– надавила на него я.
– А тебя не предупреждали перед выпиской, чтобы ты воздерживалась… от… от всего на свете в течение года? – спросил он.
Сначала я решила, что он спрашивает об этом, чтобы переменить тему, но потом сообразила, что нет, это все на ту же самую тему.
– Да! – выпалила я, испытав некоторое унижение. Наверно, он подумал, что я к нему клеюсь. – Никаких контактов с противоположным полом! Это мне подходит, – соврала я. – А тебе посоветовали то же самое?
– Ага, никаких романов, никакого алкоголя, и даже в карты не играть! Удивительно, что они не запретили мне дышать. Вдруг подсяду на кислород?
Мы посмеялись. Потом он сказал:
– Как насчет среды? В семь тридцать, «У Стефана»?
– Отлично.
Я бодро повесила трубку. В конце концов, кокетничать-то и флиртовать можно.
61
По случаю свидания с Крисом я решила что-нибудь такое совершить: либо депиляция ног, либо новая стрижка. И то и другое я себе позволить не могла, да вообще-то, я и что-нибудь одно не могла себе позволить… Поэтому остановилась на стрижке. Какой смысл брить ноги? Секс нам с Крисом запрещен, так что все равно некому будет оценить гладкость моих ног. Если уж я собираюсь потратиться, пусть все увидят результат.
Во вторник утром, в предвкушении встречи готовая от радости размахивать сумочкой, я заставила маму отвезти меня в салон, чтобы Джасмин подстригла меня. И что на меня тогда нашло? Я всякий раз уходила из парикмахерской, едва сдерживая слезы.
Но потом ведь об этом забываешь. И только когда уже сидишь перед зеркалом, а кто-то бесцеремонно перебирает пряди твоих волос, приговаривая: «Боже праведный! Кончики мертвые!», ты вспоминаешь обо всем. Но тогда уже поздно.
Я так давно в последний раз совершала такие обычные поступки, как, например, визит к парикмахеру, что все эти зеркала, бутылочки, полотенца в салоне даже вызвали у меня нечто похожее на волнение. Но мне не ответили взаимностью. Приемщица едва взглянула на меня. Я объяснила, зачем пришла.
– Садитесь к раковине, – велела она и крикнула: «Грейн, Грейн, клиентка у второй раковины!»
Грейн не внушала доверия. Она выглядела совсем молоденькой. Я бы дала ей не больше тринадцати, если бы не знала, что таким молодым не разрешается обслуживать клиентов. Она доковыляла до меня на своих тоненьких ножках, попыталась установить со мной контакт, для начала встретившись взглядами. Ей это не удалось.
Она накинула на меня что-то и обмотала мне шею полотенцем. По-моему, ей было трудновато стоять на ногах на такой платформе. Она открыла воду, и я запрокинула голову. Но расслабиться не получилось.
– Э-э… Куда собираетесь в отпуск в этом году? – неловко начала Грейн светскую беседу. Так, вероятно, ее учили. Видимо, она жаждала заработать диплом не только по стрижке и окраске, но и по пустой болтовне.
– Никуда, – ответила я.
– О, это прекрасно, – неуверенно сказала она, намыливая мне голову.
На несколько секунд воцарилась благословенная тишина.
– А вы там раньше бывали?
– Много раз.
Прошло еще немного времени, она сполоснула мои волосы, налив мне при этом столько воды в уши, что мне показалось, она проникла в самый мозг.
– Вы собираетесь с друзьями? – поинтересовалась она.
– Нет. У меня нет друзей.
– Это здорово, – вежливо сказала она.
Пока Грейн намыливала, скребла, добавляла кондиционер, я испытывала некоторую гордость: значит, я еще могу казаться обыкновенной.
– Кто вас сегодня делает? – спросила Грейн. Мне показалось, что оборот не слишком удачный.
– Джасмин.
– Пойду позову… – она издала странный смешок (ладно, лишь бы открыто надо мной не смеялась), – позову Джасмин.
Она поковыляла от меня, сильно наклоняясь вперед из-за своих туфель и громко крича:
– Мора, Мора, твоя клиентка готова!
Едва увидев Мору-Джасмин, я тут же вспомнила ее, и не только потому, что она подравнивала мне волосы, когда я приезжала на Рождество. На ее лицо был наложен такой темный тон, что, при своих почти белых волосах, она казалась негативом фотографии. Такое трудно забыть. Проходя мимо Грейн, она что-то сердито сказала ей шепотом, может быть, просила не называть ее Морой.
Должно быть, меня она не узнала, потому что, проделав обычную процедуру – приподняв кончики моих волос, а потом отпустив их, она с отвращением и ярко выраженным дублинским акцентом произнесла:
– Хосподи! Кто вас стриг в последний раз? Какой-то ка-ашмар!
