Поэтому после второго бокала я стал осторожно поигрывать со своим воображением, представляя солидную тетку Лепиду в качестве знаменитого обжоры, который за один присест съедает целого кабана и выпивает больше кадки вина. Мне даже хотелось бы кинуть на растерзание тетке Лепиде живых людей, чтобы она сожрала их сырыми.
Неожиданно тетка Лепида, глядя на меня, зарыдала, ей тоже показалось, что несчастнее меня нет на земле человека. Тогда я вспомнил, что видел уже эти слезы умиления, когда Лепида лежала в постели, страдая от запора. Тетка ласково погладила рыжий пушок на моей щеке и сказала: «Увидеть бы мне эту бороду остриженной, а там и помереть можно». Я тут же ответил, что остригу бороду хоть сейчас, и велел своим «врачам» дать тетке Лепиде слабительного сверх всякой меры. Она еще не скончалась, как я заграбастал ее наследство, скрыв теткино завещание, чтобы ничего не упустить из своих рук. Теперь было бы можно повторить это развлечение или придумать что-нибудь другое…
И тогда я рухнул к тетке Лепиде на грудь и между ее «арбузов» пристроил свою голову. Тетка Лепида слегка потеряла равновесие и откинулась на диванные подушки, но продолжала лить слезы, размазывая их по моему лицу. Она ухватила мою голову обеими руками, прижала к себе, и я проваливался между «арбузов» все глубже и глубже. Царь Эдип хохотал из могилы, предчувствуя эту сцену, я раздвинул тяжелые ляжки тетки Лепиды и вошел в нее полностью, как нож в масло. Не знаю, чего она ожидала, но только не этого. Урок, что негоже так сопереживать юношам. Я выглянул краешком глаза из-под «арбузов» – тетка Лепида замерла, рассматривая потолок, будто было там нарисовано нечто удивительное. «Чудо! Чудо!» – хотела воскликнуть, видимо, тетка Лепида, хотя никакого чуда и не случилось. Я просто и быстро сдвинул на ней трусы влево – опыт, приобретенный с Ацерронией. Для перевоплощения я принялся шмыгать носом на груди у тетки Лепиды и содрогаться от хохота, что, впрочем, сошло за рыдание совсем расстроенного молодого человека. И тетка Лепида, припомнив, какое у меня горе, возобновила поглаживание моей головы, утешая юношу звуками «шшшш, шшшш…». Вскоре звуки поменялись на «ххххх, ххххх…». А потом и вовсе на «ооохы-ы, ооохы-ы…». В полном соответствии со всеми женскими орфоэпическими правилами… И тут мы снова подошли к проблеме античной литературы на современном этапе… Не я с теткой Лепидой, а мы с вами…
Пренебрегая такими специфическими терминами, как синонимичность и аллитерация, тем не менее нам придется найти для тетки Лепиды место, чтобы оправдать действие. Иначе я рискую застрять, как глагол у нее в глотке. (Не беспокойтесь, я не забываю про действие и в дальнейшем подробным образом опишу, как оказался глагол там.) И кажется мне, что между потоком сознания и конструкцией тетки Лепиды существует прямая связь. Как широкая река, этот поток заполняет собою книгу от корки до корки, и не всякая птица долетит до середины могучего потока. Богом дан нам язык, и вот мы его чешем об тетку Лепиду… Кстати, ей это нравится…
Здесь, не выдержав долгих рассуждений, мой восклицательный знак выплеснул жирный дефис, а следом и многоточие (!…). Далее, по правилам, восклицательный знак склонялся в вопросительную позу, и назревали препинания, в данном случае с теткой Лепидой. Потому что ненасытная тетка желала утешать меня и дальше, пренебрегая орфографией. Пришлось напомнить ей о составе предложения по части соподчиненных членов, и тогда Лепида смущенно отпустила меня из-под своих «арбузов». Великое слово – «нравственность», когда тебе уж больше ничего не хочется… Кое-как собрав свои телеса в кучу, тетка Лепида принялась хлопотать возле меня, стараясь оправдаться в собственных глазах заботой о подрастающем поколении. Как будто между нами ничего не произошло, но я уже не сомневался, что именно благодаря «нравственности» избавлюсь от опеки германок и тетки Лепиды. Даже придумал как… Ведь чтобы люди молчали, надо вовлечь их во что-нибудь неприличное с точки зрения христианской морали, а это совсем не сложно, учитывая, что каждый человек наслаждается двойной жизнью… Античной и современной. И только истинные язычники, как я, Нерон Цезарь, совершенны и аморальны. Нас мало, мы маргинальны и существуем по собственным законам с незапамятных времен. Эксплуатируя овец и баранов, вроде моего папашки Клавдия…
Как следует натешившись Бахусом, я предложил захмелевшей Лепиде игру, от которой она вначале отказывалась, но, совершив первый ход, уже не смогла остановиться. Я поймал тетку Лепиду на том, чего сам никогда не делал. Я потребовал у тетки обучить меня премудростям любви, иначе мне совсем непонятны некоторые строчки из античной литературы. И пусть лучше тетка Лепида, благородная матрона, растолкует мне все подробно, иначе моим образованием займется какая-нибудь подзаборная шлюха, что будет весьма прискорбно. Последний довод сломал целомудренную Лепиду окончательно, она раскраснелась и согласно кивнула. Ведь главное для женщины – придумать себе оправдание, и можно делать все, что душе угодно. Это я понял из опыта с Ацерронией, которая, впрочем, оправдывается теперь в другом месте, сообща с Агриппиной… Обе синие, и обе покойные. А все потому, что надо быть цельной личностью, не перепрыгивая с христианской морали на языческую мораль по собственному усмотрению… Тогда я достал из рюкзачка славного Марциала и зачитал пару строк для начала обучения:
В целом городе ни один не скажет,
Будто он поработал на Таиде.
