Как она ни старалась запомнить имена и лица, они сливались в одну неясную массу, все, кроме двух. Одно принадлежало деду Тревиса, который презрительно смерил ее взглядом, как будто она была грязью под его ногами. Брук притворилась, что не заметила этого, хотя ей хотелось хорошенько отчитать этого сноба.
И еще один джентльмен, сопровождавший свою жену, так впился в нее глазами, что Брук на секунду показалось, что эти глаза полны ненависти.
Когда эта пара отошла от них, Элиза шепнула ей:
– Это родители Гесионы.
«Тогда нечего удивляться их холодности», – подумала Брук.
Она не успела ничего сказать, как Тревис спросил:
– Вы готовы пройти в зал? По-моему, мы должны открыть танцы.
– Вы хотите сказать, что умеете танцевать? – поддразнила его Брук.
Тревис не ответил. Он всего лишь с усмешкой посмотрел на нее.
Тревис не знал, как ему устоять перед чарами этого восхитительного создания. Все мышцы его тела напряглись, и он пребывал в таком состоянии с той самой минуты, как увидел ее, словно видение, спускавшуюся по длинной витой лестнице.
Меньше всего ему была нужна эта близость Брук, но первый танец обязывал. Может быть, чем быстрее закончится танец, тем быстрее он избавится от нее? Тревис ввел Брук в круг танцующих. Она была так близко, что он чувствовал ее аромат. Он напоминал Тревису аромат садов и марципанов. Возможно, ее аромат мог быть нежным, но он знал, что в Брук не было нежности. Эта женщина добивалась чего-то, чего он не хотел ей отдавать.
Тревис мысленно встряхнулся, повернул Брук лицом к себе и положил руку на ее тонкую талию. Он чувствовал, что взгляды всех мужчин устремлены на них, но знал, что они смотрят только на Брук. Это чертовски злило его, но, глядя на глубокий вырез ее платья, слишком глубокий, могли он обвинять их?
Тревис кивнул музыкантам, и полилась чарующая мелодия вальса.
Кружась с Брук по бальному залу, он заметил выражение удивления на ее лице. Ее щеки раскраснелись, и он многое бы дал, чтобы угадать ее мысли.
– Ну, так как у меня получается?
Она засмеялась, ее золотистые глаза заблестели, как звезды.
– Очень хорошо, должна признаться. Я вижу, вы танцевали вальс и раньше.
– Боюсь, много раз. Я научился, когда путешествовал по Европе.
– И не сомневаюсь, разбили немало сердец, – заметила Брук.
Тревис не ответил. Он не спускал глаз с сапфира, соблазнительно покоившегося на ее груди.
– А вы не думаете, что вашему декольте следовало бы быть не столь глубоким?
– В Париже такова последняя мода.
– Но вы же не в Париже, – проворчал Тревис.
– Сожалею, что смущаю вас, но я следую европейской моде, – сказала Брук.
– Не в том дело, – сквозь зубы, явно сдерживая себя, сказал он. – В будущем, прошу вас, приводите в порядок ваш лиф перед появлением на людях.
Брук попыталась сдержать свое возмущение.
– Вы разговариваете со мной, как будто вы мой муж, – ответила она. – Какое право вы имеете мне указывать? Мы только деловые партнеры, не больше.
Медленная улыбка расплылась на его лице.
– Возражение принято, мадам.
И во время вальса они больше не разговаривали. Музыка успокаивала их, и скоро они смотрели друг другу в глаза, отдаваясь ласкающей слух мелодии.
Брук слышала и видела только его одного. Его руки, обнимавшие ее, его смуглое красивое лицо перед ее глазами и эти великолепные синие глаза, которые, казалось, требовали подчиниться его воле. Но у нее тоже была воля.
– В каком состоянии вы увидели тростниковые поля сегодня утром? – спросила она, пытаясь изменить ход своих мыслей.
У Тревиса было ощущение, что он смотрит в озера чистого золота. Ему так нравилось смотреть на нее, что на время он совершенно забыл о тростниковых полях. Брук вернула его к действительности.
– В плохом. Не уверен, что соберем урожай. Большую часть тростника уничтожила буря, и поля сплошь покрыты грязью, так что телеги не смогут проехать.
– Я говорила вам, что грозы приносят зло.
Тревис усмехнулся:
– Начинаю соглашаться с вами.
Брук не смогла не улыбнуться в ответ на его обезоруживающую улыбку.
– Ну, это только начало!
К глубокому огорчению Брук, вальс закончился. Тревис повел ее к столу с закусками. Он передавал ей стакан пунша, когда к нему подошел его дед, Арчи Делобель.
– Я хотел бы поговорить с тобой. – Слова старика звучали как просьба, но это явно было приказанием. Он взглянул на Брук. – Наедине, – добавил он. – Я сейчас уезжаю.
Тревис неторопливо отпил виски и затем ответил:
– Так скоро?
Брук заметила, что Тревис не обеспокоен.
– Проводи меня до двери, – приказал генеральским тоном дед.
Тревис кивнул Брук:
– Извините меня…
Он неохотно проводил главу семьи до дверей. Выйдя в холл, они направились в боковую гостиную, где их никто не мог услышать.
Старик со странным выражением лица посмотрел на Тревиса и сказал:
– Не проявляй неуважения к этой семье.
– Что я сделал на этот раз? – усталым тоном спросил Тревис, такой разговор происходил уже много раз. Он с самого своего рождения все делал неправильно, включая и само рождение.
– Мне не нравится эта женщина, живущая у тебя.
– Вы о ней ничего не знаете, – возразил Тревис. – а говорите так, как будто я вышел и подобрал ее на улице.
– Я достаточно хорошо ее знаю, – сообщил Арчи Делобель своему внуку. – Я надеюсь, ты поступишь правильно. – С этими словами он повернулся и вышел с точно таким же видом, как и раньше, когда делал выговор ребенку.
В вихре музыки и пустых разговоров пронеслось несколько часов. Брук танцевала со всеми. Соседи были вежливы, но она видела, что они не торопятся принять ее в свое общество. «Видимо, есть вещи, которые не меняются», – подумала она.
Брук так устала, что уже не помнила, когда в последний раз видела Тревиса.
Тревис, однако, не спускал глаз с Брук, особенно когда она танцевала вальс. Казалось, мужчины не могли отвести от нее глаз. Каждый раз, когда она принимала приглашение на танец от нового партнера, Тревису словно перекрывало дыхание. И он впервые понял, что ревнует ее к любому, кто дотрагивается до нее.
– Мне надо поговорить с вами, – заявил Жорж Д'Акуин.
«Опять», – подумал Тревис. Сначала дед, а теперь отец Гесионы. Какого черта ему надо! Конечно, он знал что, но от этого ему было не легче.
– На веранде, – коротко сказал он.
Выйдя на веранду, они подошли к перилам. Тревис повернулся и ждал, когда его будущий тесть заговорит.
– Что все это значит, Монтгомери? – прошипел Д'Акуин. – Вы обручены с моей дочерью, а поселили в своем доме эту женщину.
Тревис не обратил особого внимания на обвинение.
– Во-первых, не я привез ее в «Старую рощу», а поверенный моего отца. Во-вторых, теперь часть «Старой рощи» принадлежит Брук. И это настолько же ее дом, как и мой.
– Меня поражает, как вы допустили такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64