– Меня стригли здесь, – поморщилась я. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не начать говорить с тем же акцентом, что она. Я стеснялась своего выговора девушки из среднего класса – опасалась, вдруг она подумает, что я даю ей понять, что считаю себя лучше нее. Мне сейчас хотелось быть как они, Грейн и Мора, – что называется, от сохи.
– Хто? – грозно спросила она.
– Кажется, вы, – стыдливо пробормотала я. В наказание она стала лохматить мне волосы.
Парикмахеры – самая могущественная в мире профессия, и это не делает их более гуманными. Итак, она терзала мои волосы, пропуская их между пальцами, и издавала подобающее фырканье.
– Хосподи! – с отвращением заключила она. – Тонкие, рассыпаются. Што вы с ними сделали?
– Не знаю.
– Вы еще скажите, что сушите их феном!
– Иногда.
– Вы што, с ума сошли? Такие ломкие волосы, как у вас, сушить нельзя. А кондиционером хоть иногда пользуетесь?
– Разумеется, пользуюсь! Уж такие азы ухода за волосами я знаю. (Глупая ты корова!)
– Придется поверить вам на слово, – она злобно прищурила глаза.
– Когда я говорю, что пользуюсь кондиционером, – взвилась я, – я не имею в виду, что раз в неделю втираю в волосы подогретое масло, а потом обертываю голову теплым полотенцем. Но я пользуюсь обыкновенным кондиционером всякий раз, как мою голову.
– Понятно, – она поджала губы. – А следовало бы начать следить за волосами. За такими сухими волосами, как у вас, надо ухаживать.
Она помолчала. Я терпеливо ждала. Я уже знала, что за этим последует.
– Мы можем предложить вам определенный набор услуг, – сказала она, оправдав мои ожидания.
Я трепетала в ожидании цены, выхватывая из речи Моры отдельные словосочетания вроде «лабораторно проверенный», «эксклюзивный», «жизненно необходимое питание», «формула», «ваша последняя надежда».
– Сколько? – спросила я. Это был просто грабеж.
– Хорошо, – сглотнула я. – Я согласна.
– Вам еще понадобятся и шампунь, и мусс, и кондиционер, и пенка антифриз, и…
– Подождите, – сказала я, решившись наконец произнести самые суровые слова в своей жизни.
Я чуть-чуть выждала, набрала в грудь побольше воздуха и сказала: «Я не могу себе всего этого позволить».
Ее глаза встретились с моими в зеркале. Я понимала, что она мне не верит. Я знала, что она думает: «Вот дура набитая!» Я уже ждала, что она вцепится мне в глотку с воплем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
– А тебя не предупреждали перед выпиской, чтобы ты воздерживалась… от… от всего на свете в течение года? – спросил он.
Сначала я решила, что он спрашивает об этом, чтобы переменить тему, но потом сообразила, что нет, это все на ту же самую тему.
– Да! – выпалила я, испытав некоторое унижение. Наверно, он подумал, что я к нему клеюсь. – Никаких контактов с противоположным полом! Это мне подходит, – соврала я. – А тебе посоветовали то же самое?
– Ага, никаких романов, никакого алкоголя, и даже в карты не играть! Удивительно, что они не запретили мне дышать. Вдруг подсяду на кислород?
Мы посмеялись. Потом он сказал:
– Как насчет среды? В семь тридцать, «У Стефана»?
– Отлично.
Я бодро повесила трубку. В конце концов, кокетничать-то и флиртовать можно.
61
По случаю свидания с Крисом я решила что-нибудь такое совершить: либо депиляция ног, либо новая стрижка. И то и другое я себе позволить не могла, да вообще-то, я и что-нибудь одно не могла себе позволить… Поэтому остановилась на стрижке. Какой смысл брить ноги? Секс нам с Крисом запрещен, так что все равно некому будет оценить гладкость моих ног. Если уж я собираюсь потратиться, пусть все увидят результат.
Во вторник утром, в предвкушении встречи готовая от радости размахивать сумочкой, я заставила маму отвезти меня в салон, чтобы Джасмин подстригла меня. И что на меня тогда нашло? Я всякий раз уходила из парикмахерской, едва сдерживая слезы.
Но потом ведь об этом забываешь. И только когда уже сидишь перед зеркалом, а кто-то бесцеремонно перебирает пряди твоих волос, приговаривая: «Боже праведный! Кончики мертвые!», ты вспоминаешь обо всем. Но тогда уже поздно.
Я так давно в последний раз совершала такие обычные поступки, как, например, визит к парикмахеру, что все эти зеркала, бутылочки, полотенца в салоне даже вызвали у меня нечто похожее на волнение. Но мне не ответили взаимностью. Приемщица едва взглянула на меня. Я объяснила, зачем пришла.
– Садитесь к раковине, – велела она и крикнула: «Грейн, Грейн, клиентка у второй раковины!»
Грейн не внушала доверия. Она выглядела совсем молоденькой. Я бы дала ей не больше тринадцати, если бы не знала, что таким молодым не разрешается обслуживать клиентов. Она доковыляла до меня на своих тоненьких ножках, попыталась установить со мной контакт, для начала встретившись взглядами. Ей это не удалось.