Почему же от мужланов нет отбою,
А Таида все чиста? Сосать умеет…
Удивленная, тетка Лепида вытаращила на меня глаза – «неужели в античности занимались такими же вещами?» Нет, тетка Лепида, мы были статуями… Конечно занимались, вспомни молодость, просто долгое время об этом не говорили, но все возвращается на круги своя… И тогда Лепида опомнилась и сделала это мастерски… Я продолжал…
Ночь я провел – и с такой шаловливой девчонкой,
(Вот уж… Тетка Лепида жеманно опустила глазки…)
Что неспособен никто в играх ее превзойти.
«Ах ты, резвушка моя! Так давай же… побудешь мальчишкой!»
И согласилась она – «ах!» – безо всякой мольбы.
Тетка Лепида принялась отнекиваться, утверждая, что никогда не делала ничего подобного, ну если только пару раз, с бывшим мужем… Я усомнился и оказался прав – тетка Лепида стала мальчишкой, даже не поморщившись… Наоборот, этакая метаморфоза очень ей нравилась. Тетка Лепида покачивалась на четвереньках, как опрокинутый на пол комод, я отирался с тыльной стороны, которую практически никто не видит, если комод стоит у стены. «Это мне подходит, мой мальчик, это мне подходит…» – мычала Лепида, и я погружался в нее, как лифт в шахту, а тетка с удовольствием сопровождала движения «кабины» разными звуками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Неожиданно тетка Лепида, глядя на меня, зарыдала, ей тоже показалось, что несчастнее меня нет на земле человека. Тогда я вспомнил, что видел уже эти слезы умиления, когда Лепида лежала в постели, страдая от запора. Тетка ласково погладила рыжий пушок на моей щеке и сказала: «Увидеть бы мне эту бороду остриженной, а там и помереть можно». Я тут же ответил, что остригу бороду хоть сейчас, и велел своим «врачам» дать тетке Лепиде слабительного сверх всякой меры. Она еще не скончалась, как я заграбастал ее наследство, скрыв теткино завещание, чтобы ничего не упустить из своих рук. Теперь было бы можно повторить это развлечение или придумать что-нибудь другое…
И тогда я рухнул к тетке Лепиде на грудь и между ее «арбузов» пристроил свою голову. Тетка Лепида слегка потеряла равновесие и откинулась на диванные подушки, но продолжала лить слезы, размазывая их по моему лицу. Она ухватила мою голову обеими руками, прижала к себе, и я проваливался между «арбузов» все глубже и глубже. Царь Эдип хохотал из могилы, предчувствуя эту сцену, я раздвинул тяжелые ляжки тетки Лепиды и вошел в нее полностью, как нож в масло. Не знаю, чего она ожидала, но только не этого. Урок, что негоже так сопереживать юношам. Я выглянул краешком глаза из-под «арбузов» – тетка Лепида замерла, рассматривая потолок, будто было там нарисовано нечто удивительное. «Чудо! Чудо!» – хотела воскликнуть, видимо, тетка Лепида, хотя никакого чуда и не случилось. Я просто и быстро сдвинул на ней трусы влево – опыт, приобретенный с Ацерронией. Для перевоплощения я принялся шмыгать носом на груди у тетки Лепиды и содрогаться от хохота, что, впрочем, сошло за рыдание совсем расстроенного молодого человека. И тетка Лепида, припомнив, какое у меня горе, возобновила поглаживание моей головы, утешая юношу звуками «шшшш, шшшш…». Вскоре звуки поменялись на «ххххх, ххххх…». А потом и вовсе на «ооохы-ы, ооохы-ы…». В полном соответствии со всеми женскими орфоэпическими правилами… И тут мы снова подошли к проблеме античной литературы на современном этапе… Не я с теткой Лепидой, а мы с вами…
Пренебрегая такими специфическими терминами, как синонимичность и аллитерация, тем не менее нам придется найти для тетки Лепиды место, чтобы оправдать действие. Иначе я рискую застрять, как глагол у нее в глотке. (Не беспокойтесь, я не забываю про действие и в дальнейшем подробным образом опишу, как оказался глагол там.) И кажется мне, что между потоком сознания и конструкцией тетки Лепиды существует прямая связь. Как широкая река, этот поток заполняет собою книгу от корки до корки, и не всякая птица долетит до середины могучего потока. Богом дан нам язык, и вот мы его чешем об тетку Лепиду… Кстати, ей это нравится…
