Твои лопатки, Маринус. Это жестоко, Ю-ю. Приглашение в Бергхоф, принес улыбчивый рында, каскетка, гольфы. "Не волнуйся, это партия в пикет, час не настал". Книга Велиара под влажной подушкой. Ледяные салфетки, ворон на бюсте паллады. Южно-мичиганский проспект молчит, в сгоревших комнатах плетутся сети. "Козни арахны". Мальчики послушно заполняют серебряную книгу, 48 страниц, алые каракули. 15 января, бокал за упокой души искромсанной стервы. Облатка света. Робкие судороги напоследок.
Спалили белую кнопку. Скудные новости из узилища, где томится в славянских оковах пленник. Ein Kind wird geschlagen. Желтая свеча, ломтик фальшивого мяса на блюдце. Ответы на все вопросы. Кто убил? Чья голова? Сколько отверстий? Azt! Чело застилает солнце; золотую колесницу, надрываясь, тянут влюбленные звери. Рога власти, шар чистоты. Помехи в скрипте, не разберешь ничего, стекло забрызгано грязью, джип скачет по непотребной сахаре. Военный аэродром, последняя попытка. Плеснули известью в голландские глаза.
— Ты предал меня, Ю-ю.
Ключи (утверждает Маркопулос) использовались совсем для другого. Это как те спицы, которыми самодовольные отцы ковырялись в сыновних кишках. Помните опрометчивого Анри-Кристофа?
— Потомки дагомейских рабов, что вы хотите. Мы видели, как они впадают в транс в Брюсселе.
19:40. Проснулся в хлеву, вилы, лопаты. Сладкий ток живодерни. Секретный циркуляр в навозной жиже. Персональная копия, на пятой странице оливковой тушью выведено «Khonsu». Расстегнул внизу: Малькут! Твое здоровье, элементарный король! Мы опять копошимся! За твою землянику, за пудру и коренья, за древо эфиров, за смiрть, за рабочие губы, за крест тау, за esiasch, за детские зрачки, за священную голову лэма, за туле, за Ablehnung! We can feel! We can feel!
Спели напоследок my monkey. Гавайские трели.
J'ai pas sommeil.
Существует ли код, способный утихомирить матросов? (Проверить в красном словаре).
51
Вечером — волнение на Лисистрате. Утром — похмелье, vertigo, магнезия в розентале. Будь трудолюбив и терпелив, как Гномы. Изгадили погост, растоптали куртины. Месть А-е, чета агентов утюжит явки. Кураре в наперстке, в отеле хлестко расписались: Shedona~Babalon. Вязкая зависть Дж. А. Уилсона, убийцы. Его тень в саду пыток. Выплеснули все, что можно. Мегалитры грязной воды.
"Кто остался, парни? — спрашивает Маркопулос. Обитает в прекрасном далеке, неистребленный монсеррат пощажен вулканом, но федэкс пока не доходит. Обувная лавка, аптека, карликовый ипподром, стоянка полудохлых су-24, наплывы лавы. Три месяца назад электрика убило током, с тех пор мешают только флоридские байкеры в блестящих сбруях, дети ебливого провинстауна. — Кто остался, парни?"
Стержень расцеплен. "Надо определить сроки". 1934–1947, книги нашлись под краковской грушей. "Все понятно". В пепельнице смердит записка, пламя выпрыгивает на журнальный лак. "Отец сломал печать простую". Бет Ш. в черном платье сердится на патефон. Смеясь, плеснула абрикосовым ликером, сука, кто теперь будет платить. Ваш узи, сеньор Зеботтендорф. 30-е ноября, ипсиссимус на смертном ложе, слабый карандашный рисунок, осторожный росчерк леди F.H.
— Он принес мне несчастье.
— Нет, это испытание. Он водит твоей рукой. Он благосклонен.
Озноб изобилия, позволено всё. Голова Azt застилает солнце, звери тянут колесницу. Дал отсосать идиоту (ох а можно по-другому no time shit business I must be there soon hynek), опасная резь в канале, "не осталось живого места". Причина смерти — tumor, "в пятницу принесу тебе кислоту", свидетельство о гибели героя, толкавшего на сцену безголовых куриц. Не стоило лезть на столб. Жертва электричества, диверсии, лунной болезни. Непотребный акцент.
Ласмихинрюе. То, что мы шепчем, когда. Наказан бесплодием. Гостил у мускулистых блядей: плети, кольца, butt plugs. Кельнская вода кусает ночные раны. Щуп и наперсток.
— Я встретил Жана Донета, кровь сочилась из ран.
(Неудачная командировка в Данциг). "They broke all the rules". На обложке — лицо, искромсанное ланцетом уилсона, фамильные черты. Зеваки столпились, наблюдают за ангельским поцелуем. Жан и Жиль. Ирод вертит сладкую голову, лимфа на мураве. Вам отказано в кредите (еще до того, как решился сменить ковер на паркет, задраить страшные люки). Звонок из Вевельсберга, ноктюрн в далеких проводах. Агенты из отдела ЭИ, вертятся катушки. Вроде бы во всем совпадали, но потом разногласия разъели альянс, "как заяц". Не звонил, не писал, не приходил. "Всё доложили".
