В пьесе типа "Круглоголовые и остроголовые" необходимо каждую фразу наполнять особым общественным содержанием. Точная передача противоречивого поведения персонажа ни в коем случае не нарушает единства образа: только в развитии он становится подлинно живым. Нанна Кальяс, например (в шестой картине), дает ясно понять, что считает дело своего отца безнадежным; тем не менее она борется с судьей (в седьмой картине) за лошадей, как тигрица, пуская в ход всю свою привлекательность. В разговоре с госпожой Корнамонтис (в восьмой картине) она не скрывает, что, по ее мнению, отец - просто осел, но тут же, прощаясь с ним, преисполнена благодарности и любви. Ведущий сбиш превратился в один из центральных образов благодаря тщательной отработке каждой реплики, благодаря индуктивному продвижению от фразы к фразе. В одном единственном возгласе "Да здравствует Иберин!" (в четвертой картине), в сцене, где Иберин смешивается с толпой ("Вы видите, как теперь трудно...") выразилась вся сила его убежденности. Несколькими словами (в шестой картине) он давал почувствовать, что его ненависть к помещику и сочувствие к арендатору исходят из одного и того же источника. Буржуазная публика даже при изобилии общественно значительных высказываний, вероятно, считала бы сценические образы примитивными, поскольку они не вызывают привычных эмоций; если бы не дифференцированная работа актера, правда была бы на ее стороне. Работа актера затруднена еще и тем, что перед ним поставлена более чем одна задача. Так, например, роль Нанна Кальяс требует от артистки не только того, чтобы в сценах, когда Нанна одна или в своей среде, она показывала себя разумной и естественной, а в остальное время демонстрировала замашки профессиональной проститутки; артистка должна сверх того - так сказать, по поручению автора - обращаться непосредственно к зрителю с некоторыми разъяснениями (картина одиннадцатая). Но именно это бросает дополнительный свет на образ Нанна: ее отношение ко всему происходящему должно вытекать из логики образа.
Арендатор Кальяс был показан как человек, изнуренный тяжелым трудом, который сильно смущен своим отступничеством (в третьей картине). Он с досадой слушает слова своей жены, которая и глупее его и легче идет на предательство. Только когда арендатор Лопес не хочет понять его (Кальяса) особого положения, он начинает сердиться. Его непонимание идеалистических разглагольствований Иберина (в четвертой картине) вызывает к нему симпатии; его колебания относительно чести дочери имеют веские причины; позднее (в шестой картине), когда он мнит себя обладателем лошадей, он с готовностью вступается за ее честь. И все же он уже здесь, в первой сцене суда, обнаруживает явную неспособность к реалистическому мышлению, что заставляет его предпочесть судебное решение борьбе с оружием в руках. При этом он знает, сколь многим он обязан борьбе Серпа. Это видно, когда он, пьяный, пьет за здоровье Лопеса (в шестой картине). Исполнитель роли арендатора вопреки осуждению, даже презрению, вызванному предательским оппортунизмом Кальяса, - сумел сохранить ему некоторую симпатию зрителя, в которой трудно отказать обманутому арендатору; более достойными презрения все время оставались его угнетатели, и в час окончательного поражения (в седьмой картине) он снова делит участь своего класса; таким образом - хотя он в большей степени, чем классовые враги, способствовал разгрому крестьянского восстания, - и на его долю приходится немного того гнева и отчаяния, которые должна вызвать гибель Серпа.
Вице-король, чья речь и одежда выдают в нем помещика, не без кокетства (в первой картине) позволяет своему советнику считать его человеком неопытным в делах и бескорыстным в экономических вопросах: он предпочитает роль беспристрастного зрителя. После того как он принял решение относительно Иберина во время игры на бильярде (после фразы: "Скажи уж - Иберин" он смахивает с письменного стола оставшиеся газеты и начинает играть на бильярде), он спускается в партер и возвращается оттуда же (в одиннадцатой картине), и он мог бы наблюдать из своего кресла за всем экспериментом Иберина. В таком случае (после восьмой картины) он может произнести из партера небольшой монолог:
"Почти забытый в городе моем,
Подумываю я теперь о возвращенье.
Надеюсь, что оно свершится неприметно.
Победу возглашает колокольный звон.
Ненастье позади, и, знаю: да,
Пора мне сесть за стол, где ждет меня еда,
Не то остынет все. И заверяю вас,
Что новый месяц старого ведет в последний
раз".
Во всяком случае, для исполнителя этой роли было бы очень полезно присутствовать на репетициях, сидя в зрительном зале, и следить за ходом действия с точки зрения вице-короля. Для того чтобы отчасти лишить его ореола deus ex machina в последней картине, где он показывает себя мастером затушевывать противоречия, он был выведен алкоголиком.
Анджело Иберин не был наделен никаким внешним сходством с Гитлером. Уже тот факт, что он в известной степени является сильно идеализированным портретом расистского пророка (что достаточно для параболы), не позволял этого сделать даже там, где полиция не возражала бы. Однако некоторые жесты, частично по фотодокументам, были использованы. Оба поклона вице-королю (в первой и одиннадцатой картине) едва ли могут быть воспроизведены без знакомства с этим материалом. Плач Иберина, вытаскивающего большой носовой платок (в картине одиннадцатой), когда ему сообщают о возвращении вице-короля, многим показался слишком наивным, однако это достоверная и очень характерная черта такого рода личностей, равно как и демагогическое подчеркивание усталости после длинных речей. Обращение Иберина с микрофоном (в седьмой картине) сразу приобрело известную славу - актер изображал почти эротическое отношение Иберина к этому инструменту.
