Маргарет вела себя очень тихо, и это устраивало Брук. Свекровь сейчас меньше всего интересовала ее.
Тревиса отнесли в его комнату, раздели и положили на кровать. Брук поставила стул возле кровати и приготовилась бодрствовать всю эту долгую ночь.
Мамми приходила к ней, проверяя, поела ли она, но Брук отказывалась встать со своего места. И она не хотела, чтобы кто-то другой занял его. Она так боялась, что Тревис умрет, когда ее не будет рядом с ним.
Маргарет пыталась помочь, но каждый раз, посмотрев на сына, заливалась безутешными слезами. Наконец она так измучилась от беспокойства, что вынуждена была лечь в постель.
В течение следующих двух дней Брук непрерывно разговаривала с Тревисом, пытаясь получить от него какой-нибудь ответ. Она просила его выздороветь. Она умоляла, она требовала, она заставляла его пить бульон…
И она молилась.
Медленно тянулись дни, пока не наступило Рождество. В доме было слишком тихо, и никто не радовался празднику. Доктор Смарт сказал им: если Тревис в конце концов придет в себя, то он выживет. Но ожидание было тяжелым. Они еще несколько дней ничего не будут знать.
Была глубокая ночь, когда Брук, вздрогнув, проснулась. Ей что-то послышалось? Когда она взглянула на Тревиса, его лицо уже не было таким бледным, но он по-прежнему не открывал глаза.
– Пожалуйста, не покидай меня, – попросила Брук. – Может быть, вначале я не хотела тебя, но иногда мы не знаем, чего хотим, пока не поймем, что можем это потерять. – Ее голос дрогнул, и слезы, которые она старалась сдержать, потекли по ее лицу. – Я не хочу терять тебя, Тревис. Пожалуйста, не сдавайся. Я все еще мало знаю о «Старой роще». Надо, чтобы ты научил меня. И я вижу твою улыбку, то есть видела бы, если бы твои глаза были открыты, поэтому, пожалуйста, открой глаза. Ты всегда говорил мне, что я никогда не смогу управлять плантацией. Ладно, признаюсь, что, может быть, ты был прав. И если ты только взглянешь на меня, я разрешу тебе злорадствовать, сколько ты захочешь. Я знаю, как много для тебя значит «Старая роща». Она тебе дороже всего на свете… ты всегда говорил мне это.
– Не дороже всего, – слабым голосом пробормотал Тревис. Его пальцы шевельнулись в ее руке. Сначала Брук подумала, что ей это показалось, но неожиданно его пальцы вновь шевельнулись и сжали ее руку.
Брук пристально посмотрела на Тревиса, всей своей волей заставляя его проснуться. И, наконец, он открыл глаза. Они были несколько затуманены, воспалены и не такие синие, какими она привыкла их видеть, но он был жив, и только это имело значение.
Она вскочила на ноги.
– Ты не представляешь, как чудесно видеть, как ты смотришь на меня. Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно, – прохрипел он. – Воды.
Брук дрожащими руками налила воды из кувшина, стоявшего у кровати. Она поднесла стакан к его губам, и он сделал несколько глотков прохладной живительной жидкости. Когда он выпил, она поставила стакан на столик и посмотрела на него. Ей хотелось броситься в его объятия, но она боялась причинить ему боль.
– Что еще тебе дать? – спросила она.
– Ружье, – звучным твердым голосом сказал Тревис.
– Что? – переспросила Брук. Она явно неправильно поняла его. – Должно быть, ты бредишь. Ты три дня был без сознания. Зачем тебе понадобилось ружье?
Тревис попытался шевельнуться, но сморщился от боли.
– Я застрелю этого сукина сына, что мне следовало сделать в первый же раз.
– Жоржа Д'Акуина? – Отец Гесионы был единственным, о ком подумала Брук. – Почему?
– Потому, что это он пытался убить меня. На этот раз один из моих людей видел его, и они поймали его старшего работника, который во всем признался. И он же столкнул тебя за борт, – объяснил Тревис. Он попытался сесть, но усилие было слишком велико, и он со стоном опустился на подушки. – Проклятие, у меня все тело болит.
По сжатым челюстям Брук поняла, что с ее упрямым мужем трудно поладить. Она вспомнила предыдущий случай, когда в него стреляли. Ей пришлось оставить его на попечении мамми, потому что он абсолютно невыносимо вел себя.
Но теперь она была его женой, и Брук собиралась заботиться о нем, даже если это убьет их обоих. И при этом она не потерпит никаких глупостей с его стороны.
– Я понимаю, ты чувствуешь себя ужасно. Ведь целая постройка обрушилась на тебя. И тебе очень повезло, что ты остался жив. Двое из тех, кто был с тобой, погибли.
– Кто эти двое?
Брук на минуту задумалась.
– Я слышала, кто-то сказал – Джон и Джефф.
– Помоги мне сесть, – приказал Тревис.
