Не обращая на него внимания, я сказал Славкину: — Где я могу связаться с вами, скажем, завтра?
— Завтра вас здесь не будет, — вмешался Остервельт. — Чтобы через час вашего духу в округе не было, иначе пеняйте на себя.
Славкин сказал кротко: — Я думал, вы собираетесь арестовать его.
Остервельт взбеленился. Он перешел на крик: — Не зарывайтесь, м-р Славкин. Люди, поважнее вас, думали, что смогут потягаться со мной, и потеряли работу.
— Да ладно вам, шериф. Часто бываете в кино? — Славкин развернул жевательную резинку и заработал челюстями. Он сказал мне: — Можете связаться со мной в любое время через газету «Рекорд» в Пуриссиме.
— Это вы так считаете, — сказал Остервельт. — С завтрашнего дня вы там уже не будете работать.
— Позвоните по номеру 6328, — сказал Славкин. — Если меня там не будет, поговорите со Сполдингом. Он — редактор.
— Я могу выйти на инстанции повыше, чем Сполдинг, если понадобится.
— Обратитесь в Верховный Суд, шериф. — Жующее лицо Славкина выражало усталое превосходство, что делало его похожим на интеллектуального верблюда. — Мне бы, конечно, хотелось получить от вас сведения, которыми вы располагаете. Сполдинг отвел место на первой полосе для этой истории.
— Я не прочь передать их вам, но они не выкристаллизовались.
— Вот видите? — сказал Остервельт. — У него ничего нет. Он всего лишь хочет нагадить. Вы ненормальный, если верите ему, а не мне. О Боже, он может даже быть сообщником этого шизика. Он предоставил Холлману свою машину, не забывайте.
— Здесь становится довольно шумно, — сказал я Славкину и двинулся к двери.
Он последовал за мной, проводив меня до машины. — Когда вы говорили об уликах, вы не шутили?
— Нисколько. Думаю, Холлман основательно влип и ему будет трудно выпутаться.
— Пожалуй, вы правы. Этот парень мне симпатичен, вернее, был симпатичен до того, как заболел.
— Так вы знакомы с Карлом?
— Еще со средней школы. Остервельта я тоже знаю достаточно давно. Но сейчас не время о нем говорить. — Он прислонился к окну автомобиля и от него пахнуло жевательной резинкой фирмы «Дентайн». — Вы кого-нибудь еще подозреваете?
— Да, и не одного.
— Ах значит так?
— Значит так. Спасибо за помощь.
— Не за что. — Его черные глаза скользнули по моей голове. — А вы знаете, что у вас порвано ухо? Вам следует обратиться к врачу.
— Так я и сделаю.
Глава 17
Я приехал в Пуриссиму и остановился в мотеле с названием «Гасьенда», что в районе порта. Не располагая банковским счетом и имея в бумажнике долларов сорок с небольшим, которые надлежало растянуть до пенсии по старости, я выбрал самый дешевый номер из тех, где стоял телефон. В комнате, за которую я уплатил вперед восемь долларов, находились кровать, стул, комод, обклеенный шпоном под дуб, а также телефон. Окно выходило на автомобильную стоянку.
Неожиданно при виде комнаты у меня защемило сердце от ощущения боли и утраты. Боли не по Карлу Холлману, хотя образ беглеца постоянно всплывал в сознании. Вероятно, то была боль по самому себе; а утрата — утрата несбывшихся планов.
Выглядывая из-за пыльных жалюзи, я чувствовал себя, будто преступник, скрывающийся от закона. Ощущение мне не понравилось, и я стряхнул его. Все, что мне требовалось, был чемодан, набитый украденными деньгами, и пепельно-белокурая подружка, хнычущая по норковому манто и бриллиантам. Из всех моих знакомых на роль пепельно-белокурой подружки больше всего подходила Зинни, а Зинни, как оказалось, уже была подружкой другого.
В каком-то смысле я был рад, что Зинни — не моя подружка. Комната оказалась маленькой, и напечатанное объявление под стеклом на крышке комода гласило, что на двоих она сдается за четырнадцать долларов. Номер полагалось освободить к двенадцати часам дня. Закурив пепельно-белокурую сигарету, я высчитал, что для завершения дела в моем распоряжении около двадцати четырех часов. Я не собирался платить за вторые сутки из собственного кармана. Это было бы преступлением.
Попробуйте когда-нибудь прислушаться к самому себе, когда вы одни в случайной комнате в чужом городе. Хуже всего, когда ты потерпел неудачу, и пепельно-белокурые призраки из прошлого ведут с тобой междугородние телефонные разговоры, и ты никак не можешь положить трубку.
Перед тем как заказать реальный междугородний разговор, я прошел в ванную и в зеркале над умывальником осмотрел голову. Она выглядела хуже, чем я ее ощущал. Ухо было порвано и наполовину заполнено подсыхающей кровью. На виске и щеке виднелись ссадины. Над глазом намечался синяк, от чего я выглядел более беспутным, чем был на самом деле. Когда я улыбнулся пришедшей в голову мысли, то эффект получился весьма мрачный.
Мысль, пришедшая в голову, заставила меня вернуться в спальню. Я сел на край кровати и в местном телефонном справочнике отыскал номер доктора — дружка Зинни. Грантленд имел кабинет на респектабельной Мейн-стрит и дом на Сивью-роуд. Я выписал адреса и номера телефонов и позвонил ему на работу. Девушка, взявшая трубку, после уговоров назначила мне время для внеочередного приема в полшестого, на конец рабочего дня.
Если я поспешу, и если Гленн Скотт окажется дома, то у меня хватит времени повидаться с ним и успеть на прием к Грантленду. Выйдя на пенсию, Гленн обосновался на ранчо в глубинке Малибу, где выращивал авокадо. В последние два года я раза два или три наведывался к нему, чтобы сыграть в шахматы. Он всегда обыгрывал меня, но выпивка у него была отменная. К тому же, Скотт мне нравился. Он был одним из немногих, которых я знал по службе в Голливуде, умевших наслаждаться своими небольшими деньгами и при этом не пускать людям пыль в глаза.
Набирая номер, я подумал, что Гленн оказался при деньгах так же, как многие другие оказывались в нищете. Всю свою жизнь он, конечно, работал в поте лица, но из-за денег никогда не доводил себя до изнурения. Он любил приговаривать, что никогда не пытался продаться из-за боязни, что кто-нибудь захочет его купить.
На другом конце провода раздался голос служанки, которая проработала у Скоттов двадцать лет. М-р Скотт находился на участке, где поливал деревья. Насколько она могла судить, он пребывал там с утра и будет рад повидать меня.
Я отыскал его спустя полчаса, поливающим из шланга склон выгоревшего на солнце пригорка. Хилые молодые деревья авокадо, посаженные рядами, лишь подчеркивали бесплодие каменистой почвы. «Джип» Гленна стоял на обочине дороги. Разворачиваясь и припарковываясь за ним, я мог видеть покрытую черепицей крышу его плоского дома, построенного из красноватого дерева, а за ней длинную белую дугу пляжа, примыкавшую к морю. Я направился к Скотту через луг, ощутив внезапный укол зависти. Мне казалось, что у Скотта есть все, что стоит иметь человеку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62