Аннфиа и Флоранда, Тэльпиза и Эньида — Жизнь, Камень, Вода, Ветер — и крайняя справа Тиммала, Огонь… я… вот что я — всего лишь рисунок на стене, я двухмерна, для меня нет никакого труда пробиться через этот заслон отрицания, я проницаю все, как чистая идея, я двигаюсь к цели… еще шаг… и еще шаг… и еще…
Какое синее и высокое надо мной небо!
Вдохнув полной грудью, я почти падаю в высокую и сочную степную траву, сил хватает только на то, чтобы подсунуть под голову сумку, а затем сознание оставляет меня…
…Прихожу в себя от того, что меня снимают с седла, через которое я была перекинута. А кто перекинул, долго ли вез — даже не почувствовала. Вот оно каково — запретными дорогами ходить.
— Из Бурого Леса, откуда же еще, — раздается надо мной мужской голос. — Только у них такие платья и носят.
— Ты клановый знак посмотри, — теперь женский голос, и женщина пожилая. — Татуировку на левой кисти. Какой у нее там зверь?
Кто-то берет мою руку, при этом тыльную сторону ладони непонятно и сильно саднит.
— Да нет у нее никакого знака. Видишь, целый лоскут кожи сорван?
— Срезан, а не сорван. Это значит, изгнанница, у них в Лесу такое делают, если кто духа-покровителя оскорбит страшно.
Вот мне уже и легенду придумали… Даже на таком расстоянии от Города силы Круга Света хранят меня.
— Степным Волкам лесные духи не указ, — снова мужской голос. — Вряд ли кто на нее польстится — худа больно, но все равно, пусть с нами остается. Отнесите ее в шатер к старухам…
Терцет I
УТЕШЕНИЕ ТЕЛА
«ТЫ ВЕДЬ ТАК И НЕ ПОНЯЛ,
КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ…»
Дверь кабака еще днем сорвал с петель кто-то недовольный, поэтому, чтобы никто не мешал разгулу Степных Волков, вход перекрыли строевыми щитами. Но даже это не помогает — то и дело от дверей доносится жуткий грохот, производимый рвущимися внутрь. Частенько к нему добавляются лязг доспехов и шум упавшего тела, и почти всегда — отборная брань. Почти всегда — потому что иные, до того как рухнуть, успевают заметить двоих женщин в середине кабака и проглатывают многое из того, что хотелось бы высказать. Впрочем, перлы красноречия полупьяных вояк из Залов Ночи давно уже нимало не трогают этих двоих.
Даже к вечеру почти не спала дневная удушливая жара, и в кабаке невозможно продохнуть. Над столиками плотной пеленой висит дым, выползающий из трубок с разнообразным зельем, свечи коптят, и питейный зал погружен в красноватый полумрак, лишь на середине кое-как разгоняемый светом масляной лампы.
За столом с лампой, в центре зала, сидит только один Волк — женщина лет тридцати, с черными глазами, сверкающими ярко и весело, с гитарой в руках. Обликом она неотличима от окружающих ее степняков — те же жесткие, словно из металла отлитые черты смуглого лица и черные крупные завитки волос. Разве что на черных одеждах с меховой оторочкой нет никаких знаков — ни воинских, ни родовых. Хейтиле, женщина-воин и знаменитый на всю орду скальд, не по-женски уважаемая этими «настоящими мужчинами», — ни один из них не осмелится притронуться к ней без ее согласия. А голос у нее сильный и звонкий, и совсем не такой низкий, как почему-то хочется думать, глядя на ее облик, и голос этот, в сочетании с резкими аккордами гитары, без труда покрывает беспорядочный шум в зале.
Хэй, мечи точите на камне,
Пейте кровь из священной чаши…
Не слышно обычных застольных прений на тему «ты меня уважаешь?!», и почти никто не рассказывает взахлеб историй о воинских подвигах или о вчерашней ночи (те и другие весьма сомнительной достоверности). Внимание всех — для одной Хейтиле, и ее дикие песни, зовущие в бой, для степного воина отраднее кружки вина и горячат кровь лучше, чем любая из городских девчонок…
Гарью дышит бешеный ветер,
Раздувая огонь луны,
В мир несутся вестники смерти —
Волк и ворон, звери войны!
Но не ради одних только песен девчонки сегодня не в чести — взгляды воинов то и дело устремляются в пространство, освобожденное от столов, на котором пляшет под гитару Хейтиле девушка в зеленом, как трава, платье. Тело ее стройно и гибко, ладони звонко отбивают ритм песни, руки, оплетенные браслетами, то взлетают вверх подобно крыльям, то сплетаются, как две змеи. Горло танцовщицы перечеркнуто нитью зеленовато-серых искр, и петля ожерелья в такт мелодии и движению перелетает с одного плеча на другое. Она сама — как яркая беспокойная искра, случайно залетевшая в привычный багряно-черный полумрак, гостья из далекого Бурого Леса нагорий. Здесь, где безраздельно властвует Тень, не так уж редки яркие краски — но не зеленая…
Если б не платье да не танец, никто бы и внимания на нее не обратил — тощая, как кошка, ухватиться не за что, и волосы цветом как пыль придорожная, как сожженная солнцем степь… А лицо — что воину в лице женщины, если ничего другого нет! Но она танцует, и свет лампы играет на ее украшениях, горит в ее глазах, безумно-печальных, золотит развевающиеся волосы — сегодня здесь царит она, и только она.