Официантка Нанна Кальяс была изображена как девушка, которая вследствие двойной эксплуатации (в качестве официантки и проститутки) еще менее развита политически, чем арендатор. Ее мировоззрение только кажется более реалистичным; в действительности оно выражает полную безнадежность. Исполнительница показывала это особенно отчетливо в "Балладе о водяном колесе" и, кроме этого, во многих других местах.
ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ЗРИТЕЛЯ
(ПРИ ИНДУКТИВНОМ ПОСТРОЕНИИ РОЛЕЙ)
Далеко идущий отказ от "вживания" зрителя не означает отказа от воздействия на него. Показ поведения человека с общественной точки зрения как раз и должен оказать действенное влияние на общественное поведение зрителя. Такие способы воздействия неизбежно дают эмоциональный эффект. Эти моменты преднамеренны и должны быть точно рассчитаны. Сценическое исполнение, в той или иной мере отвергающее вживание зрителя, отнюдь не должно непременно быть "бесчувственным" или игнорировать чувства зрителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Арендатор Кальяс был показан как человек, изнуренный тяжелым трудом, который сильно смущен своим отступничеством (в третьей картине). Он с досадой слушает слова своей жены, которая и глупее его и легче идет на предательство. Только когда арендатор Лопес не хочет понять его (Кальяса) особого положения, он начинает сердиться. Его непонимание идеалистических разглагольствований Иберина (в четвертой картине) вызывает к нему симпатии; его колебания относительно чести дочери имеют веские причины; позднее (в шестой картине), когда он мнит себя обладателем лошадей, он с готовностью вступается за ее честь. И все же он уже здесь, в первой сцене суда, обнаруживает явную неспособность к реалистическому мышлению, что заставляет его предпочесть судебное решение борьбе с оружием в руках. При этом он знает, сколь многим он обязан борьбе Серпа. Это видно, когда он, пьяный, пьет за здоровье Лопеса (в шестой картине). Исполнитель роли арендатора вопреки осуждению, даже презрению, вызванному предательским оппортунизмом Кальяса, - сумел сохранить ему некоторую симпатию зрителя, в которой трудно отказать обманутому арендатору; более достойными презрения все время оставались его угнетатели, и в час окончательного поражения (в седьмой картине) он снова делит участь своего класса; таким образом - хотя он в большей степени, чем классовые враги, способствовал разгрому крестьянского восстания, - и на его долю приходится немного того гнева и отчаяния, которые должна вызвать гибель Серпа.
Вице-король, чья речь и одежда выдают в нем помещика, не без кокетства (в первой картине) позволяет своему советнику считать его человеком неопытным в делах и бескорыстным в экономических вопросах: он предпочитает роль беспристрастного зрителя. После того как он принял решение относительно Иберина во время игры на бильярде (после фразы: "Скажи уж - Иберин" он смахивает с письменного стола оставшиеся газеты и начинает играть на бильярде), он спускается в партер и возвращается оттуда же (в одиннадцатой картине), и он мог бы наблюдать из своего кресла за всем экспериментом Иберина. В таком случае (после восьмой картины) он может произнести из партера небольшой монолог:
"Почти забытый в городе моем,
Подумываю я теперь о возвращенье.
Надеюсь, что оно свершится неприметно.
Победу возглашает колокольный звон.
Ненастье позади, и, знаю: да,
Пора мне сесть за стол, где ждет меня еда,
Не то остынет все. И заверяю вас,
Что новый месяц старого ведет в последний
раз".
Во всяком случае, для исполнителя этой роли было бы очень полезно присутствовать на репетициях, сидя в зрительном зале, и следить за ходом действия с точки зрения вице-короля. Для того чтобы отчасти лишить его ореола deus ex machina в последней картине, где он показывает себя мастером затушевывать противоречия, он был выведен алкоголиком.
Анджело Иберин не был наделен никаким внешним сходством с Гитлером. Уже тот факт, что он в известной степени является сильно идеализированным портретом расистского пророка (что достаточно для параболы), не позволял этого сделать даже там, где полиция не возражала бы. Однако некоторые жесты, частично по фотодокументам, были использованы. Оба поклона вице-королю (в первой и одиннадцатой картине) едва ли могут быть воспроизведены без знакомства с этим материалом. Плач Иберина, вытаскивающего большой носовой платок (в картине одиннадцатой), когда ему сообщают о возвращении вице-короля, многим показался слишком наивным, однако это достоверная и очень характерная черта такого рода личностей, равно как и демагогическое подчеркивание усталости после длинных речей. Обращение Иберина с микрофоном (в седьмой картине) сразу приобрело известную славу - актер изображал почти эротическое отношение Иберина к этому инструменту.
Официантка Нанна Кальяс была изображена как девушка, которая вследствие двойной эксплуатации (в качестве официантки и проститутки) еще менее развита политически, чем арендатор. Ее мировоззрение только кажется более реалистичным; в действительности оно выражает полную безнадежность. Исполнительница показывала это особенно отчетливо в "Балладе о водяном колесе" и, кроме этого, во многих других местах.
ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ЗРИТЕЛЯ
(ПРИ ИНДУКТИВНОМ ПОСТРОЕНИИ РОЛЕЙ)
Далеко идущий отказ от "вживания" зрителя не означает отказа от воздействия на него. Показ поведения человека с общественной точки зрения как раз и должен оказать действенное влияние на общественное поведение зрителя. Такие способы воздействия неизбежно дают эмоциональный эффект. Эти моменты преднамеренны и должны быть точно рассчитаны. Сценическое исполнение, в той или иной мере отвергающее вживание зрителя, отнюдь не должно непременно быть "бесчувственным" или игнорировать чувства зрителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29