Ее дипломатический визит к Петелиным продолжается еще меньше, чем посещение Гарьки. Возвращается она сумрачная и раздраженная. Ничего не объясняя, велит Гарьке:
- Завтра пойдешь к Белле Борисовне и все ей, как на духу, расскажешь, как искал, как нашел, как покрасил Петелина чернилами...
- Вот она обрадуется и спасибо мне скажет.
- Не перебивай. Она тебя спросит, почему ты только теперь, поздно так пришел? Скажешь - совесть мучает. И признаешь - поступил нехорошо, понимаешь это, а почему так поступил - от обиды, скажешь...
- Может, мне и на колени сразу стать?
- На колени не надо. Гордость соблюдай. А помнить помни, кто кается, того легче прощают! Вот так-то. Я плохо не научу. И не позабудь сказать, что ты заходил к Петелину мириться. Она обязательно спросит, как его здоровье. Говори - здоров! С удивлением так, глаза разинув это говори, чтобы она поняла - прогуливает он, а не болеет...
К Белле Борисовне Синюхин входит на мягких лапах, вся его длинная, нескладная фигура - смущение и раскаяние, и голос жалкий:
- Можно, Белла Борисовна?
- Что случилось, Синюхин?
- Виноват... И вот пришел, чтобы сказать... извините...
- За что извинить?
- За Петелина...
- Опять Петелин? Что он еще натворил?
- Не он - я... Покрасил тогда чернилами, чтобы на кровь было похоже... и бутылку поставил рядом...
- Для чего ж ты это сделал и почему сразу не признался?
- Со злости. А сразу побоялся... Разве я знал, что из-за этого такой шум получится... А теперь совесть... - И еще долго тягуче и бессвязно Гарька объясняет Белле Борисовне, как было дело, что из этого вышло и как ему стыдно...
- Ну ладно, - говорит Белла Борисовна, - а Петелину ты это объяснил, у него прощения попросил, ведь пострадал он, а не я?
- Хотел... нарочно к нему ходил, а он не стал слушать...
- Он что - сильно болеет? - спрашивает Белла Борисовна.
- Кто? - прикидываясь непонимающим, спрашивает Гарька.
- Неужели не понятно? Я спрашиваю: Петелин сильно болеет?
- По-моему, он совсем не болеет. Веселый был, с Вавасиком, то есть ну с этим, который у них теперь муж, в шахматы играл...
"Что ты делаешь, Белла? До чего ты опускаешься? Не верь, не верь ни одному слову. И возьми себя в руки, Белла!"
- Что у тебя еще, Синюхин? - спрашивает Белла Борисовна, и Гарька понимает, что-то случилось, только он не может угадать, что именно. Одно ему совершенно ясно - надо сматываться. Где-то совсем близко притаилась опасность!
- Больше ничего, - говорит Гарька, - можно идти?
Вот уже несколько дней подряд, оставаясь наедине с собой, Белла Борисовна ведет спор с невидимым собеседником. Он, этот отсутствующий некто, задает вопросы, она старается отвечать, защищается, порой наступает. Диалог действует Белле Борисовне на нервы, утомляет и... не прекращается. Порой Белле Борисовне кажется - она свихнется, если не поставит точку, если не найдет последнего, решающего слова. Но поставить точку не удается...
- Почему ты не уважаешь Петелина? Пусть он еще глупый, многогрешный, тысячу раз запутавшийся мальчишка, на разве все это может уничтожить личность?
- А за что, собственно, его уважать? За что? Лентяй, плюет на дисциплину, с презрением относится к окружающим, неконтролирует ни поступков, ни слов. И ведь все прекрасно понимает! И хамит не по недомыслию, а с расчетом, стараясь причинить боль...
- Остановись на минутку, Белла! И ответь - ты прокурор или учитель?
- Да-да-да, я учитель, а не прокурор, мое дело давать им образование и заниматься их воспитанием... Знаю!
- Так почему же ты говоришь о неопровержимых претензиях? Разве твое дело обличать, а не исправлять пороки?
- Правильно, я должна их облагораживать и возвышать душой, только как воспитывать, все прощая? Они сядут на голову, будут болтать ножками и покрикивать: "Быстрее вези, аккуратнее". Они не знают жалости...
- Не клевещи, Белла!..
- Я не клевещу: стоит оговориться на уроке, они торжествуют; стоит не выйти на работу, они радуются; стоит...
- Погоди, вспомни. Когда тебя на "скорой помощи" увозили из школы в больницу с острым приступом аппендицита, разве кто-нибудь ликовал?
- Это был особый случай! Они просто перепугались...
- Что ты говоришь, Белла! Разве девчонки не приносили тебе цветов в больницу, не присылали записок? Неужели у тебя повернется язык сказать, что они лицемерили?
- Не знаю! Цветы их научили отнести...
- Допустим. Но чего стоишь ты, воспитатель, если не научила их болеть чужой болью, прежде чем это сделал кто-то другой? Признайся, любишь ли ты своих учеников, Белла?