Незнакомка, пришелица, она тоже не из тех, кто греет постели Волков — не по зубам им этот кусочек. Лишь те, кого именуют Рыцарями Залов Ночи, имеют право увести ее из кабака после окончания танца. Но смотреть — смотреть может каждый, для того она сюда и приходит, мечущийся язык зеленого пламени…
Ну как, красивая картинка? Правильно говорит мадам Гру: «Сам себя не похвалишь — ходишь как оплеванный…» Даже если кто-то и способен увидеть меня такими глазами — он не ходит в «Багровую луну». А мой пост именно здесь, это наиболее здраво по многим соображениям.
Закрыв глаза, я лечу на огонь, а Хейти только страхует меня. Хейтиле, Мастер на Пути Созидающих Башню, ставшая таковым по чистой случайности, — место ее скорее среди Ткущих Узор. Хейти Ночная Птица, дочь вождя, что когда-то давно пришла в Башню Теней из степи, со Стальной Грани, и попросила научить ее говорить Слова — а научившись, вернулась к своему народу, предпочтя просторы степных кочевий свободным странствиям по мирозданию… «Но почему?» — допытывалась я у нее и услышала в ответ: «Разве ты не знаешь, что свеча нужнее там, где ночь, а не там, где день?» Тогда я не поняла этих слов, но теперь, кажется, начинаю понимать…
Одна из самых одаренных, самых умелых и опытных Мастеров, каких только взращивал Орден — и все же только страхует меня, облезлую кошку без Мастерского символа. И я лезу из кожи вон, пытаясь соответствовать оказанной мне чести.
Не думать. Полностью отдаться на волю музыки, она понесет, закружит и сама подскажет, что делать. Так проще пропускать сквозь себя происходящее вокруг — только глаза, только уши, а решение пусть принимает подсознанка. Я Элендис Аргиноль, и чем бы там ни была Хейтиле, сегодня и сейчас МОЙ день!
Я воительница ночи, одинокая волчица… аааа…
Белый зверь золотоглазый, ты моей добычей станешь…
Кружась, из-под вскинутой руки замечаю упорный взгляд цвета стали, не отпускающий меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Какое синее и высокое надо мной небо!
Вдохнув полной грудью, я почти падаю в высокую и сочную степную траву, сил хватает только на то, чтобы подсунуть под голову сумку, а затем сознание оставляет меня…
…Прихожу в себя от того, что меня снимают с седла, через которое я была перекинута. А кто перекинул, долго ли вез — даже не почувствовала. Вот оно каково — запретными дорогами ходить.
— Из Бурого Леса, откуда же еще, — раздается надо мной мужской голос. — Только у них такие платья и носят.
— Ты клановый знак посмотри, — теперь женский голос, и женщина пожилая. — Татуировку на левой кисти. Какой у нее там зверь?
Кто-то берет мою руку, при этом тыльную сторону ладони непонятно и сильно саднит.
— Да нет у нее никакого знака. Видишь, целый лоскут кожи сорван?
— Срезан, а не сорван. Это значит, изгнанница, у них в Лесу такое делают, если кто духа-покровителя оскорбит страшно.
Вот мне уже и легенду придумали… Даже на таком расстоянии от Города силы Круга Света хранят меня.
— Степным Волкам лесные духи не указ, — снова мужской голос. — Вряд ли кто на нее польстится — худа больно, но все равно, пусть с нами остается. Отнесите ее в шатер к старухам…
Терцет I
УТЕШЕНИЕ ТЕЛА
«ТЫ ВЕДЬ ТАК И НЕ ПОНЯЛ,
КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ…»
Дверь кабака еще днем сорвал с петель кто-то недовольный, поэтому, чтобы никто не мешал разгулу Степных Волков, вход перекрыли строевыми щитами. Но даже это не помогает — то и дело от дверей доносится жуткий грохот, производимый рвущимися внутрь. Частенько к нему добавляются лязг доспехов и шум упавшего тела, и почти всегда — отборная брань. Почти всегда — потому что иные, до того как рухнуть, успевают заметить двоих женщин в середине кабака и проглатывают многое из того, что хотелось бы высказать. Впрочем, перлы красноречия полупьяных вояк из Залов Ночи давно уже нимало не трогают этих двоих.
