Он позабыл обо всем на свете. Он просто стоял, наслаждаясь красотой и сожалея лишь о том, что не покончил с собой часом раньше.
Марсина же вся сияла.
Она проснулась, забыв о своем любовнике, но ее не покинули восторг и блаженство. Увидев на себе серебристую ткань и драгоценности, она, ничуть не смущенная, счастливо рассмеялась. Она чувствовала, что многому научилась, но все стерлось из памяти… Поэтому она сплела себе венок, размышляя о волшебных снах, которые не могла вспомнить, и принялась за мед и виноград, разложенные рядом. А потом она подняла глаза и увидела Дера, свою истинную любовь, за которой она последовала в лес, чтобы избежать брака с другим человеком. Она узнала Дера по одежде и атлетическому изяществу телосложения, по его рукам и перстням на пальцах. Она видела выражение его лица, хотя оно и было закрыто, видела, ибо ей удалось познать и приобрести нечеловеческие свойства. Ей больше не надо было спрашивать «Зачем ты скрываешь свое лицо?» или «Что случилось?» Она просто ощутила прилив жалости к нему, так как поняла, что с ним произошло нечто ужасное. И, снова проникшись любовью к нему, она пожалела его еще больше за обрушившиеся на него беды, за то, как он беспомощно и нелепо стоял перед ней.
— Мой дорогой господин, ты голоден? — спросила Марсина. — Не хочешь ли утолить жажду? Этот мед прекрасен, а виноград укрепляет как вино.
Но, стоило ей шагнуть к нему, как Дер отскочил в сторону. Лишь фата, мешавшая видеть, не позволила ему тут же обратиться в бегство.
А в следующее мгновение Марсина взяла его за рукав.
— Не гони меня, — промолвила она, вглядываясь сквозь фату в его глаза. — Я помогу тебе, если позволишь. Если же не хочешь, то разреши просто быть рядом. Ведь я заблудилась в этом лесу… — и она снова рассмеялась, потому что это уже не казалось ей большим несчастьем, — и тебе придется защищать меня.
И тогда Дер заревел от отчаяния. «Как я могу тебя защитить? — звучало в этом крике. — Я раздавлен. От меня осталась лишь скорлупа. Дай мне уйти и спокойно умереть где-нибудь, я и так почти мертв от стыда и ужаса».
И казалось, Марсина поняла. Она взяла его за руку и повела к холму, поросшему цветами и мхом, и у него не было ни сил, ни воли воспротивиться.
Они сели рядом, и Дер повесил голову, которая больше ему не принадлежала.
— Если ты голоден и хочешь подкрепиться фруктами и медом, но стесняешься моего присутствия, я отойду, — предложила Марсина. — А потом ты меня позовешь.
Дер страдальчески застонал. Звук получился сиплый и смешной.
— Мой господин, — продолжала Марсина, — я люблю тебя всем сердцем, и прости, если это звучит нескромно. Что бы с тобой ни случилось, я с радостью и готовностью разделю твое горе.
И тогда в Дере взыграла великая ярость — гнев одинокого страдальца, чье горе нельзя разделить ни с кем. И он сорвал с себя фату, и раздирал ее на клочки, пока она не разлетелась на нитки по ковру папоротников. И перед Марсиной предстало лицо ее возлюбленного.
Марсина вперила в него взор и взяла Дера за руки.
— Страшный груз свалился тебе на плечи, — проговорила она. — Но, поверь, я вижу тебя в глазах этой бедной твари, я знаю, что ты — Дер, мой возлюбленный, скрывающийся за личиной осла. Я люблю тебя, а потому люблю и эту вытянутую морду, и круглые глаза, и длинные уши. И этот голос, хоть он и не твой, я тоже люблю ради любви к тебе.
И она сняла со своей головы венок и повесила на шею Деру, и поцеловала его в лоб и в мохнатую морду. И Дер хотел ответить ей: «Ты — лучшая из женщин. Я был слеп и глуп, потеряв тебя, и теперь по заслугам вознагражден этой тупой ослиной головой. Если бы я был умнее, я бы ценил тебя с самого начала. Если бы мне снова удалось стать человеком, я бы любил тебя». Но он произнес лишь:
— Иа! Иа!
И слезы выкатились у него из глаз, из глаз Дера, — слезы стыда и отчаяния.
Что оставалось делать этим молодым людям? Ни тот, ни другая не владели магией. Демоны, исполнив волю своего господина Азрарна, покинули утренний лес. Даже Колхаш, ласкавшийся в это время в своем шалаше с Йезадой, ничем не мог помочь.
И тень опустилась на лес. И то была не тень позора Дера. И ее сопровождали грохот и смятение, и слышались крики разлетающихся птиц и разбегающихся зверей.
Дер и Марсина оглянулись, на мгновение позабыв о своих бедах. Студеный и в то же время обжигающий ветер дохнул на прогалину, принеся с собой что-то ужасное.
