— Так что же помешало вам, Ник-Ник, своевременно позвонить? — не забывает спросить Алексей Платонович.
— Комиссия горздрава. Три человека. Мне незнакомые.
— Весьма любопытно. Чем же комиссия интересовалась?
— Количеством послеоперационных летальных исходов за последний месяц.
— Ну-с, — развеселился директор клиники, — какую реакцию вызвало это ужасающее количество? Разочаровало?
— Да, разочаровало заметно: как же так — ноль? Не может быть. Где-то у вас затерялась палочка перед нулем… Проверили. Палочки не нашли. Потребовали за предыдущий месяц. Даю. Изучают внимательно. Опять не то. Один. Восьмидесяти трех лет. И тот — в ваше отсутствие. Листают назад. Листают вперед. Смотрят друг на друга, и слышу: «Всего один».
— Всего?! Бедняга Денисов мог жить без боли минимум года два. Безобразное было упущение. А они — «всего»! Не ведают, что одна жизнь, год жизни, день жизни, час жизни — это не «всего»!
За столом умолкли. Словно после этой вспышки Алексея Платоновича нависшая зловещая нелепость приблизилась и всем сдавила горло.
— Но дальше, мой друг. Сегодня вы роняете слова, как из капельницы. У нас еще своя, полноценная кровь.
Пока что не надо вливать по капле…
— Коле не мешало бы после такой комиссии, — возразил Неординарный.
— Даже так? Чем же еще она интересовалась? Пожелала осмотреть клинику?
— Нет, — ответил Николай Николаевич, — не пожелала. Строго спросила:
«Кто организовал передачу сведений на завод?»
Спрашиваю комиссию:
«Каких сведений? На какой завод?»
«Не понимаете?»
«Не понимаю».
«Тогда придется разъяснить: на завод, где выпущен наш первый инструмент для хирургов. Каким же путем на этот дальний завод так быстро попала статья вашего директора Коржина? Она перепечатана в местной газете, и через неделю там знают ее назубок».
— Так быстро попала? — переспросил Алексей Платонович — Потому что я сразу отправил статью тем, кто трудится над следующим выпуском, дабы успели учесть полезные замечания. Но что будет такой быстрый ответ завода — никак не ожидал. Вот и гадай: дельный это отклик или амбициозный, не терпящий критики.
Неординарный уверенно сказал:
— Отклик дельный и полный уважения. В противном Случае комиссия не выясняла бы ничего. Вот увидите, завтра никакой резолюции в клинику не придет. И никуда не придет.
— Вашими устами — кагор пить, — сказал Алексей Платонович.
Он взял бутылку, прикинул, что по рюмочке кагора еще осталось, предложил:
— Выпьем… — и задумался, как бы повеселее сочинить, — за что выпьем?
— За здоровье директора нашей клиники! — краснея, предложила Дарья Захаровна.
— И Варвары Васильевны, — добавил Ник-Ник.
— Благодарю, — посветлев, сказал Алексей Платонович.
Допивали кагор под малиновый долгий звон. Часы Варвары Васильевны прозвенели одиннадцать, напомнили, что время позднее, и гости поднялись:
— До завтра!
— До утра. Благодарю вас.
4
На завтра ничего из ряда вон выходящего не случилось. Никто не мешал клинике заниматься своим делом.
Никакой резолюции прислано не было.
Профессор, как всегда, после короткого сбора в ординаторской, поднимающего тонус врачей, и обхода, поднимающего тонус больных, быстрым тяжелым шагом протопал в перевязочную. Из перевязочной его вызвали в приемный покой, куда — «с богатой свадьбы, ох, помираю!.. мово крестника…» — доставили крестного отца с заворотом кишок, и, не теряя ни секунды, до выяснения паспортных данных, Коржин распорядился:
— На стол.
Пока крестного готовили к операции, он вернулся в перевязочную проверить, так ли снимается большая гипсовая повязка с бедной мальчишеской шеи с переломом позвонка и накладывается малая.
Увидя, что не лучшим образом, как всегда в такие огорчающие моменты, обратился к недогадливо усердному врачу:
— Золотко мое, не удобнее ли чуточку иначе? — и показал более удобный, надежный и более легкий для больного способ.
В коридоре поджидал Грабушок. Он подошел к своему профессору и, преданно глядя в глаза, попросил две минутки для объяснения: ведь только для его же, доротого профессора, пользы пришлось вчера выступить так, как он выступил.
— Сожалею. Но для этого нет у меня ни одной минутки. И не будет, вежливо улыбаясь, ответил Алексей Платонович. — Для прочего — пожалуйста.
Затем был крестный. Предварительно пришлось освободить его от такого количества целехоньких кусков селедки, вареников и прочего и прочего, что не хватило таза вместить это жадно поглощенное обилие не привыкшим к обилию худосочным человеком. После чего с ассистентом Неординарным началась напряженная работа в пышущей жаром вставшей дыбом полости.
Закончив операцию, Алексей Платонович держал утомленные руки под холодным краном, ощущая живительную прелесть воды, и говорил своему ассистенту, освежающему силы у соседней раковины:
— Не терпит человеческая природа человеческой глупости.
— Это была животная глупость! — обиделся за человека ассистент.
— Ошибаетесь. Никто из животных так не губит себя глупостью и жадностью. Природе животного не за что мстить животному. Они живут в согласии. А мы только что видели изобретательную месть, пример бурного протеста природы. Одна эта тоненькая негодяйка чего стоит, какой убийственной восьмеркой перекрутилась.
— Да, начни вы чуть позже — капут. А рассказывали, что вас вчера кое-кто критиковал за операции с налету, без достаточных сведений. Но кто — не могу допроситься!
— Это неважно. Стоит ли запоминать всех, кто несет бессмыслицу.
Ассистент скосил веселый карий глаз на Алексея Платоновича:
— А что с полным тазом вареников делать? Оставить крестному на поправку или угостить Грабушка?
— Прекратите насмешки. Ничего, кроме мешающих работе стычек, это дать не может.
Он пришел домой вовремя. Нина подгадала с обедом.
Он был, как у Варвары Васильевны, уже на столе.
Только начали обедать — звонок.
— Ешьте, я послушаю.
Звонок-вызов из сельской больницы. Обезумевший, умоляющий вопль на всю комнату:
— Мне профессора, не откажите, Алексея Платоновича!
Берет трубку:
— Успокойтесь, коллега… Когда вскрыли?.. Так охвачена флегмоной артерия или нет?.. Как вы подошли?.. Умница. Хорошо… А это — не хорошо… Да, единственное, что надо сделать. Вот видите, вы все понимаете. Недаром я поставил вам высший балл. Если не улучшится позвоните мне после десяти, приеду.
До половины десятого он был на заседании Хирургического общества. За это время звонил Сергей Михеевич, расспрашивал Нину, что нового. И как выглядит дома этот Коржин. Когда утром заходил — был веселый. Но ведь у него, как в Московском Художественном театре, не отличишь игру от жизни. Одна Варвара Васильевна отличает. И то бывают промашки. Кстати, есть от нее вести?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61