Незнакомые люди стояли в дверях.
— Аллилуев здесь живет? — спросили они. Павлуша посмотрел на меня и ответил первый:
— Нет, он здесь не живет.
— Он в Ростове, — добавила я.
— Вам он папаша?
Нас расспрашивают ласково, предлагают конфеты.
Я не верю этим людям и твержу свое:
— Папа не возвращался из Ростова.
— Он там, — поддерживает меня Павлуша. Люди ушли.
— Молодцы, — сказала мама, когда мы рассказали ей о пришельцах.
Но ясно было, что отцу нужно скорее покидать Москву. Опять в Баку! Там отец надеялся получить работу. Он прощался с нами и утешал, нас:
Может быть, скоро выпишу вас всех.
Лето. Мы скучаем в чужой Москве. Мама приходит поздно, она работает до ночи, вечером учится на курсах кройки и шитья.
И как же мы обрадовались, когда пришел к нам старый наш друг дядя Миша — Михаил Иванович Калинин. Мама была дома, когда вечером он позвонил.
— Откуда? — спрашивает мама.
Из отдаленных мест, — отвечает Михаил Иванович.
Он возвращался из ссылки в Повенце.
— А товарищей моих узнать нельзя, — сказал Михаил Иванович, — как выросли.
Их на плечи теперь не поднимешь.
На другой день Калинин с Савеловского вокзала уезжал к себе в деревню, на родину, в Тверскую губернию. Мы с мамой провожали его.
Еще навестил нас в Москве старый тифлисский знакомый: Яша Кочетков.
В Тифлисе он вместе с отцом работал в железнодорожных мастерских. Сейчас, после ссылки, которую отбывал в Архангельской губернии, он собирался в Тифлис.
— И нам туда хочется, Яша, — заныли мы с Павлушей.
— Ну, что же, отпустите их, Ольга. Доставлю к отцу. У Павлуши горели глаза. Новое путешествие! В самом деле, не засиделись ли мы в Москве?
Мать отпустила нас. Отец писал, что он уже нашел работу. Мама захотела закончить курсы и лишь тогда ехать в Баку. Не думали мы, прощаясь с ней, что пройдет много месяцев прежде чем мы снова увидим ее и соберемся все вместе. И курсов все равно маме окончить не удалось.
В дороге мы чувствуем себя самостоятельными. Павлуша выходит на остановках и вскакивает на вагонную лесенку после третьего звонка, чего никогда не разрешалось делать при маме. Обстановка железнодорожных переездов, такая привычная и знакомая по прошлым путешествиям, в этот раз удивляет неожиданным беспорядком. Поезд подолгу стоит на мелких разъездах. На вокзалах группами озабоченно собираются железнодорожники. Наши кондуктора подбегают к ним.
Яша Кочетков беседует с проводником. И мы услышали знакомое слово «забастовка»!
Железнодорожники готовятся к стачке.
Мы подъезжаем к Ростову. Отсюда начинается линия Владикавказской железной дороги. По ней мы должны добраться до Баку. Поезд останавливается. Мы соскакиваем.
Платформа оцеплена жандармами. Яша Кочетков вместе с нашим проводником останавливается около группы людей.
— Ни одного штрейкбрехера, — слышим мы. — Бастует вся линия.
Владикавказская дорога забастовала. Поезда до Баку не идут. Возбужденный, взволнованный Яша куда-то убегает. Мы остаемся на платформе около наших корзинок. Яша возвращается.
— Дождемся поезда в Новороссийск, — говорит он, — а оттуда морем доедем до Батума. Оттуда в Тифлис, потом в Баку.
Мы довольны всем. Павлуша объясняет мне, какой пароход повезет нас из Новороссийска. «Наверное, почтово-пассажирский — это самые большие». В новороссийском поезде вагоны переполнены. Яша с трудом находит нам места.