Дер вытащил охотничий нож. Он готов был встать на защиту девушки и сделать все, что в его силах. Он хотел посоветовать, чтобы она забралась на дерево, но слова были ему неподвластны. Поэтому он просто встал перед ней, вглядываясь одним глазом в то, что приближалось к ним.
Лес заволокла тишина. Но из ее глубин уже поднимался гигантский вал, и вот он обрушился на прогалину, ломая ветви и срывая листья, заполняя все грохотом и криками перепуганных птиц. И снова наступило безмолвие, и все, что всколыхнулось, начало оседать на свои места, как соль на дно кувшина.
И перед ними возник человек. Да, всего лишь человек. Бедный безумец или лесной затворник, изъязвленный и одетый в лохмотья. Однако его голову золотым нимбом обрамляли волосы, а на подвижном как воск лице блестели золотые глаза.
Он внимательно рассматривал смертную деву, которая во сне была возлюбленной демона, и смертного юношу, который кознями демона был превращен в осла. И его золотые глаза то вспыхивали, то угасали, как язычок пламени в лампаде.
Легенда рассказывала о двух сверхъестественных существах, любивших друг друга в глубинах этого леса. О юноше, светлом и золотом, как летний день, и о девушке, белолицей и темноволосой, как белая роза и черный ночной гиацинт… Они, согласно воле Ваздру, должны были быть разлучены…
Этого безумца можно было даже счесть красивым. За бессмысленными, аморфными чертами ощущалось бесцельное стремление, которое привело его сюда и точно так же должно было увести отсюда. Призрачным ореолом клубилась красно-синяя мантия, а в руках он держал челюсти. Внезапно они со стуком раскрылись и глупо изрекли: «Любовь — это любовь».
И тогда Дер ощутил боль в шее, словно ему кто-то пытался отвинтить голову, вынуть ее, как пробку из бутылки. Затем ему как будто вылили на темя ушат холодной воды, затем опалили огнем. Потом он почувствовал, что рот набит травой, и отплевывался, и вытирал губы, — человеческий рот с человеческими зубами. И, ощупывая свое лицо, он понял, что оно возвращено ему. Лицо Дера: скулы и кожа, плоть и глаза, нос и подбородок, щеки и лоб.
На его счастье в лесу остался один волшебник. И звали его когда-то князь Чузар, Владыка Безумия. Однако теперь ему предстояли другие дела.
А Дер даже не заметил, как отбыл его спаситель. Он самозабвенно гляделся в зеркало, которым служило для него лицо Марсины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Марсина же вся сияла.
Она проснулась, забыв о своем любовнике, но ее не покинули восторг и блаженство. Увидев на себе серебристую ткань и драгоценности, она, ничуть не смущенная, счастливо рассмеялась. Она чувствовала, что многому научилась, но все стерлось из памяти… Поэтому она сплела себе венок, размышляя о волшебных снах, которые не могла вспомнить, и принялась за мед и виноград, разложенные рядом. А потом она подняла глаза и увидела Дера, свою истинную любовь, за которой она последовала в лес, чтобы избежать брака с другим человеком. Она узнала Дера по одежде и атлетическому изяществу телосложения, по его рукам и перстням на пальцах. Она видела выражение его лица, хотя оно и было закрыто, видела, ибо ей удалось познать и приобрести нечеловеческие свойства. Ей больше не надо было спрашивать «Зачем ты скрываешь свое лицо?» или «Что случилось?» Она просто ощутила прилив жалости к нему, так как поняла, что с ним произошло нечто ужасное. И, снова проникшись любовью к нему, она пожалела его еще больше за обрушившиеся на него беды, за то, как он беспомощно и нелепо стоял перед ней.
— Мой дорогой господин, ты голоден? — спросила Марсина. — Не хочешь ли утолить жажду? Этот мед прекрасен, а виноград укрепляет как вино.
Но, стоило ей шагнуть к нему, как Дер отскочил в сторону. Лишь фата, мешавшая видеть, не позволила ему тут же обратиться в бегство.
А в следующее мгновение Марсина взяла его за рукав.
— Не гони меня, — промолвила она, вглядываясь сквозь фату в его глаза. — Я помогу тебе, если позволишь. Если же не хочешь, то разреши просто быть рядом. Ведь я заблудилась в этом лесу… — и она снова рассмеялась, потому что это уже не казалось ей большим несчастьем, — и тебе придется защищать меня.
И тогда Дер заревел от отчаяния. «Как я могу тебя защитить? — звучало в этом крике. — Я раздавлен. От меня осталась лишь скорлупа. Дай мне уйти и спокойно умереть где-нибудь, я и так почти мертв от стыда и ужаса».
И казалось, Марсина поняла. Она взяла его за руку и повела к холму, поросшему цветами и мхом, и у него не было ни сил, ни воли воспротивиться.
Они сели рядом, и Дер повесил голову, которая больше ему не принадлежала.
