.
А ведь ради любви чего только не сделаешь! Он посмотрел на Ильдирим и мучительно ясно осознал, что толика этой истины относится и к ней, что, пожалуй, она не сможет любить его долго, если он будет все время желать ее как женщину. Словно угадав его мысли, она отвела глаза. Старший гаупткомиссар волевым усилием взял себя в руки.
— Остаются две проблемы, — сказал он. — Убийство Танненбаха и, соответственно, фамилия клиента, записанная в журнале регистрации.
— Наверняка она вымышленная! — Хафнер уже сильно окосел. Вероятно, успел где-то тяпнуть шнапса, а может, у него постепенно сдавала печень.
— Ясно, что вымышленная, Томас. — Вывести Штерна из себя было нелегко, но сейчас это произошло. — Но во-первых, это мужская фамилия.
Шеф благодарно кивнул.
— Во-вторых, вот так, из любви, не совершают несколько убийств, — продолжал он.
— В-третьих, Плазма… прошу прощения, господин фон Гросройте, исчез, — холодно добавил Лейдиг. — А еще ассистентка окулиста сообщила, что на прием записывался мужчина. Впрочем, позвонить мог и Людевиг в инвалидном кресле.
Штерн неодобрительно покачал головой:
— И что дальше? Вечером на прием вместо записавшегося Бенедикта Шерхарда является женщина — мол, мой муж не успевает к назначенному времени, а у меня тоже проблемы со зрением… Как раз такие номера у Танненбаха не проходили, он просто отсылал людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78