Пока выходили, попросили «усилить общее давление» – то есть до перегрева стволов. Шрек давление усилил и ствол перегрел быстро. Джимми полил пулеметную рубашку «Пепси-Колой» – она оказалась первой попавшейся жидкостью под рукой, шипела и пенилась на горячем метале, воняя жженым сахаром вперемешку с оружейной смазкой. Поливал по чуть-чуть, очень боялся посадить ствол. Иногда перегретый металл из-за неправильного охлаждения становится или излишне мягким, или излишне хрупким, а то и вообще меняется диаметр ствола, пусть на микроны, но меткости больше не жди – «плевок пули» вместо выстрела. Эффективность отсекания понять было трудно. Ясно было одно – арабов не много, и рассчитывали они исключительно на внезапность. Внезапности не получилось, расчет сорвался. Отходить от «ядра» и преследовать более чем на две мили (чуть более 3-х км ) сочли излишним. Минут через тридцать в воздухе появились «Фалконы» а чуть позже «Вортхоги» – небо у горизонта несколько раз вспыхнуло, как при грозе, но с более красным оттенком. Все, дальше ночь как ночь за единственным исключением – без сна.
Под утро зондирующая команда вышла на позиции, где засекли партизан – нашли всего три трупа и одного тяжелораненого. Вызвали вертолет, Обычно арабы не слишком стойкий народ на допросах, а если нет пленных или других зацепок, то спасение жизни одного партизана вполне оправдано с точки зрения дальнейшего дознания. Однако когда сел вертолет, то эвакуировать было некого – араб умер за пять минут от острой кровопотери, несмотря на массивную инфузию раствора декстрана (того, что при ранениях позволяет удерживать объем циркулирующей крови, разводя ее, но сохраняя другие свойства ). Наиболее значимым свидетельством ночного инцидента оказалась куча стрелянных гильз около связной машины и «Хамви» Шрека. Эффективность использования патрона по критерию «гильза-труп» около много тысяч к одному. При этом первое значение стремится к бесконечности, а второе норовит сползти к нулю. И пулеметный ствол с разводами от сгоревшей «Пепси», чисть его теперь, как кухонную плиту.
Потом было общее построение, где в максимуме присутствовало 2/3 личного состава (остальные были связаны оборонно-наблюдательными мероприятиями, да снятием мин и сигналок). Потом минута свободного времени (какого, к черту, свободного – побриться, подмыться, да еще и сухпай сожрать). Ну а затем выход – привычная тягомотина при выстраивании в походный порядок и пыль. А к полудню обещанный дождь. Тех, кто не видел ближневосточного дождя придется разочаровать – ничего особенного, та же самая грязь. Начинается правда несколько странно, такое чувство, что первые капли, не долетев до земли, высыхают где-то в воздухе. Быстро становится тепло и влажно как в теплице, а после самый обычный короткий дождь. Однако таких осадков хватает, чтобы пустыню превратить в болото. Точнее, где один песок, то совсем наоборот – он лишь плотнее становится, луж нет, а ботинок, по сухому увязавший по щиколотку, едва оставляет свой рифленый след. А вот где была пылюка или глина, то там болото. Но и эти болота как-то быстро самодренируются, лужи впитываются со скоростью вытекающей из ванной воды, подошвы, совсем недавно казавшиеся неподъемными блинами от штанги, снова приобретают девственно-складской вид, а сухие ручейные русла трансформируются в бурные потоки цвета кофе с молоком. И все это длится час-два максимум. Затем статус-кво восстанавливается, и вы опять обнаруживаете себя в весьма аридной местности, песок просыхает, и только глупые травы-эфемеры радуются – эти самоубийцы за какую-то неделю успевают вырасти сантиметров на десять, отцвести и засохнуть заживо, однако дав семена для жизни в следующем году. Впрочем не обязательно в году – достаточно следующего дождя, а весной, зимой или осенью, это уже ничего не значащие детали. Адаптация к пустыне сильнее человеческих представлений о возможностях эволюционной биологии. Травы здесь, это не только мелкие метелочки над хиреющими пучками тонких листьев, это еще и цветы. Конечно по многоцветью влажного периода ближневосточную пустыню не сравнить с февральской Аризоной, что цветет как клумба, но все равно местами красиво, правда кактусов нет. Красиво и жалко – через недельку исчезнут последние признаки жизни, опять все станет на долгие месяцы гнусно-нудным мертвым песком.