Тяжелый пассажирско-грузовой пароход готовился к отплытию в Новороссийском порту, когда мы с Яшей добрались туда. Павлуше не терпелось взбежать по трапу. Ехать на таком пароходе, да еще на палубе, как обещает нам Яша, — разве это не восхитительно!
Мы пристраиваемся на корме. Под раздирающие воздух пронзительные гудки пароход отваливает. Мы любуемся уходящими пристанями, мачтами. Яша успел купить арбуз, и мы дружно его едим. Кто-то из наших соседей смотрит на ясное небо и невесело качает головой.
— Как бы чего не нагнало! Ишь, разыгрывается…
Этот мрачный человек, наверное, плавал по многим морям. Он правильно предсказал: шторм разыгрался, как только скрылся из виду берег. Яша напрасно ищет нам безопасное местечко. Нет защиты от дождя и волн. И везде одинаково качает, точно пароход кто-то подбрасывает в воздух.
А к утру шторм прошел. Солнце обсушило наше намокшее платье. Правда, оно остается грязным и измятым, — переодеть нас не во что. Похожие на оборванцев мы высаживаемся на батумскую пристань. Мы устали и хотим скорее домой.
Как хорошо, что Яша везет нас в Тифлис, в наше Дидубе, к бабушке.
Вот наконец поле, улица, которая ведет к бабушкиному дому, а вон и она сама, как всегда, окруженная соседками.
— Бабушка! — кричим мы, поднимаясь по знакомым истертым ступенькам.
— Это мы, бабушка!
Я остаюсь у старушки, Павлуша едет дальше, к отцу, в Баку, куда направляется Яша Кочетков.
Глава одиннадцатая
Жаль, что Павлуши нет со мной. Он знал бы раньше Меня, когда, наконец, придут события, которых все ждут. Он объяснил бы мне все, что происходит.
Но Павлуш далеко, ни о нем, ни о маме, ни о маленьких Феде и Наде я ничего не знаю. Я рассказываю бабушке о Москве.
— Там теперь, наверное, опять холодно, — говорю я. И вспоминаю, что валенок мама так и не успела купить.
— Хоть бы они там уж на улицу не выходили, — сокрушается бабушка.
— В Москве и в комнатах мороз, — отвечаю я. Бабушка тяжело вздыхает, и я ее успокаиваю:
— Есть и теплые дома, ты не беспокойся.
Я знаю, что мама перед нашим отъездом собиралась снять для себя и ребят отдельную комнату. Может быть, эта комната в теплом доме? Интересно, что происходит в Москве, готовятся ли там к событиям? А может быть, там все уже успокоилось? Как будет жалеть Павел, что он не был в Дидубе и не видал, как мы шагали под красным знаменем, и городовой и жандармы не смели это запретить. Павел был бы первым в колонне. У Казимира Манкевича и его товарищей я видела винтовки. Павел знал, как с ними обращаться, ему, пожалуй, дали бы ружье.
Винтовки скоро понадобятся, слышу я. И патроны тоже. Тяжелые свертки, которые приносят бабушке прятать, — это патроны.
Об этом надо молчать. Надо молчать обо всем. И о том, что приехал дядя Ваня. Он появляется неожиданно вечером, и бабушка только успевает всплеснуть руками.
— Ваня! — бросаемся мы к нему с Шурой.
— Тихо, — говорит дядя Ваня. — Надо сбегать за Казимиром.
Казимир приходит с товарищами, и поодиночке они все куда-то уходят.
Последним, неслышно ступая мягкими сапогами, прокрадывается на улицу дядя Ваня. Мы долго прислушиваемся, все ли тихо…
Спустя несколько дней дядя Ваня спрашивает меня:
— Нюра, хочешь поехать со мной в Баку? Я чуть не подпрыгиваю. Еще бы!
— Хочу! Когда? Скоро?
