Его голос оказался молодым, моложе, чем его облик.
— Нет, большое спасибо.
— Вы уверены?
Я понятия не имела, зачем пришла сюда.
— Да, уверена. Просто хотелось немного посидеть, — я знала, что он правильно оценил мой наряд и прическу.
— Христос поможет вам, — сказал священник. — Даже если вы не примете мою помощь.
Я повернулась, резко посмотрела ему в глаза и бросила:
— Если он знает, какими словами я обзываю его, то не станет мне помогать.
— О, думаю, что Он все понимает, — священник неожиданно улыбнулся в ответ.
Он пытался разговорить меня — осторожно и мягко. Но я чувствовала, что поддаваться опасно. Три месяца я говорила лишь с теми, кого подцепляла, чтобы использовать. А это что? Какая-то детская теология вешается мне на плечи!
— Слушайте, — сказала я. — Я не хочу говорить с вами об Иисусе Христе.
— Нет, — сказал он. — Вы вовсе не обязаны ни с кем говорить о Нем.
— Не возражаете, если я посижу здесь?
— Буду только рад, если это поможет вам.
Поможет ли?
Ах, если бы я могла сказать священнику правду, он помолился бы вместе со мной, и Христос сошел бы с небес, голубем слетел на алтарь — и все стало бы хорошо!
Священник удалился, оставив меня одну, но моя собственная эмоциональная несдержанность не позволила снова ощутить умиротворение, и теперь я сидела посреди мира и покоя, терзаемая смятением и страхом.
Думаете, я счастлива, да? Развратная волчица, что выслеживает добычу среди бетонных холмов и неоновых рек?
Я пошла домой, в свой Дэйл-18, который не был мне домом. Той ночью мне приснился сон. Мне снилось, что я брожу по дому на плато Молота. Но дом очень стар, от него остались одни руины, густо припорошенные розовой песчаной пылью. Шторы порваны, двери выбиты, даже небьющееся стекло в окнах пошло трещинами. От кровати в моей спальне осталась лишь голая рама, и грязная паутина свисает с резных столбиков вместо газового полога. Потом я подошла к зеркалу и увидела свое отражение. На мне черный как ночь парик, в котором я заходила в церковь, но он пропитался кровью, и кончики волос слиплись в колючие шипы. Мой рот в крови, платье тоже (кровь пятнала его так, как в мой первый раз, в четырнадцать — кровь того парня и моя собственная). Мои ногти — длинные, заостренные, облитые кровью. Мои глазные яблоки — ярко-алые. Рот приоткрыт, и я вижу свои зубы — тоже длинные и острые, словно белые шипы. А мой язык — длинное и черное жало. Ужас, неописуемый и невыразимый, обуял меня. И когда я проснулась, задыхаясь, ужас никуда не делся — он поселился во мне, будто опухоль на моей отбрасывающей тени, отражающейся в зеркале, но не существующей душе.
Сутки спустя, когда солнце село, я снова отправилась в ту же церковь — без парика и в другом платье, надеясь, что священник не узнает меня. Я пришла в перерыве между службами, так что церковь пустовала, если не считать коленопреклоненной женщины и священника у алтаря, которые, скорее всего, вообще меня не заметили. Потом в церкви появилась еще одна коленопреклоненная женщина — я.
Ты похож на Сэнда, и поэтому я не верю в тебя, а если верю — то противлюсь своей вере. Я проклинала и хулила тебя, и еще буду проклинать и хулить. Я никогда не служила тебе и не стану служить. Если только меня не терзает страх, я даже не вспоминаю о тебе. Мне нечего предложить тебе, чтобы поторговаться. Но помоги мне, помоги мне. Помоги, если можешь помочь, если ты — там, если там есть хоть кто-нибудь, или пусть даже нет никого — все равно помоги мне. Помоги.
Потом я вернулась домой в Дэйл-18. По пути я купила в аптеке пузырек с таблетками, но приняла только пять штук — мне стало плохо, и никакого толку не было.
Следующий день выдался пасмурным, а срок, на который я оплатила квартирку в Дэйле-18, подходил к концу. Я собрала свою большую красную сумку с Окраины Брейда, сложив туда вещи, которыми обзавелась в Клифтоне, когда прилетела в Арес. Пора было сниматься с места.
Я перебралась в комнату в Айлесе и подцепила белокурого космолетчика. Его кровь была очищена светом звезд, и все же — грязна, и все же — мне приходилось пить ее. Пришлось опять потихоньку уносить ноги. Он все никак не мог отстать от меня, я тоже не могла сопротивляться его мольбам и в результате едва не убила его. Однажды утром я перепугалась, когда он потерял сознание, смазала его шею гелем и сбежала.
Я побежала прямо в церковь в Дэйле.
Сегодня покров на алтаре был бело-голубым, я не помнила, в честь чего. Я рухнула на церковную скамью, положив руки на спинку скамьи впереди, а подбородок — на руки. Я не понимала, зачем я здесь. Если покажется священник, придется удирать. Но кроме меня, в церкви был только один человек — мужчина неподалеку от дверей, склонивший голову к молитвенно сложенным рукам.
А потом я обернулась и увидела, что он не молится и что это Джейс.
Я медленно встала и медленно пошла к выходу. Он не отреагировал. Но стоило мне выйти из церкви — он оказался рядом и схватил меня за руку. Снова его рука на моей коже…
— Как? — только и смогла выдавить я.
Его голос был так хорошо знаком мне — должно быть, я слышала его во снах.
— Ты верующая, — сказал он. — Вопрос был только — где и когда.
— Отпусти меня, — попросила я.
— Я обошел все проклятые церкви Ареса, — сказал он, пропустив мои слова мимо ушей. — И везде оставил свой номер. Говорил, что разыскиваю свою сестру.
— Сестру?!
Священник, добрый пастырь, который хотел мне добра. Любая женщина может высветлить волосы и переодеться в белое. Когда я молила Иисуса о помощи, священник посмотрел на меня и узнал во мне женщину из описания Джейса, невзирая на цвет волос. В те минуты, когда меня рвало таблетками, священник звонил Джейсу.
Я оцепенела в его хватке, если не считать того, что меня била крупная дрожь — это городской-то душной ночью…
— Ты по-прежнему хочешь убить меня, чтобы отомстить за смерть Сэнда? Этого шантажиста и мошенника?
— Я знаю, кем был Сэнд, — проронил Джейс.
— Он был похож на Христа над той дверью.
— Не то слово. Тем и жил. Вымогательство, шантаж — все это были старые привычные забавы Сэнда. Он изнасиловал девчонку на Вулкане Желчи. Что, тяжело в такое поверить? Вот и ей было тяжело, пока он делал это с ней. А я был его страховкой, братцем-демоном, который придет и вытащит его из любой задницы, куда бы он ни влип — а влипал он непрерывно.
— Тогда зачем ты явился ко мне?
— Чтобы понять, во что он втянул меня на сей раз и насколько глубоко. Выяснить, во что влипли вы оба. Он писал мне. Его это забавляло — рассказывать мне, какие великие дела он творит. Вот только великие дела гнусно смердели и никогда не выгорали. А потом мне приходила стеллаграмма из чрева кита: «Вытащи меня, Джейс». Когда не пришло вообще ничего, это было странно. После всего, что он писал мне про тебя, было похоже, что варево вот-вот полезет через край.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41