Слышно было, как там затарахтел грузовик.
– Мы хотим говорить с самым главным начальником, - нахмурился Петр.
– И самый главный начальник скажет вам то же самое.
– Но почему? Почему?… - запальчиво спросил Павел.
Мужчина отвернулся от окна, посмотрел на братьев.
– Мама ваша жива и здорова.
– Где она? - спросил Петр.
– Где надо.
– В тюрьме? - спросил Павел.
Мужчина пожал плечами.
– Что Гертруда Иоганновна Лужина наказала своим сыновьям? Чтобы верили ей, что все будет хорошо. Чтобы слушались Флича. Так? - Мужчина повысил голос: - Я спрашиваю, так?
– Так, - тихо ответил Павел.
– А как поступили вы? Удрали от Флича. Явились в город, в который завтра войдут немцы.
– Мы пошли выручать маму! - упрямо сказал Петр.
– Не-ет, да вы - типы! - удивился мужчина. - Вам - "а", а вы - весь алфавит! - Он сел за стол и сжал голову ладонями. - Ну что? Что я с вами теперь делать буду?
Киндер вскочил, ощерился и залаял на дверь. Дверь открылась и в комнату вошел еще один мужчина, большеголовый, в сером костюме.
– Киндер! - строго окликнул Павел пса.
Мужчина в косоворотке встал.
– Это еще что? - спросил вошедший.
– Собака, - ответил Петр.
– Спасибо, что не слон, - вошедший взял стул, повернул его к себе и сел.
– Вот, товарищ майор, - сказал мужчина в косоворотке и показал на братьев.
– Что же это вы, товарищи дорогие, самовольничаете? Цирк эвакуировали по приказу Москвы. А вы, выходит, дезертиры. А? Отец на фронте. Бьет фашистов. А вы тут… бегаете?
– Но мы… - пролепетал Павел.
– Знаю… Помолчите, когда старшие говорят. Нехорошо. Нехорошо, - повторил майор. - Идет война. И если каждый будет делать что ему захочется… Нехорошо.
– Но мама… - начал Петр.
– Вы что ж, в маме своей сомневаетесь? Маме не верите? Вот что, артисты. Самое большее, что я могу для вас сделать, это помочь вам убраться из города. Алексей Павлович, - майор кивнул на мужчину в косоворотке, - увезет вас к деду в Березов.
– Откуда вы знаете?… - снова удивился Павел.
– По долгу службы. И никаких фокусов!
Зазвонил телефон, майор снял трубку.
– Да. Я… Что?… Ясно, - он подержал трубку в руках. Потом тихонько положил на рычаг. - Фашисты перерезали железную дорогу и шоссе в районе Дубравки.
Павел и Петр вспомнили Дубравку, маленькое село с магазином и закусочной, в которую стояла длинная очередь беженцев. В магазине никаких продуктов не было. Все раскупили до последней банки консервов. В закусочной продавали бутерброды с очень соленой хамсой на тоненьком кусочке хлеба и клюквенный квас, розовый и кислый.
– Это же далеко, - сказал Павел. - Километров двадцать пять. Мы там были.
– Да. Двадцать четыре на восток, - уточнил майор.
– Танки? - спросил Алексей Павлович.
Майор кивнул.
– Березов отменяется. Придется искать для них убежище в городе.
– А как же мама? - спросил Павел.
Майор нахмурился.
– Слушайте меня внимательно. Алексей Павлович пока спрячет вас в городе. На улицу носа не высовывать. Ни одна живая душа не должна знать, что вы здесь. Ясно? Если же так сложатся обстоятельства, что вам придется выйти, где бы и с кем бы вы ни увидели свою маму, на глаза ей не показывайтесь. Это очень серьезно. Очень. От этого зависит ее жизнь.
– Мамина?
