Подруга Нины, именуемая пишущим человеком, застала ее в комнате, если можно так сказать, вывернутой всеми потрохами наружу. У Нины были незаурядные способности: стоило ей открыть ящик шкафа — спрятанные вещи каким-то непостижимым образом у нее вылетали во все стороны. Не по одной, а в массовом порядке, да еще на лету разворачивались. В мгновение ока ее рукотворный уют превращался в хаос стихийного бедствия.
На этот раз восстановление уюта и сборы в дорогу пошли в четыре руки. И полуночным поездом Нина отбыла в заповедник под Воронежем, твердо намереваясь пробыть там не более двух суток, затем — мчаться в Минск.
2
Твердое намерение Нины твердо и осуществилось.
Она застала Алексея Платоновича в знакомой нам квартире с распахнутыми в сухой осенний воздух окнами и нераспахнутой, чем-то угнетенной душой.
В квартире был порядок недвижного, пыльного запустения. Не запустелым и жизнеспособным выглядел только письменный стол в спальне-кабинете. Так же тикали на нем часы. В песочных — неслышно утекали песчинки-секунды. А часы Варвары Васильевны все отбивали-отпевали каждые ушедшие пятнадцать минут малиновым звоном.
Таково уж мужское устройство: ежели сам уезжает, а драгоценная половина остается — все нормально, дом и на расстоянии ощущается домом. Но ежели уезжает она, а он остается — нет дома. Есть те же стены, те же вещи, а посреди них — сиротская беспризорность.
Нину удивила не мужская беспризорность, известная ей по опыту своего замужества. Ее более чем удивила эта непонятная печать угнетения, не снятая ни неожиданностью ее приезда, ни благодарностью за приезд.
Ее поезд прибыл рано. Когда она добралась, дотащила чемодан до двери и позвонила, оставалось больше часа до ухода Алексея Платоновича в клинику. Он был уже умыт, одет и, судя по креслу, далеко и косо отодвинутому от письменного стола, был оторван от работы ее звонком.
— Прежде всего, конечно, кофе? — спросила Нина, выкладывая в столовой свои миниатюрные гастрономические подарки и поглядывая в соседнюю комнату на письменный стол Алексея Платоновича.
Со стола свешивалась газета, и что-то в ней было жирно отчеркнуто красным.
Отрываясь от жирной красной черты, Нина повторила:
— Кофе?
— Это будет прекрасно.
Уходя на кухню, она не могла не спросить:
— Сегодняшние газеты уже пришли?
— Нет, их доставляют позже.
Не свешивается со стола газета. Вот она, сложенная.
Сложил, постоял, подумал и — не взял с собой.
Нпна развернула газету. Под отчеркнутым со всех четырех сторон столбцом увидела подпись: «Проф. А. П. Коржин». Она быстро прочла статью.
Ну и что? Коржин горячо приветствует выпуск первого отечественного хирургического инструментария. Интересно рассказывает историю появления на свет скальпеля и других хирургических инструментов и историю их длительного совершенствования. Это занимает первый столбец статьи. Дальше идет подробный разговор о первом выпуске отечественного инструментария, отмечаются его достоинства и недостатки. Говорится и о том, что наш инструментарий пока что уступает импортному, и выражается надежда, что следующий выпуск будет лучше, создатели его будут неустанно добиваться добротности и надежности, ибо от качества инструмента во многом зависит исход операций, то есть жизнь и судьба многих людей.
Конечно, думала Нина, непременно этот столбец надо выделить — это важно для тех, кто инструментарий выпускает. Ее удивило, что Алексей Платонович почему-то стоял, думал, но не взял статью для отправки на завод и не попросил отправить.
Алексей Платонович пришел домой позднее обещанного часа. Осунулся он за этот день, но и воспрянул.
За поздним обедом Нина спросила:
— Были очень тяжелые операции?
— Их было две. Одну делал я. Другую — мне. Причем не в клинике, где оперировать меня неудобно, а на совещании…
— Из-за статьи?
— Прочла! — Почему-то он был тронут этим и посмотрел благодарно.
У Нины сбивчиво вырвалось:
— Но что там такого, нет, наоборот, не такого?
— А вы не заметили? Это оплошность. Усмотрели, будто в статье принижается советская медицинская промышленность…
— Только и всего… — пробормотала Нина.
— Не только и всего, — уточнил он. — Мне предложено написать другую статью, где я должен восхвалять наш инструментарий.
— Ну хоть кто-нибудь возражал?
— «Кто-нибудь» бледнел и выступал с согласием.
И среди них — мой ученик по фамилии Грабушок. Я позволил себе попросить прочесть присутствующим злополучный абзац статьи. Послышались голоса в поддержку, «Ни к чему. Все статью читали», — сказал председатель.
Пришлось без шпаргалки процитировать, как я восхваляю добротный, надежный импортный хирургический инструментарий, и задать вопрос: кто этот инструментарий создал? Талантливые конструкторы, инженеры, рабочие — или эксплуататоры-капиталисты?.. На этом совещание кончилось. Председатель объявил, что выводы будут сообщены клинике.
Сказав это, Алексей Платонович с аппетитом принялся за вторую котлету. Потом посмотрел на Нину поверх очков:
— «Колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня, темно-голубые?»
Продекламировал он мягко. Но сразу же:
— Знаете, с такими глазами, как у вас сейчас, в плакальщицы приглашают. Этого я не ожидал. Вы догадались, и я догадываюсь: разговор еще не закончен. Но мне сегодня удалось свалить гору с плеч. Во всеуслышание удалось сказать то, что сказать должно. И уж совершенно секретно сообщу, что настроение у меня — превосходное.
3
После обеда было тихо-тихо.
Алексей Платонович что-то писал. Нина хозяйничала рассеянно, с трудом вникая в свое кормительное и поительное дело.
Но вот постучала в открытую дверь спальни-кабинета, стараясь не перелить чай из стакана в подстаканник.
— Спасибо, зачем же сюда? Выпьем вместе. Хотите, расскажу вам о сегодняшней нашей операции? Но одну минутку.
Он дописал что-то, вышел в столовую и за чаем рассказал:
— Недели три назад пришел ко мне на прием молодой человек с приятным лицом, сложением античного бога и глазами мученика. Оказалось, женат уже около года. У него любящая жена. Он любит ее, как десять тысяч братьев любить не могут. Но настоящими супругами они до сих пор не стали. Почему? Не могут понять. И оба чувствуют, что начинают сходить с ума.
Я осмотрел его. Причина этой подлинной трагедии таилась не в нем. На следующий прием по моей просьбе пришла жена. Давно я не видел такого классически гармоничного развития. Природа позаботилась обо всем.
Но при этом коварнейшим образом отказала ей в возможности стать женой и матерью.
Так вот, сегодня, с помощью Николая Николаевича Бобренка, была проделана нелегкая операция, какой нам делать не приходилось. Мы исправляли коварную ошибку природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61