- Как понимать - любишь?
- Очень просто: любить - значит участвовать и разделять радость, горе, успех, падение, маленькую неприятность и большое несчастье...
- Раньше, когда я была моложе, я играла с ними в волейбол, ходила в лыжные походы, меня ругали строгие методисты: вы держитесь слишком нараспашку, так нельзя, надо соблюдать дистанцию...
- И ты поверила этим ханжам, Белла? Послушалась и застегнулась на все пуговицы, нацепила маску неприступной строгости, чуть-чуть смягчив ее иронией, которую мальчишки принимают за презрительное к ним снисхождение? Эх, Белла, Белла, расстегни хотя пару верхних пуговок, улыбнись...
Входит завхоз, прерывая изнурительный молчаливый диалог. Белла Борисовна недолюбливает завхоза, пожилого, неопрятного человека с неверными глазами и манерами отставного гусара, но сейчас она даже рада ему.
- Простите, Белла Борисовна, если оторвал вас от размышлений, директора нет, надо подписать накладные и доверенность. Надо получить приборы для физического кабинета. Осмелюсь просить вас расписаться за директора.
- Давайте, - говорит Белла Борисовна. - Где?
- Вот здесь и здесь, пожалуйста. Премного благодарен и должен отметить - сегодня у вас, Белла Борисовна, вид императрицы. Весна себя оказывает?..
- Какое у вас воинское звание, Семен Сергеевич? - спрашивает Белла Борисовна.
- Гвардии старшина запаса, Белла Борисовна.
- Гвардии старшина. Гвардии! Почему же вы так по-холуйски держитесь? Вам не стыдно, офицер гвардии?..
- Не понимаю, чем заслужил? Это в некотором роде даже оскорбление...
Вечером Белла Борисовна звонит в дверь Петелиных. Она собрана и полна решимости. Ей надо высказаться. И пока это не произойдет, Белле Борисовне не войти в обычное русло работы, жизни, словом, тех будней, которых у каждого человека, хочет он или не хочет, куда больше, чем праздников.
И вот они друг перед другом - лицо в лицо.
- Здравствуйте, Белла Борисовна, заходите. Не ожидал.
- Здравствуйте, Валерий Васильевич, я пришла повидать Игоря...
- Заходите, пожалуйста. Правда, Игоря вам повидать не удастся, его нет дома, но все равно - прошу вас.
Белла Борисовна входит в довольно просторную, очень обыкновенную, как у всех, комнату, бегло оглядывается и отмечает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
- Завтра пойдешь к Белле Борисовне и все ей, как на духу, расскажешь, как искал, как нашел, как покрасил Петелина чернилами...
- Вот она обрадуется и спасибо мне скажет.
- Не перебивай. Она тебя спросит, почему ты только теперь, поздно так пришел? Скажешь - совесть мучает. И признаешь - поступил нехорошо, понимаешь это, а почему так поступил - от обиды, скажешь...
- Может, мне и на колени сразу стать?
- На колени не надо. Гордость соблюдай. А помнить помни, кто кается, того легче прощают! Вот так-то. Я плохо не научу. И не позабудь сказать, что ты заходил к Петелину мириться. Она обязательно спросит, как его здоровье. Говори - здоров! С удивлением так, глаза разинув это говори, чтобы она поняла - прогуливает он, а не болеет...
К Белле Борисовне Синюхин входит на мягких лапах, вся его длинная, нескладная фигура - смущение и раскаяние, и голос жалкий:
- Можно, Белла Борисовна?
- Что случилось, Синюхин?
- Виноват... И вот пришел, чтобы сказать... извините...
- За что извинить?
- За Петелина...
- Опять Петелин? Что он еще натворил?
- Не он - я... Покрасил тогда чернилами, чтобы на кровь было похоже... и бутылку поставил рядом...
- Для чего ж ты это сделал и почему сразу не признался?
- Со злости. А сразу побоялся... Разве я знал, что из-за этого такой шум получится... А теперь совесть... - И еще долго тягуче и бессвязно Гарька объясняет Белле Борисовне, как было дело, что из этого вышло и как ему стыдно...
- Ну ладно, - говорит Белла Борисовна, - а Петелину ты это объяснил, у него прощения попросил, ведь пострадал он, а не я?
- Хотел... нарочно к нему ходил, а он не стал слушать...
- Он что - сильно болеет? - спрашивает Белла Борисовна.
- Кто? - прикидываясь непонимающим, спрашивает Гарька.
- Неужели не понятно? Я спрашиваю: Петелин сильно болеет?
- По-моему, он совсем не болеет. Веселый был, с Вавасиком, то есть ну с этим, который у них теперь муж, в шахматы играл...
"Что ты делаешь, Белла? До чего ты опускаешься? Не верь, не верь ни одному слову. И возьми себя в руки, Белла!"