Здесь, не выдержав долгих рассуждений, мой восклицательный знак выплеснул жирный дефис, а следом и многоточие (!…). Далее, по правилам, восклицательный знак склонялся в вопросительную позу, и назревали препинания, в данном случае с теткой Лепидой. Потому что ненасытная тетка желала утешать меня и дальше, пренебрегая орфографией. Пришлось напомнить ей о составе предложения по части соподчиненных членов, и тогда Лепида смущенно отпустила меня из-под своих «арбузов». Великое слово – «нравственность», когда тебе уж больше ничего не хочется… Кое-как собрав свои телеса в кучу, тетка Лепида принялась хлопотать возле меня, стараясь оправдаться в собственных глазах заботой о подрастающем поколении. Как будто между нами ничего не произошло, но я уже не сомневался, что именно благодаря «нравственности» избавлюсь от опеки германок и тетки Лепиды. Даже придумал как… Ведь чтобы люди молчали, надо вовлечь их во что-нибудь неприличное с точки зрения христианской морали, а это совсем не сложно, учитывая, что каждый человек наслаждается двойной жизнью… Античной и современной. И только истинные язычники, как я, Нерон Цезарь, совершенны и аморальны. Нас мало, мы маргинальны и существуем по собственным законам с незапамятных времен. Эксплуатируя овец и баранов, вроде моего папашки Клавдия…
Как следует натешившись Бахусом, я предложил захмелевшей Лепиде игру, от которой она вначале отказывалась, но, совершив первый ход, уже не смогла остановиться. Я поймал тетку Лепиду на том, чего сам никогда не делал. Я потребовал у тетки обучить меня премудростям любви, иначе мне совсем непонятны некоторые строчки из античной литературы. И пусть лучше тетка Лепида, благородная матрона, растолкует мне все подробно, иначе моим образованием займется какая-нибудь подзаборная шлюха, что будет весьма прискорбно. Последний довод сломал целомудренную Лепиду окончательно, она раскраснелась и согласно кивнула. Ведь главное для женщины – придумать себе оправдание, и можно делать все, что душе угодно. Это я понял из опыта с Ацерронией, которая, впрочем, оправдывается теперь в другом месте, сообща с Агриппиной… Обе синие, и обе покойные. А все потому, что надо быть цельной личностью, не перепрыгивая с христианской морали на языческую мораль по собственному усмотрению… Тогда я достал из рюкзачка славного Марциала и зачитал пару строк для начала обучения:
В целом городе ни один не скажет,
Будто он поработал на Таиде.
Почему же от мужланов нет отбою,
А Таида все чиста? Сосать умеет…
Удивленная, тетка Лепида вытаращила на меня глаза – «неужели в античности занимались такими же вещами?» Нет, тетка Лепида, мы были статуями… Конечно занимались, вспомни молодость, просто долгое время об этом не говорили, но все возвращается на круги своя… И тогда Лепида опомнилась и сделала это мастерски… Я продолжал…
Ночь я провел – и с такой шаловливой девчонкой,
(Вот уж… Тетка Лепида жеманно опустила глазки…)
Что неспособен никто в играх ее превзойти.
«Ах ты, резвушка моя! Так давай же… побудешь мальчишкой!»
И согласилась она – «ах!» – безо всякой мольбы.
Тетка Лепида принялась отнекиваться, утверждая, что никогда не делала ничего подобного, ну если только пару раз, с бывшим мужем… Я усомнился и оказался прав – тетка Лепида стала мальчишкой, даже не поморщившись… Наоборот, этакая метаморфоза очень ей нравилась. Тетка Лепида покачивалась на четвереньках, как опрокинутый на пол комод, я отирался с тыльной стороны, которую практически никто не видит, если комод стоит у стены. «Это мне подходит, мой мальчик, это мне подходит…» – мычала Лепида, и я погружался в нее, как лифт в шахту, а тетка с удовольствием сопровождала движения «кабины» разными звуками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84