— Если ты голоден и хочешь подкрепиться фруктами и медом, но стесняешься моего присутствия, я отойду, — предложила Марсина. — А потом ты меня позовешь.
Дер страдальчески застонал. Звук получился сиплый и смешной.
— Мой господин, — продолжала Марсина, — я люблю тебя всем сердцем, и прости, если это звучит нескромно. Что бы с тобой ни случилось, я с радостью и готовностью разделю твое горе.
И тогда в Дере взыграла великая ярость — гнев одинокого страдальца, чье горе нельзя разделить ни с кем. И он сорвал с себя фату, и раздирал ее на клочки, пока она не разлетелась на нитки по ковру папоротников. И перед Марсиной предстало лицо ее возлюбленного.
Марсина вперила в него взор и взяла Дера за руки.
— Страшный груз свалился тебе на плечи, — проговорила она. — Но, поверь, я вижу тебя в глазах этой бедной твари, я знаю, что ты — Дер, мой возлюбленный, скрывающийся за личиной осла. Я люблю тебя, а потому люблю и эту вытянутую морду, и круглые глаза, и длинные уши. И этот голос, хоть он и не твой, я тоже люблю ради любви к тебе.
И она сняла со своей головы венок и повесила на шею Деру, и поцеловала его в лоб и в мохнатую морду. И Дер хотел ответить ей: «Ты — лучшая из женщин. Я был слеп и глуп, потеряв тебя, и теперь по заслугам вознагражден этой тупой ослиной головой. Если бы я был умнее, я бы ценил тебя с самого начала. Если бы мне снова удалось стать человеком, я бы любил тебя». Но он произнес лишь:
— Иа! Иа!
И слезы выкатились у него из глаз, из глаз Дера, — слезы стыда и отчаяния.
Что оставалось делать этим молодым людям? Ни тот, ни другая не владели магией. Демоны, исполнив волю своего господина Азрарна, покинули утренний лес. Даже Колхаш, ласкавшийся в это время в своем шалаше с Йезадой, ничем не мог помочь.
И тень опустилась на лес. И то была не тень позора Дера. И ее сопровождали грохот и смятение, и слышались крики разлетающихся птиц и разбегающихся зверей.
Дер и Марсина оглянулись, на мгновение позабыв о своих бедах. Студеный и в то же время обжигающий ветер дохнул на прогалину, принеся с собой что-то ужасное.
Дер вытащил охотничий нож. Он готов был встать на защиту девушки и сделать все, что в его силах. Он хотел посоветовать, чтобы она забралась на дерево, но слова были ему неподвластны. Поэтому он просто встал перед ней, вглядываясь одним глазом в то, что приближалось к ним.
Лес заволокла тишина. Но из ее глубин уже поднимался гигантский вал, и вот он обрушился на прогалину, ломая ветви и срывая листья, заполняя все грохотом и криками перепуганных птиц. И снова наступило безмолвие, и все, что всколыхнулось, начало оседать на свои места, как соль на дно кувшина.
И перед ними возник человек. Да, всего лишь человек. Бедный безумец или лесной затворник, изъязвленный и одетый в лохмотья. Однако его голову золотым нимбом обрамляли волосы, а на подвижном как воск лице блестели золотые глаза.
Он внимательно рассматривал смертную деву, которая во сне была возлюбленной демона, и смертного юношу, который кознями демона был превращен в осла. И его золотые глаза то вспыхивали, то угасали, как язычок пламени в лампаде.
Легенда рассказывала о двух сверхъестественных существах, любивших друг друга в глубинах этого леса. О юноше, светлом и золотом, как летний день, и о девушке, белолицей и темноволосой, как белая роза и черный ночной гиацинт… Они, согласно воле Ваздру, должны были быть разлучены…
Этого безумца можно было даже счесть красивым. За бессмысленными, аморфными чертами ощущалось бесцельное стремление, которое привело его сюда и точно так же должно было увести отсюда. Призрачным ореолом клубилась красно-синяя мантия, а в руках он держал челюсти. Внезапно они со стуком раскрылись и глупо изрекли: «Любовь — это любовь».
И тогда Дер ощутил боль в шее, словно ему кто-то пытался отвинтить голову, вынуть ее, как пробку из бутылки. Затем ему как будто вылили на темя ушат холодной воды, затем опалили огнем. Потом он почувствовал, что рот набит травой, и отплевывался, и вытирал губы, — человеческий рот с человеческими зубами. И, ощупывая свое лицо, он понял, что оно возвращено ему. Лицо Дера: скулы и кожа, плоть и глаза, нос и подбородок, щеки и лоб.
На его счастье в лесу остался один волшебник. И звали его когда-то князь Чузар, Владыка Безумия. Однако теперь ему предстояли другие дела.
А Дер даже не заметил, как отбыл его спаситель. Он самозабвенно гляделся в зеркало, которым служило для него лицо Марсины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33