– Да. Я не имел права вам это говорить. Но деваться некуда. При первом же удобном случае вас выведут из города. И упаси вас боже заниматься какой-нибудь самодеятельностью! Я говорю ясно?
– Ясно.
– Алексей Павлович, займитесь убежищем сейчас же. Переправите их с наступлением темноты. А пока пусть поскучают здесь.
Майор поднялся.
– А как с собакой, товарищ майор? - спросил Алексей Павлович.
– А что с собакой?
– Ее ж выводить надо.
– Решайте сами.
Майор кивнул и направился к двери, но остановился.
– И еще запомните, на всякий пожарный случай, вы никого в этом городе не знаете, кроме школьных приятелей. Ни-ко-го! И Алексея Павловича не знаете. И не видели никогда.
Майор ушел. Алексей Павлович убрал со стола газету с хлебными крошками.
– Да-а… Мастера вы кашу варить. Сидите здесь. За вами придут. Если что приспичит, по коридору направо вторая дверь. Телефон не трогать. На звонки не отвечать. Все, пожалуй. Я пошел.
Алексей Павлович вышел и прикрыл дверь. Павел и Петр остались одни.
4
Василь и Толик выскочили к реке у поворота. Оба поцарапались, перелезая через заборы и заборчики, пробираясь напрямик сквозь кусты шиповника.
Рубахи прилипли к спинам. Глаза заливал пот. Губы стали солеными. Каждая царапина на теле саднила. Не хватало воздуха, оба дышали торопливо, глубоко, но жаркий воздух только сушил глотки.
Они выскочили на берег и поползли в высокой осоке. Так еще недавно ползали к "антилопам" Великие Вожди на великой охоте. Ох уж эта осока!… Бритва трава!
Река в этом месте круто сворачивала.
Городская сторона, заросшая осокой, была пологой и плоской. Лесной берег подмывала буйная вода, он был обрывист и весь оплетен обнаженными корнями деревьев. Возле него возникали водовороты, крутился мусор. Сюда должно было снести тело лейтенанта, если его не зацепили прибрежные ветлы или какой-нибудь топляк-коряга.
Мальчики напряженно всматривались в воду у противоположного берега. Они лежали плашмя, видно было плохо, а встать не решались. Вдруг и там, за деревьями, немцы?
Вода кипела, крутила остатки моста - доски, щепки, сломанные, еще зеленые ветки деревьев.
Толик то и дело утирал глаза ладонью: затекал пот.
Василь скрюченными пальцами вцепился в сухую тину. На мгновение ему показалось, что вода ворочает вместе с досками беспомощное тело человека. И тут же оно исчезло. Может, померещилось? Может, так сильно хотелось найти лейтенанта, что лейтенант и в самом деле почудился?
Василь сел, отряхнул с ладошек песок.
А если не почудился?
– Толик, плывем?…
– Что ты? Закрутит…
– Дрейфишь?… А лейтенант там пропадает.
– Да нет его.
– Я видел, - Василь уже и в самом деле верил в то, что видел лейтенанта. - Плывем.
Он сполз в воду и поплыл против течения, чтобы не так быстро сносило, сначала он медленно отдалялся от берега, словно бы барахтался на одном месте. Потом вода подхватила его, понесла, а он все взмахивал руками, не даваясь, отвоевывая у реки пространство пядь за пядью.
Толик заплакал, так ему стало жалко Ржавого, и себя, и лейтенанта. Вода, лес, Ржавый - все слилось от слез в пестрое рябое пятно. Да что же это? Что ж это?! Там, в лесу, может, прячутся фашисты. Может, целятся из пушки в Ржавого!
Толик шмыгнул носом, протер глаза тыльной стороной ладони, решительно сунулся в воду, отчаянно поплыл саженками, выбрасывая попеременно руки вперед, ощущая упругий ток реки. Ну и пусть… целятся… пусть!… И в них… целятся… красноармейцы… Еще неизвестно, кто выстрелит первым!