В паутине сомнений.
Хорошие люди.
Их хуи. Их звуки.
Извержение пощадило только рыжего карла, томившегося в камере смертников — паскудник загрыз теплого братца.
52
Шабаш в Отеле де ля Сюз. 18:47. Оракул предвещает дорогу. Тревожные нити тянутся в Тунис, Бремен, Boca do Inferno. Выплеснуть яд, забраться под одеяло, уснуть, проснуться под перескок ворон в холодном саду. Мой бестиарий, четыре пса колотят деревянными молотками по мешку живодера. Liber loa на подушке, партизанская зима. "Ему не хватало селена, продается в таблетках". Почтовый ящик пуст.
— Ни один разумный человек туда не поедет.
— Хулиганы сломали бедро.
— На обратном пути заглянули в свинарник.
— Coup de grace.
В песках зреет ХНД. Никакой живности, звенящее поле охраняет остров от вторжений.
— Какой на хуй остров?
(Нет острова). Обнаружил нарыв в горле. Встал перед зеркалом раззявил рот еб твою мать что теперь делать это сифон если не хуже отравление спорыньей корчи мясоедов грибковое заражение парша герпес гениталий мог вылить бутылку минеральной воды в пустую глазницу высунуть язык из дыры в подбородке развлекал сучат на провинциальных ярмарках стояли выпятив зенки кишки пропеллеры.
Только череп. А куда делось все остальное?
— Швыряли в термитник.
"Отрубленный бог" (сангина, деталь). Выставка в байонне, пошел от нечего делать, матер долороза что они вытворяют. Нет вариантов.
Новости от горцев. Убит еще один, прятавшийся в подземном кувшине. Рука трясется, шприц добродушно ерзает в кармане. Les mots, закладка на девяносто третьей странице, ураган, автоматчик тормошит киоски. Вишневый ликер с патриаршей медалью. Серое на золотом.
Брошюры: "Смотри у меня" и "Головы Отеля де ля Сюз". Вышел из лавки, данхилллайтс перфаворе, но ничего не оказалось, все вымели тонтон-макуты. Железный вкус на языке. Curfew, дребезжит опасный джип.
— Помнишь того негритенка, что стоял у кондитерской, клянчил: "бонбон мсье бонбон"?
Ничего не осталось. Тропический ливень. They broke all the rules. Хы-нек. Звонок в прискорбный французский клуб. Есть ли белые кнопки? Может, у вас еще не свинтили? Шестнадцать тысяч франков, все мое состояние.
Рассмеялись, щелчок, тусклые гудки. Пальцы, мои пальцы. Еще шевелятся, живут своей жизнью, вивр са ви. Но ничего не помогло, уплыл в долины айяхуаски, прыгал по песку, тормошил кактусы, как дитя, "как заяц".
Суеверия, пойманные и растоптанные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Спалили белую кнопку. Скудные новости из узилища, где томится в славянских оковах пленник. Ein Kind wird geschlagen. Желтая свеча, ломтик фальшивого мяса на блюдце. Ответы на все вопросы. Кто убил? Чья голова? Сколько отверстий? Azt! Чело застилает солнце; золотую колесницу, надрываясь, тянут влюбленные звери. Рога власти, шар чистоты. Помехи в скрипте, не разберешь ничего, стекло забрызгано грязью, джип скачет по непотребной сахаре. Военный аэродром, последняя попытка. Плеснули известью в голландские глаза.
— Ты предал меня, Ю-ю.
Ключи (утверждает Маркопулос) использовались совсем для другого. Это как те спицы, которыми самодовольные отцы ковырялись в сыновних кишках. Помните опрометчивого Анри-Кристофа?
— Потомки дагомейских рабов, что вы хотите. Мы видели, как они впадают в транс в Брюсселе.
19:40. Проснулся в хлеву, вилы, лопаты. Сладкий ток живодерни. Секретный циркуляр в навозной жиже. Персональная копия, на пятой странице оливковой тушью выведено «Khonsu». Расстегнул внизу: Малькут! Твое здоровье, элементарный король! Мы опять копошимся! За твою землянику, за пудру и коренья, за древо эфиров, за смiрть, за рабочие губы, за крест тау, за esiasch, за детские зрачки, за священную голову лэма, за туле, за Ablehnung! We can feel! We can feel!
Спели напоследок my monkey. Гавайские трели.
J'ai pas sommeil.
Существует ли код, способный утихомирить матросов? (Проверить в красном словаре).
51
Вечером — волнение на Лисистрате. Утром — похмелье, vertigo, магнезия в розентале. Будь трудолюбив и терпелив, как Гномы. Изгадили погост, растоптали куртины. Месть А-е, чета агентов утюжит явки. Кураре в наперстке, в отеле хлестко расписались: Shedona~Babalon. Вязкая зависть Дж. А. Уилсона, убийцы. Его тень в саду пыток. Выплеснули все, что можно. Мегалитры грязной воды.
