просматривал счета
арендаторов, лорд Роберт увлеченно работал за столом.
Лорд Роберт всегда работает с удовольствием, подумал Морган. Это
хорошо, что кому-то нравится делать эту нудную и неинтересную работу,
которой он, казалось, совершенно не тяготится. Он может делать ее весь
день напролет, просматривая записи, делая отметки, исправления, что-то
мурлыкая про себя, когда вокруг кипит живая жизнь. Конечно, это же его
работа.
Морган вздохнул: как Дюк Корвина, он был обязан раз в неделю
присутствовать на заседаниях суда, выслушивать выступления сторон и
выносить решения. Обычно ему это нравилось, так как приближало его к людям
герцогства, давало возможность прикасаться к тому, что волнует его
подданных.
Но в последние несколько недель ему все наскучило. Долгая
бездеятельность в течение почти двух месяцев, когда он был вынужден
заниматься только административными делами, вконец его измучила. Он жаждал
действия. И даже ежедневные упражнения с мечом, а также выезды на охоту,
не могли его удовлетворить, не могли избавить его от чувства угнетенности.
Он был рад, что на следующей неделе поедет в Кулди. Честная усталость
после четырехдневной скачки будет приятной переменой в той спокойной
жизни, которую он вел в течение двух месяцев. А еще приятнее будет увидеть
старых друзей. Например, молодого короля. Даже теперь Морган думал о нем,
защищая и успокаивая перед лицом новых грозных событий, приближавшихся с
каждым днем. Келсон был для него как сын, и Морган знал, что за тревожные
чувства теснятся сейчас в голове мальчика.
С неохотой Морган снова обратился к бумагам и нацарапал свою подпись
под одним из писем. Все то, что он читал сейчас, было так просто по
сравнению с теми проблемами, которые занимали его ум. Вот, например, то,
что он только что подписал. Это просьба некоего Гарольда Патрмаха о
разрешении пасти свой скот на чужих землях. Насколько он мог припомнить,
то Патрмах с тревогой ожидал решения суда, переживал, волновался.
Все верно, друг Гарольд, подумал про себя Морган. Если ты думаешь,
что это неприятности, то подожди, пока Лорис с Корриганом наложит
Интердикт. Ты еще не знаешь, какие бывают настоящие неприятности.
Пора было начинать обдумывать план действий на случай вынесения
интердикта. Вчера утром, после того, как он проводил своих гостей, он
снова послал Дункана в епископство к Толливеру. Дункан вернулся через
несколько часов с вытянувшимся лицом: на сей раз епископ был очень
скрытен, и его прием разительно отличался от предыдущего. Вероятно,
посланцы припугнули Толливера. Во всяком случае, Дункан ничего не смог
узнать.
Когда Морган положил очередной лист в кучу готовых бумаг, в дверь
кто-то быстро постучал, и тут же появился Гвидон. Маленький трубадур был в
одежде простолюдина, на его лице застыла одновременно тревога и усталость.
Подойдя к креслу Моргана, он отвесил поклон.
- Ваша милость, я могу переговорить с вами? - он посмотрел на
Роберта. - Наедине?
Морган откинулся назад, положил перо и окинул Гвидона долгим
испытующим взглядом. Обычно напыщенный и помпезный, Гвидон сейчас был
серьезен и решителен. Губы плотно сжаты. И было что-то во всем облике, в
его черных глазах, из чего Морган понял, что причины, которые заставили
Гвидона так измениться, действительно серьезны. Он взглянул на Роберта и
жестом приказал тому удалиться. Но Роберт нахмурился и не двинулся с
места.
- Милорд, я вынужден протестовать. Что бы это ни было, оно может
подождать. У нас осталось всего лишь несколько свитков, и когда мы
закончим, то тогда...
- Извини, Роберт, - сказал Морган. - Позволь мне самому решать, что
может ждать, а что - нет. Ты сможешь вернуться, как только я поговорю с
Гвидоном.
Роберт неодобрительно нахмурился и стал собирать бумаги. Гвидон
наблюдал за Робертом, пока за ним не закрылась дверь. Затем он подошел к
окну и сел на подоконник.
- Благодарю, Ваша милость. Не много не свете знатных лордов, которые
имеют время потакать капризам простого исполнителя баллад.
- Я чувствую, что ты хочешь мне сообщить нечто более важное, чем
баллады, - спокойно сказал Морган. - Так что же ты хотел сказать мне?