В плечо стукнула доска, но не больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Мы хотим говорить с самым главным начальником, - нахмурился Петр.
– И самый главный начальник скажет вам то же самое.
– Но почему? Почему?… - запальчиво спросил Павел.
Мужчина отвернулся от окна, посмотрел на братьев.
– Мама ваша жива и здорова.
– Где она? - спросил Петр.
– Где надо.
– В тюрьме? - спросил Павел.
Мужчина пожал плечами.
– Что Гертруда Иоганновна Лужина наказала своим сыновьям? Чтобы верили ей, что все будет хорошо. Чтобы слушались Флича. Так? - Мужчина повысил голос: - Я спрашиваю, так?
– Так, - тихо ответил Павел.
– А как поступили вы? Удрали от Флича. Явились в город, в который завтра войдут немцы.
– Мы пошли выручать маму! - упрямо сказал Петр.
– Не-ет, да вы - типы! - удивился мужчина. - Вам - "а", а вы - весь алфавит! - Он сел за стол и сжал голову ладонями. - Ну что? Что я с вами теперь делать буду?
Киндер вскочил, ощерился и залаял на дверь. Дверь открылась и в комнату вошел еще один мужчина, большеголовый, в сером костюме.
– Киндер! - строго окликнул Павел пса.
Мужчина в косоворотке встал.
– Это еще что? - спросил вошедший.
– Собака, - ответил Петр.
– Спасибо, что не слон, - вошедший взял стул, повернул его к себе и сел.
– Вот, товарищ майор, - сказал мужчина в косоворотке и показал на братьев.
– Что же это вы, товарищи дорогие, самовольничаете? Цирк эвакуировали по приказу Москвы. А вы, выходит, дезертиры. А? Отец на фронте. Бьет фашистов. А вы тут… бегаете?
– Но мы… - пролепетал Павел.
– Знаю… Помолчите, когда старшие говорят. Нехорошо. Нехорошо, - повторил майор. - Идет война. И если каждый будет делать что ему захочется… Нехорошо.
– Но мама… - начал Петр.
– Вы что ж, в маме своей сомневаетесь? Маме не верите? Вот что, артисты. Самое большее, что я могу для вас сделать, это помочь вам убраться из города. Алексей Павлович, - майор кивнул на мужчину в косоворотке, - увезет вас к деду в Березов.
– Откуда вы знаете?… - снова удивился Павел.
– По долгу службы. И никаких фокусов!
Зазвонил телефон, майор снял трубку.
– Да. Я… Что?… Ясно, - он подержал трубку в руках. Потом тихонько положил на рычаг. - Фашисты перерезали железную дорогу и шоссе в районе Дубравки.
Павел и Петр вспомнили Дубравку, маленькое село с магазином и закусочной, в которую стояла длинная очередь беженцев. В магазине никаких продуктов не было. Все раскупили до последней банки консервов. В закусочной продавали бутерброды с очень соленой хамсой на тоненьком кусочке хлеба и клюквенный квас, розовый и кислый.
– Это же далеко, - сказал Павел. - Километров двадцать пять. Мы там были.
– Да. Двадцать четыре на восток, - уточнил майор.
– Танки? - спросил Алексей Павлович.
Майор кивнул.
– Березов отменяется. Придется искать для них убежище в городе.
– А как же мама? - спросил Павел.
Майор нахмурился.
– Слушайте меня внимательно. Алексей Павлович пока спрячет вас в городе. На улицу носа не высовывать. Ни одна живая душа не должна знать, что вы здесь. Ясно? Если же так сложатся обстоятельства, что вам придется выйти, где бы и с кем бы вы ни увидели свою маму, на глаза ей не показывайтесь. Это очень серьезно. Очень. От этого зависит ее жизнь.
– Мамина?
– Да. Я не имел права вам это говорить. Но деваться некуда. При первом же удобном случае вас выведут из города. И упаси вас боже заниматься какой-нибудь самодеятельностью! Я говорю ясно?