"Кто остался, парни? — спрашивает Маркопулос. Обитает в прекрасном далеке, неистребленный монсеррат пощажен вулканом, но федэкс пока не доходит. Обувная лавка, аптека, карликовый ипподром, стоянка полудохлых су-24, наплывы лавы. Три месяца назад электрика убило током, с тех пор мешают только флоридские байкеры в блестящих сбруях, дети ебливого провинстауна. — Кто остался, парни?"
Стержень расцеплен. "Надо определить сроки". 1934–1947, книги нашлись под краковской грушей. "Все понятно". В пепельнице смердит записка, пламя выпрыгивает на журнальный лак. "Отец сломал печать простую". Бет Ш. в черном платье сердится на патефон. Смеясь, плеснула абрикосовым ликером, сука, кто теперь будет платить. Ваш узи, сеньор Зеботтендорф. 30-е ноября, ипсиссимус на смертном ложе, слабый карандашный рисунок, осторожный росчерк леди F.H.
— Он принес мне несчастье.
— Нет, это испытание. Он водит твоей рукой. Он благосклонен.
Озноб изобилия, позволено всё. Голова Azt застилает солнце, звери тянут колесницу. Дал отсосать идиоту (ох а можно по-другому no time shit business I must be there soon hynek), опасная резь в канале, "не осталось живого места". Причина смерти — tumor, "в пятницу принесу тебе кислоту", свидетельство о гибели героя, толкавшего на сцену безголовых куриц. Не стоило лезть на столб. Жертва электричества, диверсии, лунной болезни. Непотребный акцент.
Ласмихинрюе. То, что мы шепчем, когда. Наказан бесплодием. Гостил у мускулистых блядей: плети, кольца, butt plugs. Кельнская вода кусает ночные раны. Щуп и наперсток.
— Я встретил Жана Донета, кровь сочилась из ран.
(Неудачная командировка в Данциг). "They broke all the rules". На обложке — лицо, искромсанное ланцетом уилсона, фамильные черты. Зеваки столпились, наблюдают за ангельским поцелуем. Жан и Жиль. Ирод вертит сладкую голову, лимфа на мураве. Вам отказано в кредите (еще до того, как решился сменить ковер на паркет, задраить страшные люки). Звонок из Вевельсберга, ноктюрн в далеких проводах. Агенты из отдела ЭИ, вертятся катушки. Вроде бы во всем совпадали, но потом разногласия разъели альянс, "как заяц". Не звонил, не писал, не приходил. "Всё доложили".
В паутине сомнений.
Хорошие люди.
Их хуи. Их звуки.
Извержение пощадило только рыжего карла, томившегося в камере смертников — паскудник загрыз теплого братца.
52
Шабаш в Отеле де ля Сюз. 18:47. Оракул предвещает дорогу. Тревожные нити тянутся в Тунис, Бремен, Boca do Inferno. Выплеснуть яд, забраться под одеяло, уснуть, проснуться под перескок ворон в холодном саду. Мой бестиарий, четыре пса колотят деревянными молотками по мешку живодера. Liber loa на подушке, партизанская зима. "Ему не хватало селена, продается в таблетках". Почтовый ящик пуст.
— Ни один разумный человек туда не поедет.
— Хулиганы сломали бедро.
— На обратном пути заглянули в свинарник.
— Coup de grace.
В песках зреет ХНД. Никакой живности, звенящее поле охраняет остров от вторжений.
— Какой на хуй остров?
(Нет острова). Обнаружил нарыв в горле. Встал перед зеркалом раззявил рот еб твою мать что теперь делать это сифон если не хуже отравление спорыньей корчи мясоедов грибковое заражение парша герпес гениталий мог вылить бутылку минеральной воды в пустую глазницу высунуть язык из дыры в подбородке развлекал сучат на провинциальных ярмарках стояли выпятив зенки кишки пропеллеры.
Только череп. А куда делось все остальное?
— Швыряли в термитник.
"Отрубленный бог" (сангина, деталь). Выставка в байонне, пошел от нечего делать, матер долороза что они вытворяют. Нет вариантов.
Новости от горцев. Убит еще один, прятавшийся в подземном кувшине. Рука трясется, шприц добродушно ерзает в кармане. Les mots, закладка на девяносто третьей странице, ураган, автоматчик тормошит киоски. Вишневый ликер с патриаршей медалью. Серое на золотом.
Брошюры: "Смотри у меня" и "Головы Отеля де ля Сюз". Вышел из лавки, данхилллайтс перфаворе, но ничего не оказалось, все вымели тонтон-макуты. Железный вкус на языке. Curfew, дребезжит опасный джип.
— Помнишь того негритенка, что стоял у кондитерской, клянчил: "бонбон мсье бонбон"?
Ничего не осталось. Тропический ливень. They broke all the rules. Хы-нек. Звонок в прискорбный французский клуб. Есть ли белые кнопки? Может, у вас еще не свинтили? Шестнадцать тысяч франков, все мое состояние.
Рассмеялись, щелчок, тусклые гудки. Пальцы, мои пальцы. Еще шевелятся, живут своей жизнью, вивр са ви. Но ничего не помогло, уплыл в долины айяхуаски, прыгал по песку, тормошил кактусы, как дитя, "как заяц".
Суеверия, пойманные и растоптанные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44