Мы все знали. Нам объяснили это на уроках, а потом велели выкинуть из головы до поры. Парень же объяснил мне своими руками и губами, что секс — вовсе не то, что следует выкидывать из головы. Я вся трепетала, но тут почувствовала, как камень пульсирует у меня меж грудей. Я была так зачарована его биением, что уже не замечала, что делает со мной парень, ощущения смешались, и средоточием их был кристалл у меня на груди. А потом мой первый любовник уложил меня на спину и попытался мною овладеть, но когда у него не получилось проникнуть в меня легко, он стал действовать силой. Не то чтобы я пыталась помешать ему, но меня будто грубо порвали, как платье. Кровь кипела. Он научил меня целоваться, от поцелуя кровь приливала к самой коже. Его шея оказалась в дюйме от моих губ. Все произошло так естественно — я приникла губами к его плоти, и мои зубы пронзили его вену. Когда он закричал, я решила, что это от боли. Он держал меня за руку, сдавив мою кисть так, что она превратилась в сплошной черный синяк, а другой рукой вцепился в сиденье, на котором мы лежали, и рвал ногтями его обивку. Он кричал: «О Боже! О Боже!». Потом он перестал кричать. Его тело еще подергивалось, но в конце концов прекратилось и это.
Я пресытилась, навалилась апатия. Только пролежав рядом с ним полчаса, я поняла, что он умер. Я слишком увлеклась, как вы сами понимаете. Тогда я еще не знала.
Кровоточить я прекратила в те же четырнадцать лет, когда мое тело, наконец, признало, что я уже больше не человек.
— Есть ли какая-то причина, по которой ты не станешь убивать меня? — спросила я у Джейса Винсента.
— Есть очень веская причина, чтобы убить.
Я не видела его. Мои глаза еще не восстановились после солнца, хотя темные очки все же помогали. Хорошо, что он позволил мне не снимать их, по крайней мере, не удерживал меня. Мои чулки остались целы, потому что современное волокно не рвется и не дает ползти петлям. Но рваные дорожки остались на моих длинных бледных ногах, на руках. Мне требовалось время, чтобы восстановиться после солнца. Вряд ли это имеет какое-то значение, если Джейс намерен убить меня, однако он не собирался убивать меня, по крайней мере — сразу. Он хотел узнать правду — или думал, что хочет. Он желал утолить свою жажду мести, переломить мне хребет и смотреть, как я буду корчиться в муках, потому что считал меня развратницей, которая убила его брата из-за денег или ради удовольствия. И в определенном смысле он был прав.
— Можно воды? — спросила я у него спустя какое-то время. Джейс не ответил. Я не настаивала более, но он схватил меня за запястье и потащил на кухню. Я упала на пол рядом с сифоном. Пальцы были как ватные, я не смогла нажать кнопку, чтобы набрать воды, и он сделал это за меня.
— Что с тобой творится?
— А на что это похоже?
— На то, что ты выделываешься.
Я выпила воды, желудок едва не изверг ее обратно, но обошлось.
— Может быть, я просто испугалась тебя.
— Не просто. Тут что-то еще.
— У меня фотофобия. Я не могу долго оставаться на солнце.
— Я знаю, что такое фотофобия. У тебя не те симптомы.
Забавно. Я рассмеялась. Джейс встряхнул меня, поставил на ноги и прислонил к стене, слегка поддерживая.
— Теперь рассказывай, что ты сделала с Сэндом, Фотофобелла.
Зрение немного восстановились, теперь я могла сфокусировать зрачки на его золотом горле. Это так просто. Сделай же это!
Не могу.
Но почему?
— Говорю же, Сэнд заболел. Я пыталась…
— …отвезти его в больницу. Ну да. Что с ним стряслось? Подхватил от тебя какую-то заразу?
Сквозь штору я могла видеть апельсиновое дерево за окном.
— Дай мне прилечь. Я все расскажу тебе.
Я не понимала, что делаю — голова кружилась, я все еще была полуслепой. Инстинкт по-прежнему требовал бежать, но днем у меня было не так много путей к отступлению. И все же когда Джейс развернул меня и отпустил, я бездумно подчинилась инстинкту.
Теперь уже я не могла действовать ни внезапно, ни быстро. Я просто оттолкнулась от него и побрела прочь из кухни, вверх по лестнице, сквозь кинжалы лучей, пробивающихся в щели между шторами. Джейс ничего не делал, чтобы помешать мне, хотя я молчала. Когда я упала на четвереньки, он не попытался поднять меня. У меня был только один путь — я ввалилась в спальню и нажала кнопку, запирая за собой дверь. Джейс позволил мне и это — только ради того, чтобы доказать, что все напрасно.
Я лежала на постели, в оцепенении, без единой мысли в голове и пыталась отдышаться, когда услышала его мягкие шаги — они были слышны, когда Джейс сам хотел, чтобы его услышали. Потом он уперся плечом в дверь спальни — не человек, а бронзовая машина, не знающая жалости. Электронный замок зашипел, механизм замкнуло, и дверь с треском подалась.
— Просто, чтобы ты знала, — сказал Джейс.
Я так устала. Может быть, сказать ему правду? Я убила твоего брата, потому что мне нужна была его кровь. Он был так красив. Я никак не могла насытиться им, я выпила его почти досуха, и сердце его остановилось, потому что он слишком любил то, что я делала с ним.
— Не думаю, что мы сдвинемся с мертвой точки, — сказала я.
— Не думай.
— Потому что я скажу тебе правду, но ты не поверишь моим словам.
— Я вполне могу поверить, что Сэнд работал на старикашку по имени Трим и, возможно, раскопал о тебе нечто такое, чего ты не стремилась обнародовать. Наверное, у тебя неплохо получается готовить сэндвичи с цианидом.
— Если б это было так, разве я сказала бы тебе?
— Тебе придется, — произнес он с издевкой. — Ты сама знаешь, Джезабель, что висишь на волоске. Не знаю, на что ты там подсела, но тебе явно надо принять какой-то дряни, иначе тебя начнет ломать. И когда ломка будет в разгаре, ты скажешь мне все.
Я почувствовала, что губы мои растянулись в идиотской ухмылке. Да, можно надеяться, что мое состояние достаточно напоминает симптомы наркотической зависимости, чтобы убедить даже Джейса, чей брат когда-то вопил и катался по полу от мескадриновой ломки.
— Значит, рано или поздно я признаюсь тебе, что убила Сэнда — и вот тогда ты меня и прикончишь.
— Не волнуйся, — сказал он. — Ты же верующая. Я позволю тебе сперва помолиться.
— Ты очень добр, — проговорила я. Но он уже повернулся, чтобы уходить. — А ты не думаешь, что наркотик припрятан у меня здесь, в спальне?
Он вновь повернулся ко мне.
— Если у тебя здесь есть заначка, — произнес он своим выверенным голосом, — ты употребишь ее, и таким образом я о ней узнаю. Тогда я переверну здесь все вверх дном, найду ее, и мы подождем, пока тебе вновь не понадобится доза, — он шагнул через порог сорванной с петель двери и добавил: — С другой стороны, насколько я помню, у тебя, как у запасливой наркоманки, в холодильнике хранится запас зелья, уже готового к употреблению.
Тихо. Главное — не выдать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41