– Не помешало бы прибавить «пожалуйста», – заметила Брук.
– Ладно, пожалуйста, – проворчал он.
Брук улыбнулась и подложила ему под спину несколько подушек. «Очередная попытка укротить дикого зверя», – подумала она, стараясь приподнять Тревиса. И подумать только, всего минуту назад она молилась о его выздоровлении.
– Спасибо, – сказал Тревис и пристально посмотрел на нее. – Ты выглядишь ужасно, моя дорогая.
Брук подняла бровь.
– Очень благодарна за комплимент.
Тревис взял ее за руку.
– Для меня ты всегда прекрасна, но у тебя действительно усталый вид, под глазами темные круги.
– Не сомневаюсь, – резко ответила она. – Я просидела на этом стуле три дня, не зная, выживешь ты или умрешь. К сожалению, ты выжил. И каковы же твои первые слова? Оскорбление.
Тревис усмехнулся:
– Я знаю, ты так не думаешь.
– Не думаю? – Брук попыталась отнять у него свою руку. – С тех пор как ты проснулся, ты не сказал мне ни одного приятного слова. Я начинаю думать, что предпочла бы видеть тебя спящим.
Тревис ей не ответил.
– Ты сказала, что я находился без сознания три дня?
Она кивнула.
– В таком случае, как насчет веселого Рождества? – сказал он.
У него был такой мальчишеский вид, как у избалованного ребенка, который понимает, что плохо ведет себя, но пытается, используя свое очарование, избежать наказания. От его вида сердце Брук растаяло.
– С веселым Рождеством и тебя.
– У меня нет омелы, – улыбнулся он, – поэтому, думаю, я не могу поцеловать тебя.
– Мне не нужно омелы, – сказала она, наклоняясь к нему, – мне нужен только ты.
– Тогда, моя дорогая, ты должна быть исключительно счастливой всю оставшуюся жизнь, ибо я принадлежу тебе сейчас и навсегда.
– И мы тоже всегда будем принадлежать тебе, – сказала Брук и поцеловала его.
Тревис притянул ее к себе и вопросительно посмотрел ей в глаза.
– Мы?
Брук одарила его ослепительной улыбкой.
– Может, тебе переквалифицироваться в гадалку?
– О чем это ты говоришь?
– Ты будешь отцом, Тревис Монтгомери, – сообщила ему Брук.
Разные чувства отразились на лице Тревиса, но последнее было наилучшим. Наконец Брук увидела истинную любовь в глазах Тревиса и поняла, что получила то, чего никогда не надеялась получить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Тревиса отнесли в его комнату, раздели и положили на кровать. Брук поставила стул возле кровати и приготовилась бодрствовать всю эту долгую ночь.
Мамми приходила к ней, проверяя, поела ли она, но Брук отказывалась встать со своего места. И она не хотела, чтобы кто-то другой занял его. Она так боялась, что Тревис умрет, когда ее не будет рядом с ним.
Маргарет пыталась помочь, но каждый раз, посмотрев на сына, заливалась безутешными слезами. Наконец она так измучилась от беспокойства, что вынуждена была лечь в постель.
В течение следующих двух дней Брук непрерывно разговаривала с Тревисом, пытаясь получить от него какой-нибудь ответ. Она просила его выздороветь. Она умоляла, она требовала, она заставляла его пить бульон…
И она молилась.
Медленно тянулись дни, пока не наступило Рождество. В доме было слишком тихо, и никто не радовался празднику. Доктор Смарт сказал им: если Тревис в конце концов придет в себя, то он выживет. Но ожидание было тяжелым. Они еще несколько дней ничего не будут знать.
Была глубокая ночь, когда Брук, вздрогнув, проснулась. Ей что-то послышалось? Когда она взглянула на Тревиса, его лицо уже не было таким бледным, но он по-прежнему не открывал глаза.
– Пожалуйста, не покидай меня, – попросила Брук. – Может быть, вначале я не хотела тебя, но иногда мы не знаем, чего хотим, пока не поймем, что можем это потерять. – Ее голос дрогнул, и слезы, которые она старалась сдержать, потекли по ее лицу. – Я не хочу терять тебя, Тревис. Пожалуйста, не сдавайся. Я все еще мало знаю о «Старой роще». Надо, чтобы ты научил меня. И я вижу твою улыбку, то есть видела бы, если бы твои глаза были открыты, поэтому, пожалуйста, открой глаза. Ты всегда говорил мне, что я никогда не смогу управлять плантацией. Ладно, признаюсь, что, может быть, ты был прав. И если ты только взглянешь на меня, я разрешу тебе злорадствовать, сколько ты захочешь. Я знаю, как много для тебя значит «Старая роща». Она тебе дороже всего на свете… ты всегда говорил мне это.
– Не дороже всего, – слабым голосом пробормотал Тревис. Его пальцы шевельнулись в ее руке. Сначала Брук подумала, что ей это показалось, но неожиданно его пальцы вновь шевельнулись и сжали ее руку.
