За таким правительством пойдет вся Россия воодушевившись вновь верою в себя и своих руководителей.
В этот небывалый по ужасающим последствиям и страшный час иного выхода нет на светлый путь, и я ходатайствую перед вашим Высокопревосходительством поддержать это мое глубокое убеждение перед Его Величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу. Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно. В ваших руках, ваше выс-ство, судьба славы и победы России. Не может быть таковой, если не будет принято безотлагательно указанное мною решение. Помогите вашим представительством спасти Россию от катастрофы. Молю вас о том от всей души. Председатель Государственной Думы Родзянко".
Тождественные же телеграммы Родзянко послал командующим армиями, прося их поддержать его перед Государем. Так впервые, официально втягивались командующие в политику. Родзянко заканчивал официально ту тайную работу представителей общественности, которые ездили с визитами по генералам, стараясь привлечь их к широкому общественному движению в целях переворота, о чем говорилось выше.
Были эти представители общественности и у генерала Алексеева, когда он болел в Севастополе. Генерал Деникин утверждал позже, что, будто бы, Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких-либо государственных потрясений во время войны.
Данной телеграммой Родзянко делал снова уже официально сильный нажим на высшее командование армией.
Было уже очень поздно, когда Алексеев прочел эту телеграмму. Он решил доложить ее Государю на ближайшем докладе, утром 27 числа.
169
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
27 февраля, понедельник, в Ставке. Утренний доклад ген. Воейкова телеграммы Протопопова. - Утренний доклад ген. Алексеева телеграмм: премьера кн. Голицына, полк. Павленкова, предс. Г. Думы Родзянко и ген. Брусилова. Две телеграммы от Императрицы. - Запоздавший завтрак. - Тревожная телеграмма ген. Хабалова и успокоительная ген. Беляева. - Телеграммы ген. Эверта и Рузского. - Паническая телеграмма Родзянко. - Прогулка Государя. - Чай. Тревога среди свиты. - Агитация за командировку в Петроград ген.-адъют. Иванова. - Письмо Императрицы. - Телеграмма и письмо Государя Императрице. Перемена в настроении высшего командования. - Экстренный доклад ген. Алексеева. - Решение о командировании ген. Иванова и о посылке в Петроград войск с фронта. - Обед и разговор Государя с ген.-адъют. Ивановым. - Передача ген. Алексеевым ген.-адъют. Иванову Высочайшего повеления. - Тревога в 10 часов вечера. - Доклад обер-гофмаршала гр. Бенкендорфа по телефону из Ц. Села и ответ ему Государя. - Распоряжение об отъезде в Ц. Село. - Третья тревожная телеграмма Императрицы. - Разговор ген. Воейкова с ген. Беляевым по телефону. - Столкновение ген. Воейкова с ген. Алексеевым. - Телеграмма ген. Рузского с поддержкой ходатайства Родзянко. - Доклад ген. Алексеева с просьбой уступок. Вызов ген. Алексеева по прямому проводу из Петрограда Вел. Кн. Михаилом Александровичем и разговор для передачи Государю. - Ответ Государя брату. Телеграмма премьера Голицына и ответ Государя. - Тщетная просьба ген. Алексеева уступить. - Телеграмма ген. Хабалова о катастрофическом положении и последний доклад генерала Алексеева. - Во дворце перед отъездам на вокзал. Отъезд Государя на вокзал. Прием Государем ген. Иванова. - Отъезд Государя из Могилева под утро 28 февраля.
Царская Ставка, успокаиваемая до 27 февраля относительно происходивших в Петрограде событий Императрицей Александрой Федоровной через Государя и военным министром Беляевым через ген. Алексеева, не обладавшая к тому же правильной информацией ни со стороны Дворцового коменданта, ни со стороны военных властей, Царская Ставка, в эти роковые для России дни, обладая всею полнотой верховной и военной власти и силами многомиллионной армии, опоздала в действиях относительно подавления революции на несколько дней. Царская Ставка начала принимать соответствующие меры только с позднего вечера 27-го февраля, когда законное правительство уже самоупразднилось в Петрограде
27 февраля, понедельник, было первым действительно тревожным днем в Ставке. Утром Воейков доложил Государю полученную им ночью телеграмму Протопопова, приведенную в гл. 32-ой. Она описывала беспорядки 25 и 26 числа, но и успокаивала, что арестован "революционный руководящий коллектив" и, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работам. То, что министр лжет, уменьшая серьёзность происходящего, не улавливали.