Гвидон, достав лютню и начав ее настраивать, сонным взглядом
посмотрел в окно и медленно произнес:
- Сегодня утром я был в городе, Ваша милость. Я собирал песни, чтобы
порадовать вас чем-нибудь новеньким. Я и нашел нечто новенькое, но боюсь,
что оно не доставит вам удовольствия. Вы не желаете послушать?
Он повернулся к Моргану и посмотрел ему в глаза. Морган медленно
кивнул.
- Хорошо. Вот эта песня, милорд, которая, возможно, вас заинтересует,
потому что она о Дерини. Я не отвечаю ни за слова, ни за мелодию, так как
это не моя аранжировка, но мысль в этой песне присутствует.
Он снова тронул струны, извлек несколько вступительных аккордов,
затем запел оживленную мелодию, которая весьма напоминала детские песенки:
Гей, гей, спроси меня:
Почему осталось так мало Дерини?
Гей, гей, спроси меня:
Почему тревожится грифон?
Дерини мало,
Потому что многие мертвы.
И ты, грифон, берегись.
Мы еще отрежем твою
зеленую голову!
Гей, гей, спроси меня еще,
Спроси еще, и увидишь, что я отвечу.
Когда Гвидон закончил песню, Морган откинулся на спинку кресла,
сжимая кулаки. Его глаза затуманились и потемнели. Он некоторое время
сидел спокойно, изучая певца. Затем он проговорил тихим голосом:
- И это все, или есть еще?
Трубадур пожал плечами:
- Есть и другие стихи, Ваша милость, другие варианты. Но они все
повторяются - но с тем же более или менее едким юмором. Возможно, вас
больше заинтересует "Баллада о дюке Кирала".
- Дюк Кирала?
- Да, милорд. Это негодяй в полном смысле этого слова - злой,
кощунственный лжец, который предает своих подданных. К счастью, баллада
оставляет некоторую надежду угнетенному народу. Я должен также добавить,
что имя Кирала покажется вам знакомым, если вы прочтете его наоборот. Ну,
а стихи не многим лучше, чем предыдущие.
Он опять извлек вступительные аккорды, но на сей раз мелодия была
медленная, торжественная, гимноподобная.
В песне говорилось о преступлениях дюка Кирала, о том, как бог решил
наказать его и в качестве карающей десницы выбрал своего верного слугу
Барина, человека благородного, могущественного и мудрого. Песня призывала
весь народ подняться и сбросить ненавистного Дерини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
арендаторов, лорд Роберт увлеченно работал за столом.
Лорд Роберт всегда работает с удовольствием, подумал Морган. Это
хорошо, что кому-то нравится делать эту нудную и неинтересную работу,
которой он, казалось, совершенно не тяготится. Он может делать ее весь
день напролет, просматривая записи, делая отметки, исправления, что-то
мурлыкая про себя, когда вокруг кипит живая жизнь. Конечно, это же его
работа.
Морган вздохнул: как Дюк Корвина, он был обязан раз в неделю
присутствовать на заседаниях суда, выслушивать выступления сторон и
выносить решения. Обычно ему это нравилось, так как приближало его к людям
герцогства, давало возможность прикасаться к тому, что волнует его
подданных.
Но в последние несколько недель ему все наскучило. Долгая
бездеятельность в течение почти двух месяцев, когда он был вынужден
заниматься только административными делами, вконец его измучила. Он жаждал
действия. И даже ежедневные упражнения с мечом, а также выезды на охоту,
не могли его удовлетворить, не могли избавить его от чувства угнетенности.
Он был рад, что на следующей неделе поедет в Кулди. Честная усталость
после четырехдневной скачки будет приятной переменой в той спокойной
жизни, которую он вел в течение двух месяцев. А еще приятнее будет увидеть
старых друзей. Например, молодого короля. Даже теперь Морган думал о нем,
защищая и успокаивая перед лицом новых грозных событий, приближавшихся с
каждым днем. Келсон был для него как сын, и Морган знал, что за тревожные
чувства теснятся сейчас в голове мальчика.
С неохотой Морган снова обратился к бумагам и нацарапал свою подпись
под одним из писем. Все то, что он читал сейчас, было так просто по
сравнению с теми проблемами, которые занимали его ум. Вот, например, то,
что он только что подписал. Это просьба некоего Гарольда Патрмаха о
разрешении пасти свой скот на чужих землях. Насколько он мог припомнить,
то Патрмах с тревогой ожидал решения суда, переживал, волновался.
Все верно, друг Гарольд, подумал про себя Морган. Если ты думаешь,
что это неприятности, то подожди, пока Лорис с Корриганом наложит
Интердикт. Ты еще не знаешь, какие бывают настоящие неприятности.
