Джайреш встал и вышел на темную улицу.
Луна клонилась к западу. Прощально сияли звезды, как небесные цветы.
Джайреш покинул город, пересек поля, поднялся на холм, вспоминая, что содержимое гробницы поразительно совпадало с описаниями рассказчиков. Он внезапно вспомнил о дверце, которая с готовностью распахнулась при первом же его прикосновении, и об иссиня-черной вороне, сказавшей: «Приветствую тебя, сын мой».
И при мысли об этом Джайреш поднял голову и увидел перед собой на холме на фоне светлеющего на востоке неба своего отца.
Плоть его была прозрачна как дым, и сквозь рукав виднелась утренняя звезда. Он поспешно прижал к груди полы плаща, словно стараясь скрыть на ней какую-то отметину, потом посмотрел на Джайреша и сказал:
— Это я в образе вороны направил тебя в свою усыпальницу, чтобы ты забрал принадлежащее тебе по праву. Шарак солгал — ты остался в живых. И мое состояние перешло к тебе. Надеюсь, что теперь ты его не растратишь без толку.
— Отец, — ответил Джайреш, — я не знаю, что теперь делать. А ты?
— Я свободен как воздух, — ответил призрак. — Лишь одно желание привязывало меня к миру — желание взглянуть на тебя.
Джайрешу захотелось подойти к духу, обнять, но тот был бесплотен. Юноша снова повесил голову.
— Боюсь, я не растрачу твое добро, но и не умножу, — промолвил он. — Я полюбил другие вещи — весь мир стал моим домом, и братство зверей и людей для меня дороже, чем пустое тщеславие и отвратительная похоть. Простишь ли ты меня, если я проведу жизнь бедняка и скитальца? Простишь ли ты меня, дорогой отец, если после всех твоих забот я оставлю твои сокровища в земле и отправлюсь скитаться налегке?
Дух улыбнулся, и уже поднявшаяся утренняя звезда заиграла на его щеке.
— Джайреш, ты видел, к чему привело мое вмешательство в твою жизнь. Ты должен избрать собственный путь. И каким бы он ни был, я пожелаю тебе только добра.
И тут в городе под холмом закричали петухи, и грянул птичий хор в полях, и небо на востоке окрасилось бледно-маковым цветом. И вместе с тьмой растаял дух богача.
Джайреш устремил взгляд на восходящее солнце. Затем снял с пояса расшитый кошель с деньгами и повесил на дикую смоковницу.
Спускаясь с холма, он стащил с себя излишки одежды, сбросил белые башмаки, кольца и сорвал с уха розовую жемчужину. И они остались валяться там, где упали.
Подойдя к ручью, он встал на колени и напился, и прозрачная вода сверкала между пальцами, как бриллианты исчезнувших колец.
А затем ему показалось, что он различил слова в птичьей песне:
Одежду наземь сбросил он,
Сорвал он кольца и кулон,
Не отдался воде в полон,
Все кинул он, все отдал он!
И после того, как Зло и Судьба лишили Соваз любви, она наконец отдалась на милость своего отца.
И тогда Азрарн сделал ее богиней Земли Азриной, правившей третью всего мира из града беспримерных зверств и чудес, града, достигавшего неба. Там, по приказу отца, она на собственном примере обучала людей бессердечию и безучастности богов.
В те времена многие из князей Ваздру с гордостью пошли к ней в услужение, видя, что она такая же демонесса, как и они, хоть она и выносила солнечный свет в отличие от них. И она с презрением отвергла всех, заявив, что не доверяет подобным себе. Этот отказ изумил и разъярил их, ибо демоны в своей красоте и надменности не привыкли, чтобы им отказывали.

ЛУНОЛИКИЙ ДУНИВЕЙ
1. Яйцо кобылы
Говорят, девять Ваздру добивались ее руки, и последним из них был князь Хазронд.
Все единогласно утверждают, что после Азрарна Хазронд был самым прекрасным, сиятельным и изысканным в этом фантастическом племени.
И вот он стоял перед платиновым дворцом в Драхим Ванаште, размышляя о том, что ему уже было известно. Посреди агатовых деревьев зеленел бассейн с ледяной водой, в которой отражались образы земель, расположенных сверху. Там царило полнолуние, которое рождало у Хазронда вдохновение, как и у всех демонов. Он только что покинул дворец, миновал городские красоты, прошелся под хрустальными и железными башнями, серебряными минаретами и корундовыми окнами и взлетел по жерлу вулкана на поверхность земли.
Ухаживание за дочерью Азрарна Азриной было для Ваздру столь же неизбежным, как восход луны на земле. Им приходилось добиваться ее руки в силу самого факта ее существования. В своей гордыне и в своем великолепии они совершали это один за другим, и она отвергала всех. И на пороге дворца лежали брошенными их подношения — немыслимые драгоценности и волшебные игрушки Дринов — их Ваздру приносили не столько из бахвальства, сколько ради ее удовольствия. Другие свадебные дары были разбросаны самими разгневанными Ваздру по улицам города богини. Однако Хазронду был присущ извращенный взгляд на вручение подарков. «Меня сравнивают с ее отцом, — говорил ему внутренний голос, — а значит, подобно ему я должен создать какую-то чудесную помесь, редкое чудовище, каким является она сама, и подарить ей.» Ибо таким образом он мог одновременно доставить ей удовольствие и нанести оскорбление, а это нравилось Ваздру больше всего.
Ночь только начиналась и была столь же юна и незрела, как девочка-подросток. Она, улыбаясь, потягивалась на небе, держа в руке серебряное зеркало луны и поглядывая на Хазронда.
— Неужто она столь же красива, как ты? — осведомился у нее Хазронд. — Эта Азрина? Или она не заслуживает этого имени? — Ибо он никогда не видел ее, ту, которую хотел сделать своей любовницей.
И так размышляя в лунном свете, он двинулся сквозь тьму и вскоре вошел в лощину между высоких гор, где паслись дикие лошади. Жеребцы вступали друг с другом в схватки и бегали наперегонки.
Лошади в таких табунах были свирепы как львы, приблизься к ним смертный, они бы затоптали его. Когда же между ними шествовал Ваздру, они лишь поднимали точеные головы и провожали его бездонными озерами глаз. Некоторые бесшумно устремлялись за ним, и среди этих была прекрасная кобыла, черная как ночь. Заметив ее, Хазронд остановился.
Обитатели Подземелья больше всего любили черных как ночь лошадей с сумеречно-синими гривами и хвостами. Те умели преодолевать любые препятствия как в Верхнем Мире, так и в Нижнем, они умели даже скакать по воде. Они не имели равных себе ни по красоте, ни по силе духа. И все же, когда Хазронд увидел эту земную лошадь, он сразу понял, что она лучшая, богиня среди кобыл. Поэтому он протянул к ней руку и позвал ее, и она тут же подошла и положила голову ему на плечо.
Эшва увенчал бы ее цветами, взлетел ей на спину и скакал всю ночь. Ваздру же должен был сначала призвать Дрина, чтобы тот сделал для нее седло и уздечку, да и после этого он не осмелился бы сесть на нее сам, а подарил бы какому-нибудь полюбившемуся смертному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33