На утреннем докладе в Штабе Алексеев доложил сначала сведения по фронту, затем перешел к Петрограду и представил полученные за ночь телеграммы: 1) председателя Совета министров Голицына, поданную 26 февр. в 1 ч. 58 м. ночи, которая сообщала, что указ о роспуске Г. Думы и Г. Совета опубликовывается утром 27 числа (см. гл. 32) и 2) и. д. начальника Гвардейских запасных частей полковника Павленкова, поданную в 1 ч. 40 м. ночи, который доносил Государю, что "26 февраля из толпы тяжело ранен командир зап. бат. Л.-гв. Павловского полка полковник Экстен и ранен того же 170 полка прапорщик Редигер. Телеграмма, по лаконичности, являлась шарадой.
Затем Алексеев доложил телеграмму, полученную им от Родзянки, приведенную в предыдущей главе. Трескучий пафос и агитационный характер телеграммы обесценивали ее верные мысли. Государю могло казаться, что Родзянко преувеличивает опасность и, как всегда, шумит и шумит. Алексеев доложил и то, что такую же телеграмму получили главнокомандующие: Брусилов, Рузский, Эверт и что Брусилов уже прислал Алексееву телеграмму, в которой просил доложить Его Величеству: "По верноподданнейшему долгу и моей присяге Государю Императору считаю себя обязанным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу".
Факт втягивания высшего командования в политику, о чем не раз предупреждали Государя, был налицо. Государь никогда не позволявший Алексееву касаться внутренней политики, на этот раз долго беседовал с Алексеевым. На ответственное министерство Государь категорически не соглашался. Но с мыслью, что необходимо назначить особое лицо для урегулирования продовольственного и транспортного дела Государь был согласен. Однако, никакого окончательного решения относительно Петрограда принято не было. Доклад затянулся. Государь опоздал к завтраку и это встревожило всех знавших аккуратность Государя.
Кругом уже только и говорили о беспорядках, о стрельбе в Петрограде, о бунте в Павловском полку. За завтраком Государь казался озабоченным.
После завтрака, перед прогулкой, Государю были принесены от Алексеева телеграммы от Хабалова и от Беляева.
Хабалов телеграммой, поданной в 12 ч. 10 м., доносил Государю о бунте в запасных батальонах Павловского, Волынского, Литовского и Преображенского полков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В этот небывалый по ужасающим последствиям и страшный час иного выхода нет на светлый путь, и я ходатайствую перед вашим Высокопревосходительством поддержать это мое глубокое убеждение перед Его Величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу. Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно. В ваших руках, ваше выс-ство, судьба славы и победы России. Не может быть таковой, если не будет принято безотлагательно указанное мною решение. Помогите вашим представительством спасти Россию от катастрофы. Молю вас о том от всей души. Председатель Государственной Думы Родзянко".
Тождественные же телеграммы Родзянко послал командующим армиями, прося их поддержать его перед Государем. Так впервые, официально втягивались командующие в политику. Родзянко заканчивал официально ту тайную работу представителей общественности, которые ездили с визитами по генералам, стараясь привлечь их к широкому общественному движению в целях переворота, о чем говорилось выше.
Были эти представители общественности и у генерала Алексеева, когда он болел в Севастополе. Генерал Деникин утверждал позже, что, будто бы, Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких-либо государственных потрясений во время войны.
Данной телеграммой Родзянко делал снова уже официально сильный нажим на высшее командование армией.
Было уже очень поздно, когда Алексеев прочел эту телеграмму. Он решил доложить ее Государю на ближайшем докладе, утром 27 числа.