Пора было начинать обдумывать план действий на случай вынесения
интердикта. Вчера утром, после того, как он проводил своих гостей, он
снова послал Дункана в епископство к Толливеру. Дункан вернулся через
несколько часов с вытянувшимся лицом: на сей раз епископ был очень
скрытен, и его прием разительно отличался от предыдущего. Вероятно,
посланцы припугнули Толливера. Во всяком случае, Дункан ничего не смог
узнать.
Когда Морган положил очередной лист в кучу готовых бумаг, в дверь
кто-то быстро постучал, и тут же появился Гвидон. Маленький трубадур был в
одежде простолюдина, на его лице застыла одновременно тревога и усталость.
Подойдя к креслу Моргана, он отвесил поклон.
- Ваша милость, я могу переговорить с вами? - он посмотрел на
Роберта. - Наедине?
Морган откинулся назад, положил перо и окинул Гвидона долгим
испытующим взглядом. Обычно напыщенный и помпезный, Гвидон сейчас был
серьезен и решителен. Губы плотно сжаты. И было что-то во всем облике, в
его черных глазах, из чего Морган понял, что причины, которые заставили
Гвидона так измениться, действительно серьезны. Он взглянул на Роберта и
жестом приказал тому удалиться. Но Роберт нахмурился и не двинулся с
места.
- Милорд, я вынужден протестовать. Что бы это ни было, оно может
подождать. У нас осталось всего лишь несколько свитков, и когда мы
закончим, то тогда...
- Извини, Роберт, - сказал Морган. - Позволь мне самому решать, что
может ждать, а что - нет. Ты сможешь вернуться, как только я поговорю с
Гвидоном.
Роберт неодобрительно нахмурился и стал собирать бумаги. Гвидон
наблюдал за Робертом, пока за ним не закрылась дверь. Затем он подошел к
окну и сел на подоконник.
- Благодарю, Ваша милость. Не много не свете знатных лордов, которые
имеют время потакать капризам простого исполнителя баллад.
- Я чувствую, что ты хочешь мне сообщить нечто более важное, чем
баллады, - спокойно сказал Морган. - Так что же ты хотел сказать мне?
Гвидон, достав лютню и начав ее настраивать, сонным взглядом
посмотрел в окно и медленно произнес:
- Сегодня утром я был в городе, Ваша милость. Я собирал песни, чтобы
порадовать вас чем-нибудь новеньким. Я и нашел нечто новенькое, но боюсь,
что оно не доставит вам удовольствия. Вы не желаете послушать?
Он повернулся к Моргану и посмотрел ему в глаза. Морган медленно
кивнул.
- Хорошо. Вот эта песня, милорд, которая, возможно, вас заинтересует,
потому что она о Дерини. Я не отвечаю ни за слова, ни за мелодию, так как
это не моя аранжировка, но мысль в этой песне присутствует.
Он снова тронул струны, извлек несколько вступительных аккордов,
затем запел оживленную мелодию, которая весьма напоминала детские песенки:
Гей, гей, спроси меня:
Почему осталось так мало Дерини?
Гей, гей, спроси меня:
Почему тревожится грифон?
Дерини мало,
Потому что многие мертвы.
И ты, грифон, берегись.
Мы еще отрежем твою
зеленую голову!
Гей, гей, спроси меня еще,
Спроси еще, и увидишь, что я отвечу.
Когда Гвидон закончил песню, Морган откинулся на спинку кресла,
сжимая кулаки. Его глаза затуманились и потемнели. Он некоторое время
сидел спокойно, изучая певца. Затем он проговорил тихим голосом:
- И это все, или есть еще?
Трубадур пожал плечами:
- Есть и другие стихи, Ваша милость, другие варианты. Но они все
повторяются - но с тем же более или менее едким юмором. Возможно, вас
больше заинтересует "Баллада о дюке Кирала".
- Дюк Кирала?
- Да, милорд. Это негодяй в полном смысле этого слова - злой,
кощунственный лжец, который предает своих подданных. К счастью, баллада
оставляет некоторую надежду угнетенному народу. Я должен также добавить,
что имя Кирала покажется вам знакомым, если вы прочтете его наоборот. Ну,
а стихи не многим лучше, чем предыдущие.
Он опять извлек вступительные аккорды, но на сей раз мелодия была
медленная, торжественная, гимноподобная.
В песне говорилось о преступлениях дюка Кирала, о том, как бог решил
наказать его и в качестве карающей десницы выбрал своего верного слугу
Барина, человека благородного, могущественного и мудрого. Песня призывала
весь народ подняться и сбросить ненавистного Дерини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67