они увидели Терри и помахали, чтоб остановить ее. Полицейский разговаривал довольно вежливо, но без обиняков, и, когда он предложил им следовать за его машиной в участок, а Терри оставил у себя в машине вместе с другим мальчиком, она думала, Джек заплачет от огорчения, что тот лишил его отцовского права поговорить с собственным сыном и вот приходится ехать по улицам и видеть только затылок Терри.
С грустью вспомнила Глэдис, как полицейский сказал, что это дядя Чарли попросил его поискать Терри, и как уязвлен был Джек, стал со стариком еще холодней прежнего, и тот уже три недели у них не бывает. Какая нелепость, подумала она, что попытки дяди Чарли помочь им только еще больше отдалили его от их семьи.
Полицейский из Бюро по делам несовершеннолетних тоже разговаривал без обиняков, но скорее дружелюбно, чем просто вежливо. В подбитом мехом автомобильном пальто, он сидел на диване, где перед тем сидел мистер Маршалл, пил чай и всем своим видом говорил, что хотя чашкой чая его не купишь, но он искренне огорчен случившимся.
— Прежде всего поймите, — объяснял он, — что ваш Терри не преступник… даже если он участвовал в этом по своей воле. — При этих словах по крайней мере две пары бровей взлетели вверх. — К мальчику моложе четырнадцати лет нельзя относиться как к преступнику: в глазах закона он еще ребенок, и сегодня считается, что его нужно не наказывать, а скорее воспитывать. Однако, — и он внушительно посмотрел на Терри, — это вовсе не значит, что в особых случаях мы не настаиваем на условном осуждении или даже на том, чтобы в его же интересах виновного забрали от родителей…
При этих его словах Джек закашлялся над чашкой остывшего чая, а Терри растерянно, беспомощно обвел глазами родную комнату, где обычно собиралась вся семья.
— Никто не хочет применять такие суровые меры к Терри. — Полицейский отставил чашку с блюдцем и принялся свертывать сигарету, а Джек тотчас подхватил с телевизора пепельницу. — Обычно такие дела дальше меня не идут, разве только школа требует суда. Если бы Терри признался, какова действительно его роль в этой истории, я бы запросил в школе докладную записку, поговорил бы со всеми вами и уже знал бы наверняка, что Терри никогда больше не сделает подобной глупости. — Голубые глаза его внушительно уставились на Терри. — Тем бы все и кончилось. Ни штрафа, ни суда, ни позорного пятна.
Комната наполнилась ароматом табака, который всегда курил отец Глэдис. Запаха этого она не слышала уже много лет. И сейчас, в такую трудную для их семьи минуту, он принес удивительное, неправдоподобное ощущение: все обойдется. Запах табака успокоил ее даже больше, чем слова.
— Однако Терри не признает себя соучастником. — Полицейский уперся локтями в колени, опять серьезно посмотрел на Терри, желая, чтобы мальчик хорошо его понял. — Ты говоришь, тебя силой заставили в этом участвовать, по крайней мере в первом налете… (Терри кивнул.) Тогда этим займется суд по делам несовершеннолетних. Еще и потому, что вместе с тобой обвиняется другой мальчик. — Он улыбнулся. — Но на твоем месте я бы не волновался, Терри. Очень многие ребята запутываются в разные истории помимо своей воли. Для того и существуют наше бюро и суд, чтобы вовремя их вызволить.
Было это три недели назад. И вот Терри очутился наконец в здании, которое так часто представлял себе за последние три недели — две школьные и неделю пасхальных каникул. Оно оказалось смесью всех залов суда, какие он видел по телевизору, и все-таки совсем другое. А в эти три недели, несмотря на успокоительные слова полицейского, двадцать одну ночь он ворочался с боку на бок и не находил себе места, двадцать один день маялся от неуверенности и дурного настроения.
Маршалл оказался не так уж плох. Поскольку и второй транзистор вернули в целости-сохранности и отец Терри стоял за сына горой, Маршалл держался с Терри более или менее по-человечески, если вообще о нем можно так сказать. Разговаривал он с Терри за это время лишь однажды, в коридоре, сказал что-то вроде: ты, мол, вытянулся уже совсем как «твоя сестра» (не сказал просто «как Трейси», значит, ее слова здорово его задели), а в остальном держался по-человечески. Мистер Эванс — тот просто молодец: два раза позволил Терри играть за первую команду, и не его вина, что Терри сыграл не больно хорошо. А одноклассники, те, узнав, что его будут судить, стали относиться к нему даже с кой-каким уважением. Да, так что в школе неприятно было только одно: всякий раз, как мистеру Эвансу не удавалось сразу поймать передачу «Споем все вместе», все в классе оборачивались и глазели на Терри.
