— Убирайтесь! — закричала я. Сердце мое подскочило к горлу и сильно заколотилось.
И тогда он снял свои темные очки, вскинул голову и с улыбкой посмотрел на меня. В свете, приглушенном тонированным стеклом, я увидела его глаза. Они походили цветом на красное дерево — и светились. Ресницы были черными и толстыми, неприятно жесткими. Когда он смеялся, от внешних уголков его глаз разбегались морщинки — тонкие, с волос толщиной, серебряные трещинки на золоте кожи.
— Вам когда-нибудь приходилось играть в «Делай как я», мисс Кви? — спросил он. — Я свой ход сделал, очередь за вами.
— Вы не почтальон, — уверенно сказала я.
— Тогда вам лучше позвонить в полицию.
Молчание повисло, заполнив собою холл. Свет струился в открытую дверь, обтекая силуэт незнакомца, и мучил, как распятие.
— Что мне сделать, чтобы вы убрались? — раздраженно спросила я. — Дать денег?
— А тот парень был прав, — он сделал паузу и усмехнулся еще шире. — Он сказал, что вы никогда не выходите к дверям одетая.
Сейчас на мне был не халатик, а длинная, до пят, черная рубаха с узорными пуговками, четыре верхние расстегнуты.
— Как насчет драгоценностей? — спросил он. Я поняла, что он различил отблеск кулона в вырезе моего одеяния.
— То, на что вы уставились — простое стекло. За него не выручишь больше двадцати кредитов. И это все, что у меня есть.
— Зато есть вы.
Когда он это сказал, внутри меня все сжалось от ужаса. Конечно, я давно не невинная девочка. Для меня это приблизительно так же, как для кошки — когда ее гладят по шерсти, мягко или грубо, и не более того. Но откуда взялся ужас?
Этот человек перемывал мои косточки с почтальоном. Он принес коробку и хочет, чтобы я открыла ее. Я резко выхватила посылку у него из рук, сорвала обертку и уплотнитель. Одна сторона внутренней упаковки раскрылась, и что-то с сухим треском упало на паркет.
Это оказалась шкатулка из слоновой кости с золотым замочком и ключиком на ленточке, шкатулка, которую я уже видела в спальне Касси. Тогда в ней лежало отравленное письмо. Я не стала брать ее с собой. А теперь этот человек, на восемь дюймов выше меня и на семьдесят фунтов тяжелее, принес ее в мой дом… Сабелла, его рост и вес не имеют значения. Тебе не того нужно бояться. Действительно страшное — это его лицо, его глаза, в которых словно свернулись кольца тугой пружины длиной в сотни ярдов, и в любую минуту она готова распрямиться и ударить тебя, как плеть…
— Вы сказали, что это пришло из Фламинго, — мой голос прозвучал холодно и безразлично. Он знал, что я вовсе не равнодушна, но если он увидит, что я держу себя в руках, может быть, это заставит его слегка поостыть.
— Фламинго? Неужели я так сказал? Нет, это из Ареса.
— Кто дал вам это, чтобы вы передали мне?
— Кто дал мне это, чтобы я передал вам? Почтовая служба, мэм, — теперь он снова глупо ухмылялся — ни дать, ни взять простачок, который боится потерять работу и боится, что я неправильно поняла его. Я стояла безучастно, и он продолжил: — Мой приятель прихворнул, мэм, видно, что-то съел. Вот я и вызвался принести вам посылку вместо него. Он не мог сам ее доставить, мэм. Его тошнит. Он лежит и блюет. Налево и направо, мэм. Его прямо всего наизнанку выворачивает… мэм.
Почтальон натрепался обо мне. И этот незнакомец, мой новый враг, будучи заинтригован, убедил или вынудил почтальона, чтобы он разрешил доставить мою посылку вместо него. Неужели все так просто? Неужели они решили рискнуть, полагая, что я слишком погрязла в темных делишках и, значит, не стану жаловаться? Но почему на посылке нет наклейки с адресом, а саму коробку, похоже, вскрывали? И к чему эти ухищрения с путаницей имен и городов, словно меня вынуждали своими устами назвать себя и тех, кто прислал шкатулку? Письма в посылке не было.
— Теперь осталось только приложить пальчик, — напомнил мне незнакомец. Эту фразу он сказал иначе — мягко, лениво, вкрадчиво. Промурлыкал.
Но у него не было рамки, которую используют при снятии отпечатка пальца. Вместо этого он протянул свою руку — сильную и красивую, поросшую волосками, с огнем, бегущим в жилах под золотой кожей. Он снова бросал мне вызов. А потом вдруг схватил мои пальцы и стиснул их. Его рука была сухой и горячей, как пустыня под солнцем.
Он взял мое запястье в такой жесткий захват, будто хотел сломать мне кость — и при этом продолжал улыбаться. Но его глаза были холодны. Я не могла понять — может быть, он просто садист и ему в удовольствие причинять боль? Нет, тут было нечто большее. Только я не могла разобрать, что именно.
Наконец он отпустил меня. Отсалютовал и вальяжной походкой двинулся к выходу. Я подошла к запирающей кнопке — медленно. Я уже знала на горьком опыте, что при желании он все равно сумеет помешать мне закрыть дверь. На верхней ступеньке крыльца он приостановился.
— Прежде чем выгнать меня, может быть, вы сумеете мне помочь, — сказал он. — Видите ли, я навожу справки, мисс Кер-вэй. О своем брате.
Я и глазом не моргнула. Но теперь я висела на волоске.
— Неужели вас тут двое… таких?
Он рассмеялся, сочно захохотал. Потом развернулся на каблуке и положил крепкую ладонь на перила. Он знал, что я не закрою дверь.
— Забавно, мисс Кер-ву, очень забавно. Мисс Кер-вук, я разыскиваю своего младшего брата. Его зовут Сэнд, Сэнд Винсент. Я так понимаю, вы никогда о нем не слышали?
Волосок лопнул.
— Вы правильно понимаете.
— Напрасно вы так, мисс Кер-вэк, напрасно.
Он сбежал по ступенькам. Нигде не было видно машины, даже на шоссе, где ее обычно оставлял настоящий почтальон. Когда мой новый враг обернулся, на нем уже вновь были темные очки.
— До встречи, Джезабелла*, — бросил он.
Почему я не переношу солнца, даже ультрафиолетовых ламп? Нет, дело тут не в еще одном мифе. Солнце вредит мне. Думаю, все упирается в кровь. Моя кровь строится из чужой крови, она менее густая, чем человеческая, и более уязвима. При свете дня мои клетки разрушаются. Солнце воздействует на любую кровь, но для обычного человека солнечное излучение губительно лишь на малых расстояниях от светила, меня же оно убивает даже вдалеке от него.
Всю вторую половину дня я бродила по дому среди синих и фиолетовых полутеней. Бродила внизу, поднималась на второй этаж и в мансарду, вглядывалась сквозь занавеси, чтобы убедиться, что он убрался и не вернулся.
Он ушел к Озеру Молота легким прогулочным шагом. Даже сквозь шторы его силуэт был отчетлив и не хотел исчезать. Должно быть, он знал, что я наблюдаю. Но не оборачивался.
Джейс Винсент не мог знать, что в посылке, пока не вскрыл ее. Кто-то наткнулся на шкатулку в спальне Касси, закрыл ее, запер и послал мне. Возможно, кто-то из слуг — угрюмый и болезненно честный. Потому-то и не было никакого сопроводительного письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41