Решила: раз ей Келли не нравится, то не понравится никому. А зрители ее полюбили, и она, после Воггла, сделалась второй по популярности. Пришлось сменить тактику и уже на следующий день начать подыгрывать Келли.
– Значит, иногда и объект передачи влияет на сценарий?
– Но не без моей помощи: я показывал ее с привлекательной стороны. Решил, что буду последним подонком, если позволю себе пойти на поводу у Джеральдины.
День тридцать первый. 8.30 утра
Прочитав отчет Триши о разговоре с Фогарти, Колридж собрал совещание.
– В данный момент, – твердо заявил он, – я пришел к мнению, что мы ошиблись относительно семи подозреваемых и жертвы.
Подобно большинству его сентенций, эта тоже была встречена изумленными взглядами. Колриджу показалось, что он услышал, как ворочаются мысли в головах подчиненных.
– Как же так, босс? – удивился Хупер.
– Босс?
– Извините, я хотел сказать, инспектор.
– Благодарю вас, сержант.
– Как же так, инспектор: почему мы ошиблись с подозреваемыми и с жертвой?
– Мы смотрели на этих людей глазами продюсеров и режиссеров «Любопытного Тома» и не видели их такими, какие они есть на самом деле. – Колридж помолчал; он заметил в заднем ряду жующую резинку констебля, девушку-констебля… Ему очень хотелось приказать ей оторвать от листа клочок и выплюнуть жвачку на бумагу, но он понимал, что времена таких приказов давно миновали. Он бы не удивился, если бы узнал, что где-нибудь в Брюсселе учрежден суд, который включил право жевать резинку в реестр основных прав личности. И поэтому ограничился свирепым взглядом, от которого челюсть девушки замерла на целых три секунды.
– Поэтому мы должны быть очень осторожны в выводах. За исключением коротких бесед с оставшимися в живых «арестантами», приходится полагаться на лживый глаз телекамеры, который лишь кажется убедительным и правдивым, но на самом деле, как мы теперь понимаем, фальшив и недостоверен. Придется начать сначала и отбросить все предубеждения. Абсолютно все.
Таким образом, им ничего не оставалось, как копаться в архивах шоу «Под домашним арестом».
«Третий день «Под домашним арестом», – раздался голос Энди, диктора за кадром. – Лейла лезет в холодильник за сыром. Вегетарианский сыр – основной компонент ее диеты и источник протеинов».
– Вот видите, как телевидение пудрит нам мозги! – с возмущением воскликнул Колридж. – Если не вдумываться – полное ощущение, что происходит нечто важное! У этого типа талант преподносить абсолютные банальности таким тоном, словно речь идет о жизни и смерти.
– Мне кажется, все дело в шотландском акценте, – заметил Хупер. – Звучит искреннее.
– Он бы точно так же комментировал Карибский кризис… «В Овальном кабинете полночь. Президент Кеннеди еще не разговаривал с секретарем Хрущевым».
– А кто такой Хрущев? – поинтересовался сержант.
– Господи боже мой! Глава Советского Союза!
– Никогда не слышал о таком профсоюзе, сэр.
Колридж надеялся, что Хупер шутил, но почел за лучшее не спрашивать. И вместо этого нажал на кнопку «воспроизведение».
«Но посмотрите: Лейла обнаружила, что часть ее сыра пропала», – объявил Энди.
– Он говорит это так, словно она открыла пенициллин, – простонал инспектор.
День третий. 3.25 пополудни
Лейла сердито шарахнула дверцей холодильника:
– Вот еще новости… что за дела? Кто съел мой сыр?
– Я, – отозвался Дэвид. – А что, нельзя? – Он со всеми говорил мягким, слегка высокомерным тоном человека, познавшего смысл жизни, который, в чем он не сомневался, остальным был недоступен. Обычно Дэвид вещал из-за спины, потому что часто массировал другим плечи. Но, обращаясь прямо, любил смотреть в глаза, воображая, что его собственные обладают гипнотическим свойством: манящие прозрачные озерца, в которых так и тянет утопиться. – Думал, ты не обидишься, если я попробую чуть-чугь твоего сыра.
– Ничего себе чуть-чуть… сожрал почти половину. Ну да ладно… только потом возмести.
– Не беспокойся. – Дэвид произнес это так, словно его нисколько не интересовали подобные мелочи: что за сыр и чей это сыр.
«Позже, – объяснил диктор, – Лейла рассказала Дервле, что она почувствовала, открыв холодильник».
В это время на экране Лейла и Дервла лежали на своих кроватях в девичьей спальне.