На самом пике дождя пришла еще одна неприятность – конвой проходил через очередную деревушку-три-двора, где как всегда из-за забора какой-то отчаянный шмальнул из гранатомета. Попал. Вхолостую! По идее такого чуда и везения быть не должно, но в Ираке случалось весьма часто. Счастье состояло в том, что многие гранаты были очень старыми и хранились не пойми как. Саддам их накупил у Союза еще на заре 80-х, очень кстати для Советов и очень не кстати для себя (правда взял в долг, который уже сегодняшняя Россия, по щедрости и простоте душевной, списала). СССР умудрился ему слить просроченного барахла со своих складов, так как посылать в Афган для своих такое было рискованно, а советский ВПК (военно-промышленный комплекс ) работал исправно и штамповал новое в нужных количествах. Но тут Ирано-Иракская война закончилась из-за полного истощения обеих сторон и очевидной бессмысленности. Только что купленные гранаты не пригодились. При захвате Кувейта Саддам тоже эти стратегзапасы не израсходовал – там его били с воздуха, а потом одним скачком захватили, гранатометчики больше встречали танки с поднятыми руками. Ну что было в гранатометах, то трофейно ушло, а что было на складах опять осталось из-за той же невостребованности. Теперь вот восстребовалось, но совсем уж постарело. Реактивная часть оказалась живучей боевой – такие гранаты исправно вылетали, но не всегда «правильно» взрывались. А иногда не взрывались совсем. В этот раз граната, как копье, пробила стекло и воткнулась в кресло-диванчик между водительским и пассажирскими местами.
Спрыгнувшие солдаты завалились в грязь. Никакого боя не произошло – за тот забор быстро накидали ответных гранат из автоматических гранатометов, да разнесли в щепки ближайший сарай. В глубине двора стоял дом, затененный громадными деревьями, что кронами напоминают плакучие ивы, а листьями акацию. Со звоном полетели стекла, а затем оттуда с поднятыми руками выбежала кричащая женщина, явно умоляя не стрелять. Отчаянная… Тормозить колону в этом поселочке дело не самое умное, но остановили – не хотели разрывать боевое охранение, да и транспорт с неразорвавшейся гранатой двинуть было рискованно. Муфлиху дали мегафон и попросили проорать, чтобы все выходили из двора за ворота. Вышла семья – муж, высоченный араб с крестьянскими натруженными руками, детки… Шестеро, мал мала меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Под утро зондирующая команда вышла на позиции, где засекли партизан – нашли всего три трупа и одного тяжелораненого. Вызвали вертолет, Обычно арабы не слишком стойкий народ на допросах, а если нет пленных или других зацепок, то спасение жизни одного партизана вполне оправдано с точки зрения дальнейшего дознания. Однако когда сел вертолет, то эвакуировать было некого – араб умер за пять минут от острой кровопотери, несмотря на массивную инфузию раствора декстрана (того, что при ранениях позволяет удерживать объем циркулирующей крови, разводя ее, но сохраняя другие свойства ). Наиболее значимым свидетельством ночного инцидента оказалась куча стрелянных гильз около связной машины и «Хамви» Шрека. Эффективность использования патрона по критерию «гильза-труп» около много тысяч к одному. При этом первое значение стремится к бесконечности, а второе норовит сползти к нулю. И пулеметный ствол с разводами от сгоревшей «Пепси», чисть его теперь, как кухонную плиту.