Даже к вечеру почти не спала дневная удушливая жара, и в кабаке невозможно продохнуть. Над столиками плотной пеленой висит дым, выползающий из трубок с разнообразным зельем, свечи коптят, и питейный зал погружен в красноватый полумрак, лишь на середине кое-как разгоняемый светом масляной лампы.
За столом с лампой, в центре зала, сидит только один Волк — женщина лет тридцати, с черными глазами, сверкающими ярко и весело, с гитарой в руках. Обликом она неотличима от окружающих ее степняков — те же жесткие, словно из металла отлитые черты смуглого лица и черные крупные завитки волос. Разве что на черных одеждах с меховой оторочкой нет никаких знаков — ни воинских, ни родовых. Хейтиле, женщина-воин и знаменитый на всю орду скальд, не по-женски уважаемая этими «настоящими мужчинами», — ни один из них не осмелится притронуться к ней без ее согласия. А голос у нее сильный и звонкий, и совсем не такой низкий, как почему-то хочется думать, глядя на ее облик, и голос этот, в сочетании с резкими аккордами гитары, без труда покрывает беспорядочный шум в зале.
Хэй, мечи точите на камне,
Пейте кровь из священной чаши…
Не слышно обычных застольных прений на тему «ты меня уважаешь?!», и почти никто не рассказывает взахлеб историй о воинских подвигах или о вчерашней ночи (те и другие весьма сомнительной достоверности). Внимание всех — для одной Хейтиле, и ее дикие песни, зовущие в бой, для степного воина отраднее кружки вина и горячат кровь лучше, чем любая из городских девчонок…
Гарью дышит бешеный ветер,
Раздувая огонь луны,
В мир несутся вестники смерти —
Волк и ворон, звери войны!
Но не ради одних только песен девчонки сегодня не в чести — взгляды воинов то и дело устремляются в пространство, освобожденное от столов, на котором пляшет под гитару Хейтиле девушка в зеленом, как трава, платье. Тело ее стройно и гибко, ладони звонко отбивают ритм песни, руки, оплетенные браслетами, то взлетают вверх подобно крыльям, то сплетаются, как две змеи. Горло танцовщицы перечеркнуто нитью зеленовато-серых искр, и петля ожерелья в такт мелодии и движению перелетает с одного плеча на другое. Она сама — как яркая беспокойная искра, случайно залетевшая в привычный багряно-черный полумрак, гостья из далекого Бурого Леса нагорий. Здесь, где безраздельно властвует Тень, не так уж редки яркие краски — но не зеленая…
Если б не платье да не танец, никто бы и внимания на нее не обратил — тощая, как кошка, ухватиться не за что, и волосы цветом как пыль придорожная, как сожженная солнцем степь… А лицо — что воину в лице женщины, если ничего другого нет! Но она танцует, и свет лампы играет на ее украшениях, горит в ее глазах, безумно-печальных, золотит развевающиеся волосы — сегодня здесь царит она, и только она.
Незнакомка, пришелица, она тоже не из тех, кто греет постели Волков — не по зубам им этот кусочек. Лишь те, кого именуют Рыцарями Залов Ночи, имеют право увести ее из кабака после окончания танца. Но смотреть — смотреть может каждый, для того она сюда и приходит, мечущийся язык зеленого пламени…
Ну как, красивая картинка? Правильно говорит мадам Гру: «Сам себя не похвалишь — ходишь как оплеванный…» Даже если кто-то и способен увидеть меня такими глазами — он не ходит в «Багровую луну». А мой пост именно здесь, это наиболее здраво по многим соображениям.
Закрыв глаза, я лечу на огонь, а Хейти только страхует меня. Хейтиле, Мастер на Пути Созидающих Башню, ставшая таковым по чистой случайности, — место ее скорее среди Ткущих Узор. Хейти Ночная Птица, дочь вождя, что когда-то давно пришла в Башню Теней из степи, со Стальной Грани, и попросила научить ее говорить Слова — а научившись, вернулась к своему народу, предпочтя просторы степных кочевий свободным странствиям по мирозданию… «Но почему?» — допытывалась я у нее и услышала в ответ: «Разве ты не знаешь, что свеча нужнее там, где ночь, а не там, где день?» Тогда я не поняла этих слов, но теперь, кажется, начинаю понимать…
Одна из самых одаренных, самых умелых и опытных Мастеров, каких только взращивал Орден — и все же только страхует меня, облезлую кошку без Мастерского символа. И я лезу из кожи вон, пытаясь соответствовать оказанной мне чести.
Не думать. Полностью отдаться на волю музыки, она понесет, закружит и сама подскажет, что делать. Так проще пропускать сквозь себя происходящее вокруг — только глаза, только уши, а решение пусть принимает подсознанка. Я Элендис Аргиноль, и чем бы там ни была Хейтиле, сегодня и сейчас МОЙ день!
Я воительница ночи, одинокая волчица… аааа…
Белый зверь золотоглазый, ты моей добычей станешь…
Кружась, из-под вскинутой руки замечаю упорный взгляд цвета стали, не отпускающий меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102