Рассуждение имела самое простое: Михаил Иванович - человек рабочий, должен мою обиду понять. Пусть изругает, что волю рукам дала, но вступится. Надеялась я. Пришла в приемную, говорю: так и так, хочу лично к товарищу Калинину обратиться. И что же? Допустили.
Калинин выслушал Анну Егоровну, заставил начальника принародно извиниться и только после этого разрешил ему сдать дела. Давняя история, но Преснякова вспоминает ее с радостным изумлением:
- А кем я была? Ноль без палочки! Подай, прими... После того случая перевели меня из подсобниц в штукатуры, потом малярничала, плиточницей работала, бригаду отделочников дали...
- Однако от бригадиров до звания депутата... - сказал я.
- Все тот же случай. Как меня на работе восстановили, девчонки и говорят: сходи, Нюрка, в трест, вытряси новую спецуху, а то невозможно уже смотреть, в чем мы ходим. Ну я пошла.
- А ты кто такая? - спрашивают меня в тресте.
- Как кто? Работница. Преснякова моя фамилия...
- Ты к Калинину ходила?
- Опять идти?
С того дня и пошло: в президиум меня, в местком, в райисполком...
Заметьте, Анна Егоровна старалась все отнести за счет случая, изображала дело так, будто забавная нечаянная история повернула ее жизнь, а о своей самоотверженной работе и словечком не обмолвилась. Такой уж характер - не хвастает!
После этого разговора я довольно долго не видел Анну Егоровну. Сначала она уезжала с делегацией строителей в Варшаву, потом была в отпуске, потом готовилась к какому-то ответственному республиканскому совещанию. И может быть, это к лучшему: было время подумать, взвесить, еще раз оценить узнанное...
Как же должна была измениться бывшая деревенская девочка, случайно попавшая в столицу, поднявшаяся до высоты государственного деятеля? Ответить на такой вопрос нелегко.
И когда мы снова встретились, я спросил:
- Скажите, Анна Егоровна, что дала вам Москва за те годы, что вы живете здесь?
- Сначала Москва меня как есть переломала всю, потом собрала по-новому... Когда приехала, чего я только не боялась - трамвая, подъемного крана, милиционеров, а всего больше толпы.
- Говорите, боялись, а сами к Калинину пошли, - заметил я.
- Пошла. А думаете, не страшно было? Еще как! Только когда за правдой идешь, сама того не замечая, храбрее делаешься. - И Анна Егоровна взглянула на меня с вызовом: что, дескать, не согласны или я неправильно говорю?
"Это тоже надо запомнить, - подумал я, - когда человек идет за правдой, он делается храбрее..."
Тут я дошагал почти до самого Крымского моста и, поворачивая назад, случайно взглянул в сторону реки. Там на берегу, облокотясь на гранитный парапет, стоял паренек. Задумался. И хотя лица его было почти не видно, в фигуре, осанке мелькнуло что-то знакомое.
Отвлекаться от своих медленно катившихся мыслей мне не хотелось, но мальчишка молчаливо и настойчиво притягивал к себе. Помимо воли я приблизился к пареньку и, когда разглядел его как следует, замер на месте.
Петелин.
Трудно представить, чтобы сын мог быть так похож на отца: совершенно отцовские черты лица, и стать, и как две капли воды совпадающий рисунок глаз, губ, носа. Только волосы были темные, будто перекрашенные...
- Петелин? - спросил я.
- Допустим, Петелин, и что дальше? - не проявив никакого удивления, откликнулся мальчишка.
"Однако, - подумал я, - любезностью ты не страдаешь".
- Ты очень вырос, Игорь, и стал ужасно похож на отца.
- А почему бы мне не быть похожим на с в о е г о отца?
- Ты меня, конечно, не помнишь? - Я назвался.
- Фамилию помню, а в лицо нет.
"Надо же, вчера мне совершенно случайно попалась на глаза карта Пепе, а сегодня я нежданно-негаданно встретил его сына", - мелькнуло в голове.
Впрочем, такая ли уж это случайность? Не попадись мне накануне карта Пепе, не засни я с мыслями о нем, едва ли обратил бы внимание на паренька, склонившегося над рекой. Во всем есть свои связи, более или менее заметные...
Мы уже довольно долго просидели на скамейке, а разговор все не налаживался. Я о чем-то спрашивал, Игорь отвечал.
- Что Ирина делает? - Ирина была старшей сестрой Игоря.
- Докторша.
- Довольна?
- Довольна.
- А мама?
- Ей-то чего? Завела себе мужа...
- Что значит "завела"? - спросил я, неприятно пораженный тоном Игоря и откровенно наглой улыбочкой.
- Обыкновенно, как все заводят.
- Плохой, что ли, муж? - снова спросил я, пытаясь понять, откуда идет совершенно открытая неприязнь. Игоря к этому неизвестному мне человеку.
- Ей нравится.
- А тебе?
- У меня не спрашивали...
- Слушай, Игорь, какой-то не такой у нас разговор получается.
- Так сами ведь завели. Ваш вопрос, мой ответ...
По реке медленно тянулись большегрузные баржи с песком. Обгоняя ленивый, неспешный их караван, проскочила пассажирская "Ракета". Почему-то подумалось: "И куда все спешат? Всегда, всюду..."
- Смотрю я на тебя и думаю о твоем отце, Игорь.
- Чего теперь думать? Думай не думай, бате это теперь без разницы, все равно ему.
- Виноват я перед твоим отцом... И ты и Иринка с глаз моих скрылись, упустил я вас из виду, можно сказать...
- Какая же тут вина? Пока вы вместе летали, он живой был. А за остальное вы не отвечаете.
Странное дело - я отчетливо понимаю, что Игорю нужна поддержка, что у парня какие-то неприятности, переживания, словом, человеку плохо, и никак не могу найти слов, которые я должен сказать ему.
И тут вдруг мне приходит в голову - ведь утро еще, значит, Игорю следовало бы находиться в школе, а вовсе не здесь, у реки, и спрашиваю:
- Скажи, Игорь, а почему ты не в школе?
- Вам тоже дело? Матери дело, ему дело! Всем дело! Не желаю я больше никакой школы видеть, и ничего мне ни от кого не надо... Все лезут, все нос суют... Сам знаю, чего мне делать.
И, прежде чем я успеваю вымолвить слово, Игорь срывается со скамейки и, не попрощавшись, исчезает.
Редкие прохожие не спеша идут по набережной, издали доносится приглушенный шум машин. Все спешат. Нехорошо, ай, как нехорошо получилось! Но что я могу сделать? Не бежать же следом за мальчишкой?..
Ладно, с Игорем мы еще встретимся. Решено. А пока надо работать. И я вновь "вызываю" голос Анны Егоровны.
- Вообще-то наше управление ремонтом не занималось. Но однажды пришлось. Велели какой-то заслуженный дом реставрировать: то ли Пушкин в нем останавливался, то ли Гоголь жил, сейчас и не помню. Часть жильцов выселили, часть оставили. Ну, ясное дело, раз ремонт - грязи мы развели по колено... Шум подняли... То воду отключали... то свет. Словом, от нашей работы оставшимся жильцам радости мало было.
Прибегают ко мне девчонки, говорят:
- Сходи, Нюра, в девятую квартиру, глянь на старика - чистый Николай-угодник. Лет сто ему. Интересный дед!..
Пошла. Позвонила, сказала, будто коридор обмерить надо. Старичок и правда на Николая-то угодника похожим оказался - беленький, ласковый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75