Она накинула на меня что-то и обмотала мне шею полотенцем. По-моему, ей было трудновато стоять на ногах на такой платформе. Она открыла воду, и я запрокинула голову. Но расслабиться не получилось.
– Э-э… Куда собираетесь в отпуск в этом году? – неловко начала Грейн светскую беседу. Так, вероятно, ее учили. Видимо, она жаждала заработать диплом не только по стрижке и окраске, но и по пустой болтовне.
– Никуда, – ответила я.
– О, это прекрасно, – неуверенно сказала она, намыливая мне голову.
На несколько секунд воцарилась благословенная тишина.
– А вы там раньше бывали?
– Много раз.
Прошло еще немного времени, она сполоснула мои волосы, налив мне при этом столько воды в уши, что мне показалось, она проникла в самый мозг.
– Вы собираетесь с друзьями? – поинтересовалась она.
– Нет. У меня нет друзей.
– Это здорово, – вежливо сказала она.
Пока Грейн намыливала, скребла, добавляла кондиционер, я испытывала некоторую гордость: значит, я еще могу казаться обыкновенной.
– Кто вас сегодня делает? – спросила Грейн. Мне показалось, что оборот не слишком удачный.
– Джасмин.
– Пойду позову… – она издала странный смешок (ладно, лишь бы открыто надо мной не смеялась), – позову Джасмин.
Она поковыляла от меня, сильно наклоняясь вперед из-за своих туфель и громко крича:
– Мора, Мора, твоя клиентка готова!
Едва увидев Мору-Джасмин, я тут же вспомнила ее, и не только потому, что она подравнивала мне волосы, когда я приезжала на Рождество. На ее лицо был наложен такой темный тон, что, при своих почти белых волосах, она казалась негативом фотографии. Такое трудно забыть. Проходя мимо Грейн, она что-то сердито сказала ей шепотом, может быть, просила не называть ее Морой.
Должно быть, меня она не узнала, потому что, проделав обычную процедуру – приподняв кончики моих волос, а потом отпустив их, она с отвращением и ярко выраженным дублинским акцентом произнесла:
– Хосподи! Кто вас стриг в последний раз? Какой-то ка-ашмар!
– Меня стригли здесь, – поморщилась я. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не начать говорить с тем же акцентом, что она. Я стеснялась своего выговора девушки из среднего класса – опасалась, вдруг она подумает, что я даю ей понять, что считаю себя лучше нее. Мне сейчас хотелось быть как они, Грейн и Мора, – что называется, от сохи.
– Хто? – грозно спросила она.
– Кажется, вы, – стыдливо пробормотала я. В наказание она стала лохматить мне волосы.
Парикмахеры – самая могущественная в мире профессия, и это не делает их более гуманными. Итак, она терзала мои волосы, пропуская их между пальцами, и издавала подобающее фырканье.
– Хосподи! – с отвращением заключила она. – Тонкие, рассыпаются. Што вы с ними сделали?
– Не знаю.
– Вы еще скажите, что сушите их феном!
– Иногда.
– Вы што, с ума сошли? Такие ломкие волосы, как у вас, сушить нельзя. А кондиционером хоть иногда пользуетесь?
– Разумеется, пользуюсь! Уж такие азы ухода за волосами я знаю. (Глупая ты корова!)
– Придется поверить вам на слово, – она злобно прищурила глаза.
– Когда я говорю, что пользуюсь кондиционером, – взвилась я, – я не имею в виду, что раз в неделю втираю в волосы подогретое масло, а потом обертываю голову теплым полотенцем. Но я пользуюсь обыкновенным кондиционером всякий раз, как мою голову.
– Понятно, – она поджала губы. – А следовало бы начать следить за волосами. За такими сухими волосами, как у вас, надо ухаживать.
Она помолчала. Я терпеливо ждала. Я уже знала, что за этим последует.
– Мы можем предложить вам определенный набор услуг, – сказала она, оправдав мои ожидания.
Я трепетала в ожидании цены, выхватывая из речи Моры отдельные словосочетания вроде «лабораторно проверенный», «эксклюзивный», «жизненно необходимое питание», «формула», «ваша последняя надежда».
– Сколько? – спросила я. Это был просто грабеж.
– Хорошо, – сглотнула я. – Я согласна.
– Вам еще понадобятся и шампунь, и мусс, и кондиционер, и пенка антифриз, и…
– Подождите, – сказала я, решившись наконец произнести самые суровые слова в своей жизни.
Я чуть-чуть выждала, набрала в грудь побольше воздуха и сказала: «Я не могу себе всего этого позволить».
Ее глаза встретились с моими в зеркале. Я понимала, что она мне не верит. Я знала, что она думает: «Вот дура набитая!» Я уже ждала, что она вцепится мне в глотку с воплем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138