— Мы соберем ее за два дня, — отвечает Ксения, жена Казимира Манкевича, на вопросительный взгляд дяди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Аллилуев здесь живет? — спросили они. Павлуша посмотрел на меня и ответил первый:
— Нет, он здесь не живет.
— Он в Ростове, — добавила я.
— Вам он папаша?
Нас расспрашивают ласково, предлагают конфеты.
Я не верю этим людям и твержу свое:
— Папа не возвращался из Ростова.
— Он там, — поддерживает меня Павлуша. Люди ушли.
— Молодцы, — сказала мама, когда мы рассказали ей о пришельцах.
Но ясно было, что отцу нужно скорее покидать Москву. Опять в Баку! Там отец надеялся получить работу. Он прощался с нами и утешал, нас:
Может быть, скоро выпишу вас всех.
Лето. Мы скучаем в чужой Москве. Мама приходит поздно, она работает до ночи, вечером учится на курсах кройки и шитья.
И как же мы обрадовались, когда пришел к нам старый наш друг дядя Миша — Михаил Иванович Калинин. Мама была дома, когда вечером он позвонил.
— Откуда? — спрашивает мама.
Из отдаленных мест, — отвечает Михаил Иванович.
Он возвращался из ссылки в Повенце.
— А товарищей моих узнать нельзя, — сказал Михаил Иванович, — как выросли.
Их на плечи теперь не поднимешь.
На другой день Калинин с Савеловского вокзала уезжал к себе в деревню, на родину, в Тверскую губернию. Мы с мамой провожали его.
Еще навестил нас в Москве старый тифлисский знакомый: Яша Кочетков.
В Тифлисе он вместе с отцом работал в железнодорожных мастерских. Сейчас, после ссылки, которую отбывал в Архангельской губернии, он собирался в Тифлис.
— И нам туда хочется, Яша, — заныли мы с Павлушей.
— Ну, что же, отпустите их, Ольга. Доставлю к отцу. У Павлуши горели глаза. Новое путешествие! В самом деле, не засиделись ли мы в Москве?
Мать отпустила нас. Отец писал, что он уже нашел работу. Мама захотела закончить курсы и лишь тогда ехать в Баку. Не думали мы, прощаясь с ней, что пройдет много месяцев прежде чем мы снова увидим ее и соберемся все вместе. И курсов все равно маме окончить не удалось.
В дороге мы чувствуем себя самостоятельными. Павлуша выходит на остановках и вскакивает на вагонную лесенку после третьего звонка, чего никогда не разрешалось делать при маме. Обстановка железнодорожных переездов, такая привычная и знакомая по прошлым путешествиям, в этот раз удивляет неожиданным беспорядком. Поезд подолгу стоит на мелких разъездах. На вокзалах группами озабоченно собираются железнодорожники. Наши кондуктора подбегают к ним.
Яша Кочетков беседует с проводником. И мы услышали знакомое слово «забастовка»!
Железнодорожники готовятся к стачке.
Мы подъезжаем к Ростову. Отсюда начинается линия Владикавказской железной дороги. По ней мы должны добраться до Баку. Поезд останавливается. Мы соскакиваем.
Платформа оцеплена жандармами. Яша Кочетков вместе с нашим проводником останавливается около группы людей.
— Ни одного штрейкбрехера, — слышим мы. — Бастует вся линия.
Владикавказская дорога забастовала. Поезда до Баку не идут. Возбужденный, взволнованный Яша куда-то убегает. Мы остаемся на платформе около наших корзинок. Яша возвращается.
— Дождемся поезда в Новороссийск, — говорит он, — а оттуда морем доедем до Батума. Оттуда в Тифлис, потом в Баку.
Мы довольны всем. Павлуша объясняет мне, какой пароход повезет нас из Новороссийска. «Наверное, почтово-пассажирский — это самые большие». В новороссийском поезде вагоны переполнены. Яша с трудом находит нам места.
