* * *
Узнавший о его приезде дед-вельможа, боясь мести" сменил гнев на милость и пригласил внука к себе во дворец.
Но Гедеонов не очень-то шел к деду. Только как-то раз будто нечаянно залучил в особняк к нему.
Старик вельможа, больной и дряхлый, лежал уже в постели. Приход внука его очень обрадовал.
— П… По-целуемся… — шептал больной, подставляя Гедеонову посинелые, полумертвые губы. — Прощаю все… Прости и ты… Ради Бога… — молил он внука.
Гедеонов молчал, держа за руки странную какую-то, молчаливую девочку: ее он привел сюда, чтоб доказать свою преданность "Обществу защиты детей от жестокого обращения". Затем и приехал вот в особняк.
— Спасаешь малюток? — бодрил старик внука. Но тот, не глядя на старика, затворил в спальню дверь.
— П… про-щаю… — бормотал вельможа. — Про-сти-и и ты… А?..
— Ага… старый хрыч… — прошипел Гедеонов, задыхаясь.
Молча раздел перед глазами больного девочку донага. Завязал ей платком рот. Надрезал кожу.
— Кр-ро-о-вушка! — хохотал Гедеонов, костлявыми стискивая длинными пальцами хрупкое тело глухо стонущей девочки. — Ох, кро-овушка-матушка!.. Ах, девчу-шечка моя голопузенькая!..
Впившись, как пиявка, в грудь девочки, горячую сосал из нее горько-соленую густую кровь. Пил жадными глотками. Ныл:
— Кровушка… Кровушка.
Старик, вперив остановившиеся, расширенные, побелевшие глаза в Гедеонова, непонятное что-то промычал. Шевельнул чуть заметно синими непослушными губами, да так и застыл…
Вытер Гедеонов залитые кровью губы. И зеленые острые глаза его налились сукровицей…
— Я-я т-тебе покажу, как нравственность наводить… — екнул он, трясясь и брызгая ядовитой слюной.
Схватил старика за горло внезапно и емко, как удав. Понатужившись и грузно навалившись на него грудью, беспощадно, точно обвалившийся камень, придавил его, онемелого, синего, увидевшего свой конец, к стене…
Руки Гедеонова были крепки, как железо.
Сгорел старик. Тело его, посинелое и закостеневшее, скомканное валялось на постели, поломанной грудой под шелковым одеялом…
Гедеонов, подняв с ковра нагую, окровавленную, тяжко стонавшую девочку, заказал ей молчать. Одел ее, обессиленную, немую. И тайком с нею вышел, молчаливо и бесшумно, из спальни через ряды раззолоченных комнат на улицу. И, усевшись в ожидавший его у подъезда закрытый бесшумный автомобиль, укатил глухими переулками в загородный вертеп…
* * *
Ночью у высокого цинкового, отделанного под золото гроба шла панихида. Гедеонов, как ни в чем не бывало, Суетился уже у гроба, расставлял свечи. Хлопотал около вельмож, сослуживцев деда, приехавших отдать последний долг… Утешал убивающуюся мать свою — дочь вельможи.
Три дня и три ночи Гедеонов, при зажженых свечах, самолично читал у гроба деда псалтырь… Только изредка чтение прерывалось чуть слышным, тонким хохотом, странным и глухим:
— Ха-а… ха… Клин надо вышибать… клином…
* * *
За защиту детей от жестокого обращения Гедеонову дали звание камергера.
VII
Темные и тревожные расползались по Петербургу слухи о камергере-деторастлителе, ученом и маге-докторе, о Гедеонове. (Сам Гедеонов распространял слухи о своей праведности и высокой учености.)
Наряжено было тайное следствие. Но из этого ничего не вышло. Гедеонов замел следы. Сам же уехал за границу.
Год Гедеонов, веселясь, провел в заморских странах.
* * *
В каком-то чужестранном городе встретил он красавицу землячку.
"Влюбился" в нее. А она — в него.
Влюбленные, обручившись, уехали в Россию, в Знаменское — венчаться. Гедеонов спешил с свадьбой. Ему нужно было где-то кому-то доказать, что и он "чтит святость брака" и верит в "Бога"…
* * *
Был задан в Знаменском свадебный пир. С сумерек над озером в саду зажигались разноцветные китайские фонари. Огненным взвивались ключом ракеты.
Гедеонов на хрустальном балконе розового китайского домика, обрызгиваемого светлыми фонтанами, перед невестой своей, одетой в голубой и белый шелка, мечтательно и томно раскинувшейся в кресле бледной девушкой, опустившись на колени, целовал ей ноги больно и сладко:
— Ой, сладость моя!.. Не утолю любви я. Не утолю!..
В голубом странном свете фонарей и выглянувшей из-за каштанов полной луны, словно кукла, дрожала и вскрикивала девушка, лукаво-испуганно вытаращив на Гедеонова шальные глаза. Но что-то не девичье, много изведавшее было в. улыбке губ ее.
Страстно и гибко разметав ноги, стан, светлокудрую откинув назад голову и выпятив юную, тугую грудь, глядевшую из-под тонкого шелка острыми сосцами врозь, — невеста ждала.
Дразнила девушка собой Гедеонова. Пьяным глядела на него взглядом. Улыбалась томно-дерзко. Медленно и протяжно вздыхала.
А Гедеонов обхватывал ее поперек длинными костлявыми руками. Точно переломить ее хотел. Худой прижимаясь шершавой щекой к ее бледной нежной щеке, рычал исступленно:
— Съем!.. Наслаждение ты мое!.. Ог-г…
Сжимал девушку так, что та задыхалась и стонала от боли. Брал ее полудетскую кукольную головку трясущимися руками. К тонким подводил, кривым губам. Целовал ее до крови, прикусывая губы и дрожа. Шептал задыхаясь:
— Не вытерплю… Не утолю любви! Как вспомню, что голенькой… тебя буду держать… девственницу… так дух и захватит!.. Никто-то тебя не видел еще голенькой… А я буду держать и… сладость моя!..
Мял ее остервенело. Тер в руках. Но она, измученная, не отбивалась. Только стонала глухо.
Да не переставал Гедеонов и ломал тонкие ее, детские пальцы. И целовал кровожадно, словно зверь. Сладкую сосал, разжигающую кровь из ее красных прокусанных губ.
* * *
Из верхнего сада музыка лилась. Ветер качал шапки каштанов, обливаемые синим огнем луны. В лодке, подплыв под черное крыло каштана, целовал Гедеонов, мучил невесту ненасытимо. А та стонала, бледная и измятая…
В дворце пылали огни. Гремела музыка. Страстно и влюбленно перешептывались увядающие осенние травы и цветы, разливая пьяные ароматы и росы. Хороводы горячих, бредящих женщин носились, словно одержимые, в огненной языческой пляске.
В церкви, под венцом, всенародно Гедеонов, упав на колени перед невестой, убранной в светлый шелк и алмазы, целовал подол ее платья. Вскрикивал яростно:
— Вот когда утолю я любовь!..
В дворце ночь напролет пиршествовали и веселились гости. Гедеонов и невеста, ликующие, слегка утомленные, вскруженные плясками и вином, с горячими, затуманенными страстью глазами, сыпали улыбки, радость, искристый, звонкий смех.
Перед рассветом молодых проводили в розовый китайский домик.
С час было тихо. Как вдруг там что-то зашумело, оборвалось. Раздались хрипы и стоны…
Перепугавшиеся гости, подхватившись, кинулись в цветник. А там уже метался выскочивший из окна в сад обезумевший Гедеонов. Глухо шипел, корчась около фонтанов, словно передавленный колесом гад:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54