– Ясно.
– Алексей Павлович, займитесь убежищем сейчас же. Переправите их с наступлением темноты. А пока пусть поскучают здесь.
Майор поднялся.
– А как с собакой, товарищ майор? - спросил Алексей Павлович.
– А что с собакой?
– Ее ж выводить надо.
– Решайте сами.
Майор кивнул и направился к двери, но остановился.
– И еще запомните, на всякий пожарный случай, вы никого в этом городе не знаете, кроме школьных приятелей. Ни-ко-го! И Алексея Павловича не знаете. И не видели никогда.
Майор ушел. Алексей Павлович убрал со стола газету с хлебными крошками.
– Да-а… Мастера вы кашу варить. Сидите здесь. За вами придут. Если что приспичит, по коридору направо вторая дверь. Телефон не трогать. На звонки не отвечать. Все, пожалуй. Я пошел.
Алексей Павлович вышел и прикрыл дверь. Павел и Петр остались одни.
4
Василь и Толик выскочили к реке у поворота. Оба поцарапались, перелезая через заборы и заборчики, пробираясь напрямик сквозь кусты шиповника.
Рубахи прилипли к спинам. Глаза заливал пот. Губы стали солеными. Каждая царапина на теле саднила. Не хватало воздуха, оба дышали торопливо, глубоко, но жаркий воздух только сушил глотки.
Они выскочили на берег и поползли в высокой осоке. Так еще недавно ползали к "антилопам" Великие Вожди на великой охоте. Ох уж эта осока!… Бритва трава!
Река в этом месте круто сворачивала.
Городская сторона, заросшая осокой, была пологой и плоской. Лесной берег подмывала буйная вода, он был обрывист и весь оплетен обнаженными корнями деревьев. Возле него возникали водовороты, крутился мусор. Сюда должно было снести тело лейтенанта, если его не зацепили прибрежные ветлы или какой-нибудь топляк-коряга.
Мальчики напряженно всматривались в воду у противоположного берега. Они лежали плашмя, видно было плохо, а встать не решались. Вдруг и там, за деревьями, немцы?
Вода кипела, крутила остатки моста - доски, щепки, сломанные, еще зеленые ветки деревьев.
Толик то и дело утирал глаза ладонью: затекал пот.
Василь скрюченными пальцами вцепился в сухую тину. На мгновение ему показалось, что вода ворочает вместе с досками беспомощное тело человека. И тут же оно исчезло. Может, померещилось? Может, так сильно хотелось найти лейтенанта, что лейтенант и в самом деле почудился?
Василь сел, отряхнул с ладошек песок.
А если не почудился?
– Толик, плывем?…
– Что ты? Закрутит…
– Дрейфишь?… А лейтенант там пропадает.
– Да нет его.
– Я видел, - Василь уже и в самом деле верил в то, что видел лейтенанта. - Плывем.
Он сполз в воду и поплыл против течения, чтобы не так быстро сносило, сначала он медленно отдалялся от берега, словно бы барахтался на одном месте. Потом вода подхватила его, понесла, а он все взмахивал руками, не даваясь, отвоевывая у реки пространство пядь за пядью.
Толик заплакал, так ему стало жалко Ржавого, и себя, и лейтенанта. Вода, лес, Ржавый - все слилось от слез в пестрое рябое пятно. Да что же это? Что ж это?! Там, в лесу, может, прячутся фашисты. Может, целятся из пушки в Ржавого!
Толик шмыгнул носом, протер глаза тыльной стороной ладони, решительно сунулся в воду, отчаянно поплыл саженками, выбрасывая попеременно руки вперед, ощущая упругий ток реки. Ну и пусть… целятся… пусть!… И в них… целятся… красноармейцы… Еще неизвестно, кто выстрелит первым!
В плечо стукнула доска, но не больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84