– Дело не в сыре, – прошептала Лейла. – Дело вовсе не в сыре. Просто это же мой сыр.
День тридцать первый. 8.40 утра
– Честно говоря, я вовсе не уверен, что могу продолжать расследование, – проговорил Колридж.
День тридцать первый. 2.00 пополудни
– Эпизод с сыром Лейлы привел к первому кризису Джеральдины, – сообщил Боб Фогарти, когда Триша снова пришла в аппаратную. Они с Колриджем решили, что Фогарти именно тот человек, который больше других знал и об «арестантах», и о принципах производственной кухни «Любопытного Тома».
– А что это за кризис из-за сыра?
– Ушел ответственный редактор и увел двух своих помощников. Мне самому пришлось готовить передачу. А вы считаете, это не кризис? Я полагаю, что кризис.
– Почему он ушел?
– В отличие от меня, у него еще сохранилась капля профессиональной гордости, – горько заметил Боб, опуская плитку молочного шоколада в шапку пены на своем кофе. Ничего подобного Триша раньше не видела. – Превосходный профессионал, солидный уже человек, он больше не мог являться домой и каждый вечер объяснять жене и детям, что целый день старательно фиксировал ссору двух недоумков из-за куска сыра.
– Он подал в отставку?
– Да. Послал Джеральдине электронное сообщение, в котором говорилось, что «Любопытный Том» – позор британской телеиндустрии. Так оно и есть.
– И что Джеральдина?
– А вы как полагаете? Высунулась из окна и, когда он садился в машину, закричала вслед: «Ветер тебе в корму, чванливый мудак!»
– Значит, не возражала?
– Определенные неудобства возникли, особенно для меня. Но вскоре мы подобрали замену. Люди к нам идут. Мы популярное телевидение, – добавил он с сарказмом. – На острие индустрии: клевое, вызывающее, новаторское. Но новаторство оборачивается тем, что дикторы сидят на столах, а не, как полагается, за столами. Черт!
Он поболтал ложкой, отыскивая в кружке плитку шоколада, и Триша догадалась, что он намеревался ее только размягчить, а не растворить до конца. Когда люди вынуждены проводить рабочий день в темном помещении, у них вырабатываются странные привычки.
– Боже, как я завидовал этому уволившемуся типу! – простонал Фогарти. – Я пришел на телевидение освещать финалы кубков и «Грэнд нэшнл».[12] Ставить комедии и драмы, готовить научные и музыкальные передачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Значит, иногда и объект передачи влияет на сценарий?
– Но не без моей помощи: я показывал ее с привлекательной стороны. Решил, что буду последним подонком, если позволю себе пойти на поводу у Джеральдины.
День тридцать первый. 8.30 утра
Прочитав отчет Триши о разговоре с Фогарти, Колридж собрал совещание.
– В данный момент, – твердо заявил он, – я пришел к мнению, что мы ошиблись относительно семи подозреваемых и жертвы.
Подобно большинству его сентенций, эта тоже была встречена изумленными взглядами. Колриджу показалось, что он услышал, как ворочаются мысли в головах подчиненных.
– Как же так, босс? – удивился Хупер.
– Босс?
– Извините, я хотел сказать, инспектор.
– Благодарю вас, сержант.
– Как же так, инспектор: почему мы ошиблись с подозреваемыми и с жертвой?
– Мы смотрели на этих людей глазами продюсеров и режиссеров «Любопытного Тома» и не видели их такими, какие они есть на самом деле. – Колридж помолчал; он заметил в заднем ряду жующую резинку констебля, девушку-констебля… Ему очень хотелось приказать ей оторвать от листа клочок и выплюнуть жвачку на бумагу, но он понимал, что времена таких приказов давно миновали. Он бы не удивился, если бы узнал, что где-нибудь в Брюсселе учрежден суд, который включил право жевать резинку в реестр основных прав личности. И поэтому ограничился свирепым взглядом, от которого челюсть девушки замерла на целых три секунды.
– Поэтому мы должны быть очень осторожны в выводах. За исключением коротких бесед с оставшимися в живых «арестантами», приходится полагаться на лживый глаз телекамеры, который лишь кажется убедительным и правдивым, но на самом деле, как мы теперь понимаем, фальшив и недостоверен. Придется начать сначала и отбросить все предубеждения. Абсолютно все.
Таким образом, им ничего не оставалось, как копаться в архивах шоу «Под домашним арестом».
«Третий день «Под домашним арестом», – раздался голос Энди, диктора за кадром. – Лейла лезет в холодильник за сыром. Вегетарианский сыр – основной компонент ее диеты и источник протеинов».