- Что у тебя еще, Синюхин? - спрашивает Белла Борисовна, и Гарька понимает, что-то случилось, только он не может угадать, что именно. Одно ему совершенно ясно - надо сматываться. Где-то совсем близко притаилась опасность!
- Больше ничего, - говорит Гарька, - можно идти?
Вот уже несколько дней подряд, оставаясь наедине с собой, Белла Борисовна ведет спор с невидимым собеседником. Он, этот отсутствующий некто, задает вопросы, она старается отвечать, защищается, порой наступает. Диалог действует Белле Борисовне на нервы, утомляет и... не прекращается. Порой Белле Борисовне кажется - она свихнется, если не поставит точку, если не найдет последнего, решающего слова. Но поставить точку не удается...
- Почему ты не уважаешь Петелина? Пусть он еще глупый, многогрешный, тысячу раз запутавшийся мальчишка, на разве все это может уничтожить личность?
- А за что, собственно, его уважать? За что? Лентяй, плюет на дисциплину, с презрением относится к окружающим, неконтролирует ни поступков, ни слов. И ведь все прекрасно понимает! И хамит не по недомыслию, а с расчетом, стараясь причинить боль...
- Остановись на минутку, Белла! И ответь - ты прокурор или учитель?
- Да-да-да, я учитель, а не прокурор, мое дело давать им образование и заниматься их воспитанием... Знаю!
- Так почему же ты говоришь о неопровержимых претензиях? Разве твое дело обличать, а не исправлять пороки?
- Правильно, я должна их облагораживать и возвышать душой, только как воспитывать, все прощая? Они сядут на голову, будут болтать ножками и покрикивать: "Быстрее вези, аккуратнее". Они не знают жалости...
- Не клевещи, Белла!..
- Я не клевещу: стоит оговориться на уроке, они торжествуют; стоит не выйти на работу, они радуются; стоит...
- Погоди, вспомни. Когда тебя на "скорой помощи" увозили из школы в больницу с острым приступом аппендицита, разве кто-нибудь ликовал?
- Это был особый случай! Они просто перепугались...
- Что ты говоришь, Белла! Разве девчонки не приносили тебе цветов в больницу, не присылали записок? Неужели у тебя повернется язык сказать, что они лицемерили?
- Не знаю! Цветы их научили отнести...
- Допустим. Но чего стоишь ты, воспитатель, если не научила их болеть чужой болью, прежде чем это сделал кто-то другой? Признайся, любишь ли ты своих учеников, Белла?
- Как понимать - любишь?
- Очень просто: любить - значит участвовать и разделять радость, горе, успех, падение, маленькую неприятность и большое несчастье...
- Раньше, когда я была моложе, я играла с ними в волейбол, ходила в лыжные походы, меня ругали строгие методисты: вы держитесь слишком нараспашку, так нельзя, надо соблюдать дистанцию...
- И ты поверила этим ханжам, Белла? Послушалась и застегнулась на все пуговицы, нацепила маску неприступной строгости, чуть-чуть смягчив ее иронией, которую мальчишки принимают за презрительное к ним снисхождение? Эх, Белла, Белла, расстегни хотя пару верхних пуговок, улыбнись...
Входит завхоз, прерывая изнурительный молчаливый диалог. Белла Борисовна недолюбливает завхоза, пожилого, неопрятного человека с неверными глазами и манерами отставного гусара, но сейчас она даже рада ему.
- Простите, Белла Борисовна, если оторвал вас от размышлений, директора нет, надо подписать накладные и доверенность. Надо получить приборы для физического кабинета. Осмелюсь просить вас расписаться за директора.
- Давайте, - говорит Белла Борисовна. - Где?
- Вот здесь и здесь, пожалуйста. Премного благодарен и должен отметить - сегодня у вас, Белла Борисовна, вид императрицы. Весна себя оказывает?..
- Какое у вас воинское звание, Семен Сергеевич? - спрашивает Белла Борисовна.
- Гвардии старшина запаса, Белла Борисовна.
- Гвардии старшина. Гвардии! Почему же вы так по-холуйски держитесь? Вам не стыдно, офицер гвардии?..
- Не понимаю, чем заслужил? Это в некотором роде даже оскорбление...
Вечером Белла Борисовна звонит в дверь Петелиных. Она собрана и полна решимости. Ей надо высказаться. И пока это не произойдет, Белле Борисовне не войти в обычное русло работы, жизни, словом, тех будней, которых у каждого человека, хочет он или не хочет, куда больше, чем праздников.
И вот они друг перед другом - лицо в лицо.
- Здравствуйте, Белла Борисовна, заходите. Не ожидал.
- Здравствуйте, Валерий Васильевич, я пришла повидать Игоря...
- Заходите, пожалуйста. Правда, Игоря вам повидать не удастся, его нет дома, но все равно - прошу вас.
Белла Борисовна входит в довольно просторную, очень обыкновенную, как у всех, комнату, бегло оглядывается и отмечает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75