Брук пристально посмотрела на Тревиса, всей своей волей заставляя его проснуться. И, наконец, он открыл глаза. Они были несколько затуманены, воспалены и не такие синие, какими она привыкла их видеть, но он был жив, и только это имело значение.
Она вскочила на ноги.
– Ты не представляешь, как чудесно видеть, как ты смотришь на меня. Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно, – прохрипел он. – Воды.
Брук дрожащими руками налила воды из кувшина, стоявшего у кровати. Она поднесла стакан к его губам, и он сделал несколько глотков прохладной живительной жидкости. Когда он выпил, она поставила стакан на столик и посмотрела на него. Ей хотелось броситься в его объятия, но она боялась причинить ему боль.
– Что еще тебе дать? – спросила она.
– Ружье, – звучным твердым голосом сказал Тревис.
– Что? – переспросила Брук. Она явно неправильно поняла его. – Должно быть, ты бредишь. Ты три дня был без сознания. Зачем тебе понадобилось ружье?
Тревис попытался шевельнуться, но сморщился от боли.
– Я застрелю этого сукина сына, что мне следовало сделать в первый же раз.
– Жоржа Д'Акуина? – Отец Гесионы был единственным, о ком подумала Брук. – Почему?
– Потому, что это он пытался убить меня. На этот раз один из моих людей видел его, и они поймали его старшего работника, который во всем признался. И он же столкнул тебя за борт, – объяснил Тревис. Он попытался сесть, но усилие было слишком велико, и он со стоном опустился на подушки. – Проклятие, у меня все тело болит.
По сжатым челюстям Брук поняла, что с ее упрямым мужем трудно поладить. Она вспомнила предыдущий случай, когда в него стреляли. Ей пришлось оставить его на попечении мамми, потому что он абсолютно невыносимо вел себя.
Но теперь она была его женой, и Брук собиралась заботиться о нем, даже если это убьет их обоих. И при этом она не потерпит никаких глупостей с его стороны.
– Я понимаю, ты чувствуешь себя ужасно. Ведь целая постройка обрушилась на тебя. И тебе очень повезло, что ты остался жив. Двое из тех, кто был с тобой, погибли.
– Кто эти двое?
Брук на минуту задумалась.
– Я слышала, кто-то сказал – Джон и Джефф.
– Помоги мне сесть, – приказал Тревис.
– Не помешало бы прибавить «пожалуйста», – заметила Брук.
– Ладно, пожалуйста, – проворчал он.
Брук улыбнулась и подложила ему под спину несколько подушек. «Очередная попытка укротить дикого зверя», – подумала она, стараясь приподнять Тревиса. И подумать только, всего минуту назад она молилась о его выздоровлении.
– Спасибо, – сказал Тревис и пристально посмотрел на нее. – Ты выглядишь ужасно, моя дорогая.
Брук подняла бровь.
– Очень благодарна за комплимент.
Тревис взял ее за руку.
– Для меня ты всегда прекрасна, но у тебя действительно усталый вид, под глазами темные круги.
– Не сомневаюсь, – резко ответила она. – Я просидела на этом стуле три дня, не зная, выживешь ты или умрешь. К сожалению, ты выжил. И каковы же твои первые слова? Оскорбление.
Тревис усмехнулся:
– Я знаю, ты так не думаешь.
– Не думаю? – Брук попыталась отнять у него свою руку. – С тех пор как ты проснулся, ты не сказал мне ни одного приятного слова. Я начинаю думать, что предпочла бы видеть тебя спящим.
Тревис ей не ответил.
– Ты сказала, что я находился без сознания три дня?
Она кивнула.
– В таком случае, как насчет веселого Рождества? – сказал он.
У него был такой мальчишеский вид, как у избалованного ребенка, который понимает, что плохо ведет себя, но пытается, используя свое очарование, избежать наказания. От его вида сердце Брук растаяло.
– С веселым Рождеством и тебя.
– У меня нет омелы, – улыбнулся он, – поэтому, думаю, я не могу поцеловать тебя.
– Мне не нужно омелы, – сказала она, наклоняясь к нему, – мне нужен только ты.
– Тогда, моя дорогая, ты должна быть исключительно счастливой всю оставшуюся жизнь, ибо я принадлежу тебе сейчас и навсегда.
– И мы тоже всегда будем принадлежать тебе, – сказала Брук и поцеловала его.
Тревис притянул ее к себе и вопросительно посмотрел ей в глаза.
– Мы?
Брук одарила его ослепительной улыбкой.
– Может, тебе переквалифицироваться в гадалку?
– О чем это ты говоришь?
– Ты будешь отцом, Тревис Монтгомери, – сообщила ему Брук.
Разные чувства отразились на лице Тревиса, но последнее было наилучшим. Наконец Брук увидела истинную любовь в глазах Тревиса и поняла, что получила то, чего никогда не надеялась получить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64