А сейчас хуже всего другое, даже тошно от этой мысли: с минуты на минуту сюда явится Лес. Неправильно это все-таки, что дело их разбирают одновременно, тем более что формально выходит — Терри против Леса. Лучше бы его судили отдельно, без всякого Леса. Незачем им встречаться. А Лес с матерью вот-вот явятся, и надо быть готовым к встрече — либо ответить, если Лес заговорит, либо не замечать его. Как полагается себя вести в этих случаях? Познакомить Леса с мамой? А как поведут себя матери? Станут вежливо беседовать или выцарапают друг другу глаза?
Терри не сводил глаз с верхней площадки лестницы. Народу все прибывало. Он ждал, и сердце стучало, в горле пересохло. И вдруг до него заново дошло, что означает все предстоящее и для него и для того, кого он со страхом ждет. Да, конечно, суд будет ох как неприятен ему, Терри Хармеру, но ведь Лесу придется куда хуже. Терри-то после суда наверняка вернется с родителями домой, и там они всей семьей будут зализывать раны и постараются все это забыть. А Лес? Сюда он придет с матерью, но, если верить словам того полицейского, уедет отсюда без нее — в Борстал или еще куда-то. Терри закрыл глаза, прислушался, как гудит в ушах. Но ведь Лесу поделом, он же сам виноват. И потом, разве это не к лучшему? Он будет подальше от своей жуткой мамаши, хоть и лишится и своей берлоги в том брошенном доме. Так стоял Терри возле родителей, думал свои думы и опасливо ждал прихода Леса.
И вот Лес появился, сразу видно — перепуганный насмерть; даже и вообразить нельзя, что его, такого, кто-то прежде мог бояться. Он еще не предстал перед судом, а уже оказался виноват, оттого что чуть не опоздал. Терри вызвали, назвав его полным именем, полное это имя стояло в списке сержанта у дверей; и сразу же нетерпеливо, глядя то на часы, то вправо и влево по коридору, сержант несколько раз выкрикнул:
— Лесли Джон Хикс!
— Надеюсь, этот мерзавец явится, — сказал Джек Хармер. — Не хватает еще, чтоб после всего отложили слушание…
— А это возможно? — спросила Глэдис. — Разве они не могут разобраться с одним Терри? Он уже и так натерпелся…
— Нет, с одним нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
С грустью вспомнила Глэдис, как полицейский сказал, что это дядя Чарли попросил его поискать Терри, и как уязвлен был Джек, стал со стариком еще холодней прежнего, и тот уже три недели у них не бывает. Какая нелепость, подумала она, что попытки дяди Чарли помочь им только еще больше отдалили его от их семьи.
Полицейский из Бюро по делам несовершеннолетних тоже разговаривал без обиняков, но скорее дружелюбно, чем просто вежливо. В подбитом мехом автомобильном пальто, он сидел на диване, где перед тем сидел мистер Маршалл, пил чай и всем своим видом говорил, что хотя чашкой чая его не купишь, но он искренне огорчен случившимся.
— Прежде всего поймите, — объяснял он, — что ваш Терри не преступник… даже если он участвовал в этом по своей воле. — При этих словах по крайней мере две пары бровей взлетели вверх. — К мальчику моложе четырнадцати лет нельзя относиться как к преступнику: в глазах закона он еще ребенок, и сегодня считается, что его нужно не наказывать, а скорее воспитывать. Однако, — и он внушительно посмотрел на Терри, — это вовсе не значит, что в особых случаях мы не настаиваем на условном осуждении или даже на том, чтобы в его же интересах виновного забрали от родителей…
При этих его словах Джек закашлялся над чашкой остывшего чая, а Терри растерянно, беспомощно обвел глазами родную комнату, где обычно собиралась вся семья.
— Никто не хочет применять такие суровые меры к Терри. — Полицейский отставил чашку с блюдцем и принялся свертывать сигарету, а Джек тотчас подхватил с телевизора пепельницу. — Обычно такие дела дальше меня не идут, разве только школа требует суда. Если бы Терри признался, какова действительно его роль в этой истории, я бы запросил в школе докладную записку, поговорил бы со всеми вами и уже знал бы наверняка, что Терри никогда больше не сделает подобной глупости. — Голубые глаза его внушительно уставились на Терри. — Тем бы все и кончилось. Ни штрафа, ни суда, ни позорного пятна.
