– Будем надеяться, что в этом случае шансов больше, поскольку человек, потея, теряет частицы кожи. Некоторые наверняка пристали к материи.
Но тут встрепенулся дежуривший на месте преступления полицейский.
– Мы считаем, что убийца пользовался той самой простыней, в которой впоследствии вышел этот чернокожий, Джейсон.
– Вот как? – задумчиво произнес инспектор. – Значит, если бы заподозрили Джейсона, он сумел бы объяснить, почему его ДНК оказалась на ткани.
– Полагаю, что так.
– В лаборатории разберутся за один-два дня, – вставила патологоанатом. – Распорядитесь отправить?
– Конечно, – отозвался Колридж – Хотя не особенно рассчитываю на успех. Я вижу на двери туалета есть замок?
– Да. Единственный в доме, – ответила Тюремщица. – Электронный. Открывается с двух сторон на случай, если кому-нибудь сделается плохо, человек повесится или всякое такое. Мы можем также открыть его из аппаратной.
– Но Келли не запиралась?
– Никто не запирался.
– Неужели? А почему?
– Видите ли, если у вас над головой камера, попытки закрыться становятся бессмысленными. А о том, что туалет занят, предупреждает лампочка.
– Выходит, убийце нечего было опасаться столкнуться с запертой дверью?
– Да. Примерно со второго дня «ареста».
Инспектор несколько минут изучал дверь и запорный механизм.
– Я решила его вставить в последний момент, – объяснила Джеральдина. – Подумала: пусть у них будет хотя бы видимость интимности. Жалко, что Келли не заперлась.
– Уверен, это бы ее не спасло, – ответил инспектор. – Убийца был настроен решительно. А запорная планка сделана из фанеры. Требуется совсем незначительное усилие, чтобы открыть дверь.
– Похоже, вы правы.
Колридж вызвал полицейского фотографа и проследил за тем, чтобы тот сделал снимки двери и замка. Потом вместе с сержантом Хупером повторил путь убийцы от туалета в мужскую спальню.
– Вряд ли что-нибудь есть на полу – предположил инспектор.
– Я тоже сомневаюсь, сэр. Ребята с первого дня топали по этим плиткам двадцать четыре на семь.
– Двадцать четыре на семь? – не понял Колридж.
– Это такое выражение, сэр, – осклабился сержант. – Означает: двадцать четыре часа все семь дней недели.
– Гм… весьма полезное… во всяком случае, экономное.
– Именно, сэр.
– Полагаю, американское?
– Так точно.
– Интересно, в нашей стране еще появляются хоть какие-нибудь новые выражения?
– Меня интересует другое, сэр: найдется ли в Англии второй человек, кроме вас, которому это не до лампы? – Хупер знал, что мог безнаказанно ерничать: Колридж давно его не слушал и нисколько не тревожился о трансформации английского сленга. Таков был способ его концентрации – старик становился еще зануднее, когда мозг приступал к решению проблемы. И на долгие недели погружался в мрачную педантичность.
Он еще с полчаса поизучал обстановку и, не обнаружив ничего существенного, оставил на месте преступления криминалистов, а сам решил побеседовать с подозреваемыми.

День двадцать восьмой. 3.40 утра

«Арестантов» собрали в комнате совещаний на втором этаже производственного помещения «Любопытного Тома» по другую сторону рва. Семерых усталых, испуганных молодых людей коротко допросили, разрешили принять душ и привели сюда. Они сидели здесь больше часа, и ужасная правда ночных событий постепенно доходила до их сознания.
Умерла Келли. Девушка, с которой они четыре недели жили в одном доме и дышали одним воздухом. А всего несколько часов назад дурачились и смеялись.
Это была вторая, самая потрясающая мысль, с которой приходилось мириться. А первая – очевидный факт, что убийца – один из них.
Смысл этого не сразу проник в их сознание. Сначала все плакали, обнимались, обменивались недоуменными восклицаниями и сочувствовали друг другу. «Арестантам» казалось, что во всем мире остались они всемером и теперь связаны особыми узами, которые не понять никакому чужаку. Все представлялось призрачным и нелепым: четыре недели взаперти, затем пьяная, сумасшедшая выходка в парилке, неожиданная «оргия», которая удивила их самих, смерть Келли и куча полицейских в доме. Последнее казалось самым странным. В доме, где не имели права появляться посторонние и откуда выходили только после сложной процедуры голосования, запросто расхаживали копы! Да, они являлись и раньше, когда арестовывали Воггла. Но тогда все выглядело совсем по-другому. Участников шоу было больше, и их никто не прогонял с их территории. А теперь всех загнали в крошечное гетто, в мужскую спальню, и они долго выпрашивали разрешения помыться.
Поначалу этот опыт их сплотил. Но вот Джаз, Газза, Дервла, Мун, Дэвид, Хэмиш и Сэлли уселись за стол совещаний – хмель быстро улетучивался из организмов, и вместе с ним испарялось призрачное чувство солидарности, сменяясь страхом и подозрением.
Колридж вызывал одного за другим – людей, с которыми ему вскоре предстояло близко познакомиться. И после очередной беседы все отчетливее выступала удручающая истина: либо эти шестеро не виноваты и ничего не знали, либо все просто покрывали друг друга. Потому что ни один из них ничего не хотел сказать о человеке, который вышел из парилки, чтобы расправиться с Келли.
– Честно говоря, инспектор, – заявил Джаз, – я понятия не имел, что там и как. Знал только, где из парилки выход, и все. Внутри абсолютная темень, поверьте – именно абсолютная. Мы сидели внутри два часа и крепко набухались. Буквально в стельку…
– Откуда вам стало известно, что именно два часа? – перебил его Колридж.
– Ниоткуда. Потом услышал. А в парилке все по барабану: что два часа, что две минуты, что два года. Мы прибалдели, поплыли, превратились в зомби и поймали двойной кайф. А потом завелись. Я лично на полную катушку. Понимаете, целый месяц воздержания, а тут привалило! На кой мне выход? Мне было здорово там, где я был.
Это было лейтмотивом всех ответов: «арестанты» потеряли чувство времени и пространства, но получали от этого удовольствие.
– Там было охренительно жарко, – заверила Колриджа Мун. – Темно, и мы напились. Такое чувство, словно паришь в темноте или что-то в этом роде.
– Вы заметили, как кто-то вышел наружу?
– Кажется, Келли.
– Кажется?
– Знаете, к тому времени я уже не соображала, где выход. И остальные, думаю, тоже. Вдруг мимо прошмыгнула одна из девочек… очень быстро. Я удивилась, потому что все мы сидели как отмороженные.
– Вам стало холодно? – Инспектор решил, что ослышался, и хотел, чтобы на пленке все было предельно точно.
– Свидетель хотела сказать, что их разморило, – пояснил Хупер.
– Что бы ни хотела сказать свидетель, она это сделает без вашей подсказки, сержант, – возмутился инспектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84