169
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
27 февраля, понедельник, в Ставке. Утренний доклад ген. Воейкова телеграммы Протопопова. - Утренний доклад ген. Алексеева телеграмм: премьера кн. Голицына, полк. Павленкова, предс. Г. Думы Родзянко и ген. Брусилова. Две телеграммы от Императрицы. - Запоздавший завтрак. - Тревожная телеграмма ген. Хабалова и успокоительная ген. Беляева. - Телеграммы ген. Эверта и Рузского. - Паническая телеграмма Родзянко. - Прогулка Государя. - Чай. Тревога среди свиты. - Агитация за командировку в Петроград ген.-адъют. Иванова. - Письмо Императрицы. - Телеграмма и письмо Государя Императрице. Перемена в настроении высшего командования. - Экстренный доклад ген. Алексеева. - Решение о командировании ген. Иванова и о посылке в Петроград войск с фронта. - Обед и разговор Государя с ген.-адъют. Ивановым. - Передача ген. Алексеевым ген.-адъют. Иванову Высочайшего повеления. - Тревога в 10 часов вечера. - Доклад обер-гофмаршала гр. Бенкендорфа по телефону из Ц. Села и ответ ему Государя. - Распоряжение об отъезде в Ц. Село. - Третья тревожная телеграмма Императрицы. - Разговор ген. Воейкова с ген. Беляевым по телефону. - Столкновение ген. Воейкова с ген. Алексеевым. - Телеграмма ген. Рузского с поддержкой ходатайства Родзянко. - Доклад ген. Алексеева с просьбой уступок. Вызов ген. Алексеева по прямому проводу из Петрограда Вел. Кн. Михаилом Александровичем и разговор для передачи Государю. - Ответ Государя брату. Телеграмма премьера Голицына и ответ Государя. - Тщетная просьба ген. Алексеева уступить. - Телеграмма ген. Хабалова о катастрофическом положении и последний доклад генерала Алексеева. - Во дворце перед отъездам на вокзал. Отъезд Государя на вокзал. Прием Государем ген. Иванова. - Отъезд Государя из Могилева под утро 28 февраля.
Царская Ставка, успокаиваемая до 27 февраля относительно происходивших в Петрограде событий Императрицей Александрой Федоровной через Государя и военным министром Беляевым через ген. Алексеева, не обладавшая к тому же правильной информацией ни со стороны Дворцового коменданта, ни со стороны военных властей, Царская Ставка, в эти роковые для России дни, обладая всею полнотой верховной и военной власти и силами многомиллионной армии, опоздала в действиях относительно подавления революции на несколько дней. Царская Ставка начала принимать соответствующие меры только с позднего вечера 27-го февраля, когда законное правительство уже самоупразднилось в Петрограде
27 февраля, понедельник, было первым действительно тревожным днем в Ставке. Утром Воейков доложил Государю полученную им ночью телеграмму Протопопова, приведенную в гл. 32-ой. Она описывала беспорядки 25 и 26 числа, но и успокаивала, что арестован "революционный руководящий коллектив" и, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работам. То, что министр лжет, уменьшая серьёзность происходящего, не улавливали.
На утреннем докладе в Штабе Алексеев доложил сначала сведения по фронту, затем перешел к Петрограду и представил полученные за ночь телеграммы: 1) председателя Совета министров Голицына, поданную 26 февр. в 1 ч. 58 м. ночи, которая сообщала, что указ о роспуске Г. Думы и Г. Совета опубликовывается утром 27 числа (см. гл. 32) и 2) и. д. начальника Гвардейских запасных частей полковника Павленкова, поданную в 1 ч. 40 м. ночи, который доносил Государю, что "26 февраля из толпы тяжело ранен командир зап. бат. Л.-гв. Павловского полка полковник Экстен и ранен того же 170 полка прапорщик Редигер. Телеграмма, по лаконичности, являлась шарадой.
Затем Алексеев доложил телеграмму, полученную им от Родзянки, приведенную в предыдущей главе. Трескучий пафос и агитационный характер телеграммы обесценивали ее верные мысли. Государю могло казаться, что Родзянко преувеличивает опасность и, как всегда, шумит и шумит. Алексеев доложил и то, что такую же телеграмму получили главнокомандующие: Брусилов, Рузский, Эверт и что Брусилов уже прислал Алексееву телеграмму, в которой просил доложить Его Величеству: "По верноподданнейшему долгу и моей присяге Государю Императору считаю себя обязанным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу".
Факт втягивания высшего командования в политику, о чем не раз предупреждали Государя, был налицо. Государь никогда не позволявший Алексееву касаться внутренней политики, на этот раз долго беседовал с Алексеевым. На ответственное министерство Государь категорически не соглашался. Но с мыслью, что необходимо назначить особое лицо для урегулирования продовольственного и транспортного дела Государь был согласен. Однако, никакого окончательного решения относительно Петрограда принято не было. Доклад затянулся. Государь опоздал к завтраку и это встревожило всех знавших аккуратность Государя.
Кругом уже только и говорили о беспорядках, о стрельбе в Петрограде, о бунте в Павловском полку. За завтраком Государь казался озабоченным.
После завтрака, перед прогулкой, Государю были принесены от Алексеева телеграммы от Хабалова и от Беляева.
Хабалов телеграммой, поданной в 12 ч. 10 м., доносил Государю о бунте в запасных батальонах Павловского, Волынского, Литовского и Преображенского полков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73