Комната наполнилась ароматом табака, который всегда курил отец Глэдис. Запаха этого она не слышала уже много лет. И сейчас, в такую трудную для их семьи минуту, он принес удивительное, неправдоподобное ощущение: все обойдется. Запах табака успокоил ее даже больше, чем слова.
— Однако Терри не признает себя соучастником. — Полицейский уперся локтями в колени, опять серьезно посмотрел на Терри, желая, чтобы мальчик хорошо его понял. — Ты говоришь, тебя силой заставили в этом участвовать, по крайней мере в первом налете… (Терри кивнул.) Тогда этим займется суд по делам несовершеннолетних. Еще и потому, что вместе с тобой обвиняется другой мальчик. — Он улыбнулся. — Но на твоем месте я бы не волновался, Терри. Очень многие ребята запутываются в разные истории помимо своей воли. Для того и существуют наше бюро и суд, чтобы вовремя их вызволить.
Было это три недели назад. И вот Терри очутился наконец в здании, которое так часто представлял себе за последние три недели — две школьные и неделю пасхальных каникул. Оно оказалось смесью всех залов суда, какие он видел по телевизору, и все-таки совсем другое. А в эти три недели, несмотря на успокоительные слова полицейского, двадцать одну ночь он ворочался с боку на бок и не находил себе места, двадцать один день маялся от неуверенности и дурного настроения.
Маршалл оказался не так уж плох. Поскольку и второй транзистор вернули в целости-сохранности и отец Терри стоял за сына горой, Маршалл держался с Терри более или менее по-человечески, если вообще о нем можно так сказать. Разговаривал он с Терри за это время лишь однажды, в коридоре, сказал что-то вроде: ты, мол, вытянулся уже совсем как «твоя сестра» (не сказал просто «как Трейси», значит, ее слова здорово его задели), а в остальном держался по-человечески. Мистер Эванс — тот просто молодец: два раза позволил Терри играть за первую команду, и не его вина, что Терри сыграл не больно хорошо. А одноклассники, те, узнав, что его будут судить, стали относиться к нему даже с кой-каким уважением. Да, так что в школе неприятно было только одно: всякий раз, как мистеру Эвансу не удавалось сразу поймать передачу «Споем все вместе», все в классе оборачивались и глазели на Терри.
А сейчас хуже всего другое, даже тошно от этой мысли: с минуты на минуту сюда явится Лес. Неправильно это все-таки, что дело их разбирают одновременно, тем более что формально выходит — Терри против Леса. Лучше бы его судили отдельно, без всякого Леса. Незачем им встречаться. А Лес с матерью вот-вот явятся, и надо быть готовым к встрече — либо ответить, если Лес заговорит, либо не замечать его. Как полагается себя вести в этих случаях? Познакомить Леса с мамой? А как поведут себя матери? Станут вежливо беседовать или выцарапают друг другу глаза?
Терри не сводил глаз с верхней площадки лестницы. Народу все прибывало. Он ждал, и сердце стучало, в горле пересохло. И вдруг до него заново дошло, что означает все предстоящее и для него и для того, кого он со страхом ждет. Да, конечно, суд будет ох как неприятен ему, Терри Хармеру, но ведь Лесу придется куда хуже. Терри-то после суда наверняка вернется с родителями домой, и там они всей семьей будут зализывать раны и постараются все это забыть. А Лес? Сюда он придет с матерью, но, если верить словам того полицейского, уедет отсюда без нее — в Борстал или еще куда-то. Терри закрыл глаза, прислушался, как гудит в ушах. Но ведь Лесу поделом, он же сам виноват. И потом, разве это не к лучшему? Он будет подальше от своей жуткой мамаши, хоть и лишится и своей берлоги в том брошенном доме. Так стоял Терри возле родителей, думал свои думы и опасливо ждал прихода Леса.
И вот Лес появился, сразу видно — перепуганный насмерть; даже и вообразить нельзя, что его, такого, кто-то прежде мог бояться. Он еще не предстал перед судом, а уже оказался виноват, оттого что чуть не опоздал. Терри вызвали, назвав его полным именем, полное это имя стояло в списке сержанта у дверей; и сразу же нетерпеливо, глядя то на часы, то вправо и влево по коридору, сержант несколько раз выкрикнул:
— Лесли Джон Хикс!
— Надеюсь, этот мерзавец явится, — сказал Джек Хармер. — Не хватает еще, чтоб после всего отложили слушание…
— А это возможно? — спросила Глэдис. — Разве они не могут разобраться с одним Терри? Он уже и так натерпелся…
— Нет, с одним нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59