– Вот видите, как телевидение пудрит нам мозги! – с возмущением воскликнул Колридж. – Если не вдумываться – полное ощущение, что происходит нечто важное! У этого типа талант преподносить абсолютные банальности таким тоном, словно речь идет о жизни и смерти.
– Мне кажется, все дело в шотландском акценте, – заметил Хупер. – Звучит искреннее.
– Он бы точно так же комментировал Карибский кризис… «В Овальном кабинете полночь. Президент Кеннеди еще не разговаривал с секретарем Хрущевым».
– А кто такой Хрущев? – поинтересовался сержант.
– Господи боже мой! Глава Советского Союза!
– Никогда не слышал о таком профсоюзе, сэр.
Колридж надеялся, что Хупер шутил, но почел за лучшее не спрашивать. И вместо этого нажал на кнопку «воспроизведение».
«Но посмотрите: Лейла обнаружила, что часть ее сыра пропала», – объявил Энди.
– Он говорит это так, словно она открыла пенициллин, – простонал инспектор.
День третий. 3.25 пополудни
Лейла сердито шарахнула дверцей холодильника:
– Вот еще новости… что за дела? Кто съел мой сыр?
– Я, – отозвался Дэвид. – А что, нельзя? – Он со всеми говорил мягким, слегка высокомерным тоном человека, познавшего смысл жизни, который, в чем он не сомневался, остальным был недоступен. Обычно Дэвид вещал из-за спины, потому что часто массировал другим плечи. Но, обращаясь прямо, любил смотреть в глаза, воображая, что его собственные обладают гипнотическим свойством: манящие прозрачные озерца, в которых так и тянет утопиться. – Думал, ты не обидишься, если я попробую чуть-чугь твоего сыра.
– Ничего себе чуть-чуть… сожрал почти половину. Ну да ладно… только потом возмести.
– Не беспокойся. – Дэвид произнес это так, словно его нисколько не интересовали подобные мелочи: что за сыр и чей это сыр.
«Позже, – объяснил диктор, – Лейла рассказала Дервле, что она почувствовала, открыв холодильник».
В это время на экране Лейла и Дервла лежали на своих кроватях в девичьей спальне.
– Дело не в сыре, – прошептала Лейла. – Дело вовсе не в сыре. Просто это же мой сыр.
День тридцать первый. 8.40 утра
– Честно говоря, я вовсе не уверен, что могу продолжать расследование, – проговорил Колридж.
День тридцать первый. 2.00 пополудни
– Эпизод с сыром Лейлы привел к первому кризису Джеральдины, – сообщил Боб Фогарти, когда Триша снова пришла в аппаратную. Они с Колриджем решили, что Фогарти именно тот человек, который больше других знал и об «арестантах», и о принципах производственной кухни «Любопытного Тома».
– А что это за кризис из-за сыра?
– Ушел ответственный редактор и увел двух своих помощников. Мне самому пришлось готовить передачу. А вы считаете, это не кризис? Я полагаю, что кризис.
– Почему он ушел?
– В отличие от меня, у него еще сохранилась капля профессиональной гордости, – горько заметил Боб, опуская плитку молочного шоколада в шапку пены на своем кофе. Ничего подобного Триша раньше не видела. – Превосходный профессионал, солидный уже человек, он больше не мог являться домой и каждый вечер объяснять жене и детям, что целый день старательно фиксировал ссору двух недоумков из-за куска сыра.
– Он подал в отставку?
– Да. Послал Джеральдине электронное сообщение, в котором говорилось, что «Любопытный Том» – позор британской телеиндустрии. Так оно и есть.
– И что Джеральдина?
– А вы как полагаете? Высунулась из окна и, когда он садился в машину, закричала вслед: «Ветер тебе в корму, чванливый мудак!»
– Значит, не возражала?
– Определенные неудобства возникли, особенно для меня. Но вскоре мы подобрали замену. Люди к нам идут. Мы популярное телевидение, – добавил он с сарказмом. – На острие индустрии: клевое, вызывающее, новаторское. Но новаторство оборачивается тем, что дикторы сидят на столах, а не, как полагается, за столами. Черт!
Он поболтал ложкой, отыскивая в кружке плитку шоколада, и Триша догадалась, что он намеревался ее только размягчить, а не растворить до конца. Когда люди вынуждены проводить рабочий день в темном помещении, у них вырабатываются странные привычки.
– Боже, как я завидовал этому уволившемуся типу! – простонал Фогарти. – Я пришел на телевидение освещать финалы кубков и «Грэнд нэшнл».[12] Ставить комедии и драмы, готовить научные и музыкальные передачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84