Тяжелый пассажирско-грузовой пароход готовился к отплытию в Новороссийском порту, когда мы с Яшей добрались туда. Павлуше не терпелось взбежать по трапу. Ехать на таком пароходе, да еще на палубе, как обещает нам Яша, — разве это не восхитительно!
Мы пристраиваемся на корме. Под раздирающие воздух пронзительные гудки пароход отваливает. Мы любуемся уходящими пристанями, мачтами. Яша успел купить арбуз, и мы дружно его едим. Кто-то из наших соседей смотрит на ясное небо и невесело качает головой.
— Как бы чего не нагнало! Ишь, разыгрывается…
Этот мрачный человек, наверное, плавал по многим морям. Он правильно предсказал: шторм разыгрался, как только скрылся из виду берег. Яша напрасно ищет нам безопасное местечко. Нет защиты от дождя и волн. И везде одинаково качает, точно пароход кто-то подбрасывает в воздух.
А к утру шторм прошел. Солнце обсушило наше намокшее платье. Правда, оно остается грязным и измятым, — переодеть нас не во что. Похожие на оборванцев мы высаживаемся на батумскую пристань. Мы устали и хотим скорее домой.
Как хорошо, что Яша везет нас в Тифлис, в наше Дидубе, к бабушке.
Вот наконец поле, улица, которая ведет к бабушкиному дому, а вон и она сама, как всегда, окруженная соседками.
— Бабушка! — кричим мы, поднимаясь по знакомым истертым ступенькам.
— Это мы, бабушка!
Я остаюсь у старушки, Павлуша едет дальше, к отцу, в Баку, куда направляется Яша Кочетков.
Глава одиннадцатая
Жаль, что Павлуши нет со мной. Он знал бы раньше Меня, когда, наконец, придут события, которых все ждут. Он объяснил бы мне все, что происходит.
Но Павлуш далеко, ни о нем, ни о маме, ни о маленьких Феде и Наде я ничего не знаю. Я рассказываю бабушке о Москве.
— Там теперь, наверное, опять холодно, — говорю я. И вспоминаю, что валенок мама так и не успела купить.
— Хоть бы они там уж на улицу не выходили, — сокрушается бабушка.
— В Москве и в комнатах мороз, — отвечаю я. Бабушка тяжело вздыхает, и я ее успокаиваю:
— Есть и теплые дома, ты не беспокойся.
Я знаю, что мама перед нашим отъездом собиралась снять для себя и ребят отдельную комнату. Может быть, эта комната в теплом доме? Интересно, что происходит в Москве, готовятся ли там к событиям? А может быть, там все уже успокоилось? Как будет жалеть Павел, что он не был в Дидубе и не видал, как мы шагали под красным знаменем, и городовой и жандармы не смели это запретить. Павел был бы первым в колонне. У Казимира Манкевича и его товарищей я видела винтовки. Павел знал, как с ними обращаться, ему, пожалуй, дали бы ружье.
Винтовки скоро понадобятся, слышу я. И патроны тоже. Тяжелые свертки, которые приносят бабушке прятать, — это патроны.
Об этом надо молчать. Надо молчать обо всем. И о том, что приехал дядя Ваня. Он появляется неожиданно вечером, и бабушка только успевает всплеснуть руками.
— Ваня! — бросаемся мы к нему с Шурой.
— Тихо, — говорит дядя Ваня. — Надо сбегать за Казимиром.
Казимир приходит с товарищами, и поодиночке они все куда-то уходят.
Последним, неслышно ступая мягкими сапогами, прокрадывается на улицу дядя Ваня. Мы долго прислушиваемся, все ли тихо…
Спустя несколько дней дядя Ваня спрашивает меня:
— Нюра, хочешь поехать со мной в Баку? Я чуть не подпрыгиваю. Еще бы!
— Хочу! Когда? Скоро?
— Мы соберем ее за два дня, — отвечает Ксения, жена Казимира Манкевича, на вопросительный взгляд дяди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53