Потом было общее построение, где в максимуме присутствовало 2/3 личного состава (остальные были связаны оборонно-наблюдательными мероприятиями, да снятием мин и сигналок). Потом минута свободного времени (какого, к черту, свободного – побриться, подмыться, да еще и сухпай сожрать). Ну а затем выход – привычная тягомотина при выстраивании в походный порядок и пыль. А к полудню обещанный дождь. Тех, кто не видел ближневосточного дождя придется разочаровать – ничего особенного, та же самая грязь. Начинается правда несколько странно, такое чувство, что первые капли, не долетев до земли, высыхают где-то в воздухе. Быстро становится тепло и влажно как в теплице, а после самый обычный короткий дождь. Однако таких осадков хватает, чтобы пустыню превратить в болото. Точнее, где один песок, то совсем наоборот – он лишь плотнее становится, луж нет, а ботинок, по сухому увязавший по щиколотку, едва оставляет свой рифленый след. А вот где была пылюка или глина, то там болото. Но и эти болота как-то быстро самодренируются, лужи впитываются со скоростью вытекающей из ванной воды, подошвы, совсем недавно казавшиеся неподъемными блинами от штанги, снова приобретают девственно-складской вид, а сухие ручейные русла трансформируются в бурные потоки цвета кофе с молоком. И все это длится час-два максимум. Затем статус-кво восстанавливается, и вы опять обнаруживаете себя в весьма аридной местности, песок просыхает, и только глупые травы-эфемеры радуются – эти самоубийцы за какую-то неделю успевают вырасти сантиметров на десять, отцвести и засохнуть заживо, однако дав семена для жизни в следующем году. Впрочем не обязательно в году – достаточно следующего дождя, а весной, зимой или осенью, это уже ничего не значащие детали. Адаптация к пустыне сильнее человеческих представлений о возможностях эволюционной биологии. Травы здесь, это не только мелкие метелочки над хиреющими пучками тонких листьев, это еще и цветы. Конечно по многоцветью влажного периода ближневосточную пустыню не сравнить с февральской Аризоной, что цветет как клумба, но все равно местами красиво, правда кактусов нет. Красиво и жалко – через недельку исчезнут последние признаки жизни, опять все станет на долгие месяцы гнусно-нудным мертвым песком.
На самом пике дождя пришла еще одна неприятность – конвой проходил через очередную деревушку-три-двора, где как всегда из-за забора какой-то отчаянный шмальнул из гранатомета. Попал. Вхолостую! По идее такого чуда и везения быть не должно, но в Ираке случалось весьма часто. Счастье состояло в том, что многие гранаты были очень старыми и хранились не пойми как. Саддам их накупил у Союза еще на заре 80-х, очень кстати для Советов и очень не кстати для себя (правда взял в долг, который уже сегодняшняя Россия, по щедрости и простоте душевной, списала). СССР умудрился ему слить просроченного барахла со своих складов, так как посылать в Афган для своих такое было рискованно, а советский ВПК (военно-промышленный комплекс ) работал исправно и штамповал новое в нужных количествах. Но тут Ирано-Иракская война закончилась из-за полного истощения обеих сторон и очевидной бессмысленности. Только что купленные гранаты не пригодились. При захвате Кувейта Саддам тоже эти стратегзапасы не израсходовал – там его били с воздуха, а потом одним скачком захватили, гранатометчики больше встречали танки с поднятыми руками. Ну что было в гранатометах, то трофейно ушло, а что было на складах опять осталось из-за той же невостребованности. Теперь вот восстребовалось, но совсем уж постарело. Реактивная часть оказалась живучей боевой – такие гранаты исправно вылетали, но не всегда «правильно» взрывались. А иногда не взрывались совсем. В этот раз граната, как копье, пробила стекло и воткнулась в кресло-диванчик между водительским и пассажирскими местами.
Спрыгнувшие солдаты завалились в грязь. Никакого боя не произошло – за тот забор быстро накидали ответных гранат из автоматических гранатометов, да разнесли в щепки ближайший сарай. В глубине двора стоял дом, затененный громадными деревьями, что кронами напоминают плакучие ивы, а листьями акацию. Со звоном полетели стекла, а затем оттуда с поднятыми руками выбежала кричащая женщина, явно умоляя не стрелять. Отчаянная… Тормозить колону в этом поселочке дело не самое умное, но остановили – не хотели разрывать боевое охранение, да и транспорт с неразорвавшейся гранатой двинуть было рискованно. Муфлиху дали мегафон и попросили проорать, чтобы все выходили из двора за ворота. Вышла семья – муж, высоченный араб с крестьянскими натруженными руками, детки… Шестеро, мал мала меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91